Василий Седугин - Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси
— Ого! Тебе как раз чуть-чуть не хватает состояния, она тебе его пополнит, — язвительно проговорил Алексей, которого успешное свидание Всеволода с девушкой задело. У него-то не получилось!
— Ну ладно, ладно, — примирительно проговорил Всеволод. Он был в благодушном настроении и готов был простить всем и вся и любить весь мир. — Но с ней было интересно, это главное!
— А мне не повезло, — вздохнул Алексей. — А так бы хотелось для разнообразия погулять с девушкой из простонародья!..
— Сегодня пойдёшь со мной?
— Да нет, неохота. Да и далеко. А ты?
— Спрашиваешь! Не могу дождаться вечера.
Когда шёл к площади на Лихосе, внезапно защемило в груди: вдруг Виринея забыла про него? Побаловалась немного и перестала думать, разве такое не бывает? Что он сделает тогда? Да ничего, покрутится в толпе и вернётся во дворец... Но когда увидел её, с надеждой и лаской глядевшую на него, у него отлегло от сердца. Виринея, милая, хорошая, замечательная Виринея, ты любишь меня! Как я счастлив, Виринея! Мне хочется прыгать, бегать, смеяться и петь и кричать всем о своём счастье, и я бы сделал это, если бы не понимал неуместность выражения своих чувств, неуместность, которая может обидеть тебя, моя Виринея. Он сжал её руку, и она поняла всё и качнулась к нему и на мгновенье прижалась, нежно и доверчиво.
А потом они танцевали вокруг костра, и даже когда её на некоторое время уводили от него какие-то парни, он был спокоен: знал, что она думает о нём, что они будут вместе, что он любит её, и сердце билось радостно и тревожно.
— Завтра большой праздник у христиан — день Святителя Николая Чудотворца, — сказала она на прощание. — Наша семья не работает. Мы с утра пойдём в церковь, а потом будем отдыхать. А как в императорских мастерских, этот день выходной или рабочий?
— Конечно, выходной, — тотчас ответил Всеволод и даже подивился при этом, как научился лгать в последнее время. — Так, значит, мы можем его провести вместе?
— А куда пойдём? Может, на море, покупаемся, поразвеемся?
— Нет, у меня есть интересней предложение. Завтра ожидаются конные бега на ипподроме. Я тебя приглашаю посмотреть на захватывающее зрелище.
— Это здорово! Я была раза два, мне очень понравилось.
— Значит, договорились? Я тебя жду перед началом бегов у входа на ипподром. Только не опаздывай!
Утром народ повалил на ипподром. За его пределами оставлялись колесницы и экипажи, возки и кареты, телеги с большими колёсами кочевников и кони, покрытые расшитыми волочившимися попонами; слышались крики людей, ржание лошадей, люди толкались, работали руками, мелькали разнообразные по цвету одежды, бледные, смуглые и чёрные лица — всё это стремилось вовнутрь ипподрома, а по краям толпы стояли продавцы яиц, рыбы, мяса, пирожков и прочих съестных припасов, которые раскупались, разбирались, расхватывались, потому что предстояло высидеть длительные скачки.
Появилась Виринея, радостная, с сияющими глазами, и всё вокруг будто посветлело. Они взялись за руки, и толпа понесла их вовнутрь ипподрома. Ипподром был центром жизни горожан и представлял собой огромное сооружение, которое вмещало в себя до сорока тысяч зрителей. Вход в него был бесплатный, он был открыт для всего населения независимо от сословия и профессии. В конце эллипса виднелась богато украшенная императорская ложа, она была окаймлена красными и фиолетовыми занавесями и уступом высилась над трибунами; её охраняла стража в позолоченных панцирях и шлемах с перьями, солнечные лучи играли на их обнажённых мечах и секирах. Ложа пока была пуста, но все знали, что император находится рядом с ней, в аудиенц-зале, где принимает знатных гостей, беседует с ними и обсуждает предстоящие скачки.
Слева от императорской ложи на трибунах рассаживались сторонники партии зелёных, а справа — партии синих. Эти партии сложились много веков назад и играли большую роль в политической жизни страны. К зелёным примыкали преимущественно купцы, торговцы и ремесленники, а ряды синих составляло много необузданных аристократов, которые подстригали бороду на персидский манер и частично обривали голову, подражая гуннам. Они носили узкие туники с большими плечами и рукавами, кончающимися длинными узкими манжетами на запястье, плотно прилегающие рейтузы и туфли, похожие на те, в которых ходили простые люди.
Партии становились очень опасными в период политических волнений в Константинополе, потому что имели право набирать и вооружать своих сторонников. Тогда вокруг них объединялся народ, и совместными усилиями свергался император или правительство, а иногда все разом. В обычной же жизни они принимали участие в императорских церемониях, поддерживали в хорошем состоянии городские защитные стены и следили за порядком на улицах. На ипподроме они выставляли своих спортсменов и организовывали зрителей в их поддержку.
Всеволод и Виринея сели на трибуну, заполненную сторонниками зелёных. Ипподром многоголосо шумел, шум перекатывался из одного конца в другой обширного сооружения, слышались голоса нетерпеливых зрителей, звуки барабанов, дудочек и труб, развевались стяги и знамёна. Наконец распахнулся занавес в императорской ложе, и на виду трибун появился Самодержец. Все встали и громкими возгласами приветствовали своего правителя. Несмотря на то что на троне часто менялись лица, многих свергали в результате государственных переворотов, авторитет императоров был очень высок К ним относились как к почти святым людям, на картинах их изображали с нимбом над головой. Императора называли «тринадцатым апостолом», а его резиденцию — «священными дворцами».
Император подошёл к краю ложи. Он был в белой мантии, пурпурной, шитой золотом порфире и широкой хламиде, застёгнутой на его мощной шее. Хламида была заткана золотым шитьём, блестевшим яркими узорами на зелёно-фиолетовом фоне. Сзади она спадала складками, которые расправлял внимательный сановник. На нём был золотой венец, усыпанный драгоценными камнями, лицо императора было смуглым, с выгнутым носом. Самодержец поднял полу своей мантии и троекратным знамением благословил собравшихся: сначала лицом к центральному сектору зрителей, потом к правому и, наконец, клёвому. Потом он бросил белый носовой платок в знак того, что игры начаты. В ответ раздался новый рёв огромной массы людей.
Тотчас открылись двери стойл, и первые четыре колесницы, выбранные по жеребьёвке, выкатили на беговую дорожку. Беговая дорожка была широкой, около шестидесяти метров, и позволяла мчаться разом четырём колесницам, запряжённым по четыре лошади каждая, так называемой «квадригой». Возничие были одеты в короткие туники без рукавов по цвету партий — зелёные и синие, они крепились перекрещёнными ремнями; лодыжки прикрывали кожаные гетры. Кони нетерпеливо били копытами, блестела на солнце дорогая и красивая упряжь. Вот взмах белым платком служителя ипподрома — и вся четвёрка ураганом понеслась вперёд. Спицы колёс превратились в светлые круги. Зрители вскочили, громкими криками, шумом барабанов, рёвом дудочек и труб подбадривали спортсменов. Всеволод взглянул на Виринею. Она вся целиком ушла в скачки, лицо её раскраснелось, глаза горели азартом, она что-то выкрикивала и подпрыгивала на месте.
Первой примчалась колесница зелёных. И тотчас трибуна, где сидели сторонники этой партии, взорвалась оглушительным криком, рёвом и грохотом музыкальных инструментов. Зато противоположная трибуна подавленно молчала. Префект, облачённый в тогу, вручил победителю пальмовую ветвь.
Затем на поле ипподрома выбежали мимы. Они начали разыгрывать бытовую сценку, как неверная жена провожает мужа в путешествие, а сама тотчас принимает у себя любовника. Но муж неожиданно возвращается и застаёт их вдвоём. Однако хитрая женщина находит неожиданный выход из этой пикантной ситуации и обводит вокруг пальца недалёкого мужа. Зрители были в восторге и провожали артистов громкими криками и аплодисментами.
Второй забег принёс победу снова зелёным. Сторонники зелёных опять неистовствовали, а синие угрожающе молчали.
— Как бы в драку не полезли, — обеспокоенно проговорила Виринея. — Многие могут жизнями поплатиться.
Но тут на поле вышли певцы и музыканты. Они стали исполнять сценку из жизни аристократов Древней Греции. Речь героев часто перемежалась пением, и вся постановка напоминала чем-то оперу, родившуюся потом в Европе. Зрители были покорены мастерством исполнения и забыли про спортивные страсти.
Третий заезд принёс победу синим. Теперь они устроили настоящий бедлам, а зелёные сидели тихо. Когда все успокоились, на поле вышли фокусники, они проделывали на глазах у многочисленных зрителей такие штучки, что те только недоумённо ахали и разводили руками...
Так продолжалось до полудня, пока не закончился шестой заезд. Он всегда был последним. Победы обеим партиям достались поровну, поэтому все расходились очень довольными. А столица несколько дней только и говорила о прошедших конных состязаниях.
