Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 2 - Марина Алиева
– Я слишком долго рассматривал тень, мой мальчик. Теперь любой свет меня ослепляет.
Совсем по-стариковски он отцепил от пояса медное кольцо с тяжелым ключом и протянул его юноше.
– Отныне всё это ваше, Великий Магистр. То, что мы искали, найдено, а больше мне тут делать нечего. Надеюсь, Рене, ты сможешь вернуть приорату белоснежный плащ и надеть его на плечи ордена, как положено. А свет твоего познания не будет таким обманчивым, чтобы со временем не пришлось понять, что всю жизнь видел только его изнанку.
– Зачем так горько, Карл? – спросил Рене, беря ключи. – То, о чем здесь говорилось, будем знать только мы с вами. Я не собираюсь ломать устои веры, пока не пойму до конца, для чего нам явлена Божья посланница. Но когда пойму я, поймут и другие. И вы тоже, Карл.
– Аминь, – коротко кивнул герцог. – Боюсь, правда, когда это случится, конец моего света уже наступит. Я болен, Рене. И сам ощущаю свою болезнь уже не просто легким недугом, который со временем пройдет, а тем, что будет терзать меня до последнего часа. Но пока этого не случилось… если можно… я бы хотел увидеть эту девочку. Ты можешь мне это устроить?
Рене посмотрел герцогу в глаза и коротко кивнул.
– Я подумаю, как это сделать…
* * *
«Любезный герцог, мой сын сообщил мне о Вашей удачной находке. Полагаю, ничего лучше быть уже не может. Хотелось бы только, чтобы на известном Вам предмете были видны следы времени и долгого забвения. Рене уверяет, что сделать это несложно. Но следует помнить, однако, что извлеченная на свет вещь должна легко обрести свой первоначальный вид, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в её готовности быть использованной…
Хочу просить Вас также лично проследить за строительством укреплений в крепости Вокулёр. По имеющимся у меня сведениям, решение о приведении к присяге на верность английскому королю Витри-ле-Франсуа и Вокулёра уже принято, и та отсрочка, которой пока удалось добиться, будет, скорей всего, недолгой…»
Мадам Иоланда, устало потерла лоб рукой, приписала несколько положенных любезных фраз, запечатала письмо и, отложив его в сторону, повалилась головой на скрещенные руки.
Господи! Как же она устала!
Акт о передаче под власть герцога Бэдфордского герцогства Анжу и графства Мэн был ей предъявлен сразу после разгрома под Вернейлем. И, одной из первых, под ним стояла подпись ненавистного Кошона.
Реакция мадам Иоланды была мгновенной! О браке дочери с герцогом Жаном Бретонским договорились с поспешностью, никого не обманувшей относительно причин этого брака. Умный герцог очень много говорил о том, что готов был признавать договор в Труа, но только при Монмуте и до тех пор, пока у французских герцогов королевской крови не начали отбирать их владения. Решимости ему добавили письма, полученные от влиятельных людей Европы, из которых Жан Бретонский то и дело узнавал о растущем недовольстве английского парламента, о наметившемся из-за этого разладе внутри страны, которая, если так пойдет и дальше, недолго будет оставаться победительницей, и о том, что герцог Глостер – последний, оставшийся в живых брат Бэдфорда – едва справляется с оппозицией.
– Сегодня регент отнимает ваше Анжу, мадам, а завтра захочет пожаловать какому-нибудь Саффолку мою Бретань, – говорил Жан, подписывая договор о союзе с герцогиней Анжуйской или, говоря вернее, с дофином. – Французский принц по крайней мере будет заинтересован в нас, а не в наших владениях…
Вместе с братом, уже вступившим в должность коннетабля при дворе Шарля, он почти открыто выразил своё желание выйти из англо-бургундского союза. Официальным мотивом стала распря, возникшая между Хэмфри Глостерским и герцогом Филиппом за Нидерланды. Но этот – по сути весьма ощутимый удар для англо-бургундской коалиции – едва не утонул в море вдруг повалившихся на голову Бэдфорда огорчений. Мадам Иоланда, зорко следившая за каждым шагом регента, готова была пальцы загибать, ведя учет его бедствий.
Палец первый – брат Глостер, лорд-протектор Англии, который мог бы более жестко говорить с оппозицией и парламентом, не возвратись он в Англию с затаенной обидой на то, что больше половины облюбованных им территорий были отданы герцогу Бургундскому. И требовалось совсем немного, чтобы подтолкнуть его к ведению военных действий против своих же союзников – бургундцев, которые ведь могли не на шутку обидеться…
Палец второй – нехватка средств. И невозможность их пополнения за счет новых завоеваний, потому что требовалось тратиться и тратиться на два фронта, чтобы удерживать уже завоеванное.
Палец третий – конечно же, потеря таких союзников, как герцоги Бретонские, благодаря чему захват Анжу и Мэна становился практически невозможным, потому что теперь на защиту герцогства и графства рядом с Луи Анжуйским встал бы не только один герцог Лотарингский.
Четвертый – необходимость бросать дела во Франции и мчаться в Лондон, где лорд-верховный канцлер Генри Бофорт вдруг вспомнил об убиенных Ланкастерами родственниках и создал при дворе настоящую группировку против Хамфри Глостерского. А тот охотно принял вызов, как будто других дел у него не было! И сразу подняли голову Йорки – тоже, верно, загибающие пальцы и уловившие уже запашок уязвимости, идя по которому вернее всего можно выйти к трону…
Мадам Иоланда обеими ладонями с силой потерла утомленное лицо.
Она отдавала должное герцогу Бэдфордскому как политику и отменному бойцу, умевшему не только отражать удары, но еще и наносить свои – весьма ощутимые. И прекрасно понимала, что с ним вряд ли удастся легко покончить. Однако, отсрочка в год… а, может, и в полтора у неё есть. И этого довольно!
Сейчас она отдохнет, а потом напишет последнее на сегодня письмо отцу Мигелю, смысл которого можно свести к одному слову: «Пора!».
ШАТО Д'ИЛЬ
(1425 год)
«… Слоны ринулись вперед, готовые смести все на своем пути. Но Сципион знал об этой уловке Ганнибала. Накануне, словно в насмешку, он показал карфагенянским послам весь свой лагерь – войско и даже вооруженную по-новому конницу, как будто хотел сказать, что не боится сражения. Теперь же, когда началась атака, будто продолжал насмехаться и велел своим полкам особым образом сомкнуться и пропустить боевых слонов Ганнибала по свободному пространству к укреплениям, за которыми ожидали копьеносцы. Животные неслись к своей гибели. А те из них, кому повезло выжить, обернулись и побежали на своё же войско…»
Отец Мигель захлопнул книгу.
Вот, что значит, предупрежден – значит вооружен. Тайное оружие сильно только тем, что к нему не готова противоположная сторона… С пятидесятитысячным войском Ганнибал не
