Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина
– Врач её осмотрел, она спит. Сказал, что у неё инсульт, но постараются её вытащить. Хороший дяденька, – всхлипнув, пробормотала Зинуля.
Лёля оставила на тумбочке апельсины и отдала Зинуле деньги, пообещав, что приедет завтра. Вырвала из записной книжки листок, написала номер телефона родителей, отдала Зинуле и сказала, чтобы звонили ей в любое время, если что-то срочно понадобится. Добавила, что будет жить у родителей. Уходя, спросила у медсестры, когда можно будет поговорить с врачом и есть ли надежда. Сестра сухо ответила, что если бы не было надежды, её больную положили бы совсем в другом коридоре. На лестнице Лёля встретила Дусю. Вид у Дуси был воинственный. Дуся объяснила, что в раздевалке посетители разобрали все халаты и надо было бы долго ждать, и потому она решила прорваться без халата. Лёля отдала ей свой халат, а женщине в раздевалке объяснила, что отдала халат посетительнице, своей знакомой. Гардеробщица не рассердилась:
– А… той боевой тётке, которая тут скандалила, всех переполошила. Что поделать? Не хватает халатов, их крадут, уносят домой. Это те, которые постоянно навещают своих.
Лёля снова легко поймала такси и приехала на Метростроевскую. Попросила водителя подождать. Вошла в комнату, побросала в чемодан свои вещички, их было немного, уложила учебники, тетради и книги. Ключи от квартиры вместе с умилительной белочкой-брелоком оставила на письменном столе, на видном месте. За стеной молодой сильный голос старательно выводил: «До-о-о, ре-е-е, ми-и– и…» – распевался. И без паузы: «…Оружия ищет рука…» Дина раздражённо несколько раз ударила по клавише – певец фальшивил. «Анкор! Анкор!..» – «…Оружия ищет рука!..» Одобрительные возгласы Дины Михайловны «Тре жоли! Бон!» означали, что певец справился с музыкальной фазой, добился чистоты звучания.
Лёля заглянула в комнату старушки. Та спала, мирно похрапывая. Лёля распахнула дверь в столовую и в комнату, где она жила с мужем, тихо захлопнула за собой входную дверь и побежала вниз. Таксист её ждал. Было около четырёх часов дня.
Чемодан был небольшой, но из-за книг оказался тяжёлым. Когда она вошла в квартиру родителей с чемоданом, они сразу всё поняли. Мама криво усмехнулась:
– Недолго музыка играла, как я и предвидела, и предупреждала…
Под строгим взглядом отца она смолкла. Дарья Петровна встретила Лёлю с улыбкой. Родители внимательно вглядывались в дочь. Они всё знали о Коленьке и о тёте Пане, утром Лёля им позвонила из автомата, когда вышла из барака. Лёля прошла к себе и села на кровать. Дарья Петровна принесла чашку горячего чая и кусок шарлотки, поставила рядом на журнальный столик. Вошла мама и произнесла фразу, которую Лёля слышала от неё много раз, но теперь эти слова были как нельзя кстати:
– Не вешай нос, не печаль хозяина!
Эти слова Лёля много раз слышала в детстве от бабушки. У Лёли потеплело на душе. Она наконец дома!
– Тебе надо отдохнуть, прошедший год был для тебя тяжёлый. Сейчас выпей чайку, согрейся и поспи. На тебе лица нет. Дарья Петровна не нарадуется, что ты вернулась, она твоего мужа терпеть не могла. Говорила: пустельга, такие для приятелей, не для семьи.
За ужином мама сообщила, что есть вакансия преподавателя английского языка в музыкальном училище рядом с домом. С осени, что очень гуманно, так что у Лёли будет время отдохнуть, прийти в себя. А пока двух частных уроков в неделю вполне достаточно.
Папа предложил для Лёли занятие:
– У меня к тебе будет просьба такого рода. Я должен ответить письмом одному английскому писателю-историку, и мне понадобится точный перевод на английский язык некоторых цитат из книги моего знакомого академика Тарле, эту его книгу не переводили… Признаться, английский язык я изрядно подзабыл. Не спеши, не так срочно. Черновик своего письма я набросаю и на днях покажу, там могут быть огрехи.
После ужина они молча сидели за столом. Отец снова заговорил:
– Что касается остального, мы с мамой готовы помочь твоей тёте Пане, а Коленьке уже ничем не поможешь, увы. Его убили неповоротливая бюрократическая машина, канцелярская волокита, равнодушие начальства и безответственное отношение к своим обязанностям исполнителей. Мы сделали всё, что могли. Конечно, найдут стрелочника, уже, вероятно, нашли, но я судил бы истинных виновных своим судом. Скажите мне, положив руку на сердце, уж так ли велика вина молодого человека? Так ли тяжко его преступление? В чём состав его преступления? В том, что он легкомысленно вознамерился послужить трём прекрасным юным девам? Он не похищал дев, не заточил их в узилище. Он вернул их родителям весёлыми, физически здоровыми и невредимыми. Он вернул «карету» в целости, без единой царапины. Он подарил радость юным существам! Он совершил этот необдуманный поступок от чистого сердца, по безрассудству. Так заслужил ли он страшную казнь на костре? Это аутодафе?! Нет, нет и нет! Я говорю: истинные преступники – те, по чьей вине свершился этот неправый суд. Я бы уготовил им вот какую кару: на самой большой площади города приковал бы к позорному столбу каждого, кто имел отношение к этому делу, и на шее каждого из них повесил бы доску с начертанными на ней такими словами: «Этот субъект по лености своей и равнодушию затянул прохождение бумаг, в результате чего погиб молодой, подающий надежды человек, который мог бы принести большую пользу людям, своей стране». Второму я бы написал на доске так: «Этот не сумел или не захотел вникнуть в суть дела, проявить человечность, сострадание, в результате чего погиб молодой, талантливый человек, будущий прекрасный инженер или учёный, сын великой труженицы и геройски погибшего на войне отца». Третьему: «Этот по небрежению к своей работе и скудоумию не обеспечил безопасную дорогу для осуждённых и тем обрёк на страшную гибель в огне более тридцати человек!» Наверняка были и другие персоны, приложившие руку к данному преступлению. Им тоже полагается по позорному столбу с доской на шее и соответствующими словами, определяющими их вину. Мой приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Все они виновны и должны вечно стоять у позорных столбов с порочащими их словами в назидание потомкам. Заседание суда окончено, все свободны… думать!.. Коленька будет жить в нашей памяти. «Vita mortuorum»
