Дочь понтифика - Дарио Фо
Франческо Гонзага, претендующий на высокий пост в папской армии, претерпевает незадолго до упомянутой выше битвы при Аньяделло тяжелый приступ застарелой своей болезни: пошатывание во время ходьбы, потеря равновесия и координации движений, жар и частичный паралич – не очень-то раскомандуешься. Вскоре ситуация становится известна всем и каждому, над маркизом смеются военачальники и простые солдаты, менестрели по всей стране сочиняют язвительные песенки.
Но это еще полбеды. Обострение примерно через два месяца проходит, Франческо вновь на коне. Однажды во главе небольшого отряда он производит передислокацию, однако по причине густого тумана оказывается в расположении превосходящих сил противника и попадает в плен.
Маркиза перевозят в Венецию и заключают в тюрьму. Сначала он думает, что смертный приговор обеспечен, и болезнь на нервной почве опять обостряется, но вскоре становится ясно: родовитого узника содержат как заложника для последующего выгодного обмена. Сжав зубы, Гонзага ждет.
Тем временем Изабелла и Лукреция не бездействуют: и та и другая шлют послания правительству Светлейшей Республики с просьбой о скорейшем освобождении Франческо. Герцогиня к тому же побуждает мужа, который как-никак главнокомандующий, прозондировать почву на самом верху.
Желая поддержать Изабеллу в одинокой печали, Лукреция отправляется в Мантую. Прибыв водным путем, еще с причала она видит маркизу, стоящую у ворот замка.
Та, переваливаясь под тяжестью собственного веса, спешит, как может, навстречу герцогине и, обняв ее, одышливо произносит:
– Спасибо, что навестила. Мне так нужны друзья! Ты оказалось единственной из всех…
Завтрак подан на первом этаже замка.
– Что скажешь нового? – спрашивает Изабелла.
– Тебе не трудно как-нибудь выпроводить прислугу? – шепчет в ответ Лукреция.
– Конечно. А что случилось?
– Сначала выпроводи.
Маркиза велит оставить их наедине и повторяет:
– Что случилось?
– Новости недурные, но не для чужих ушей. Нас никто не может подслушать под дверью?
– Будь спокойна, челядь хорошо вышколена.
– Отлично. Ты знаешь, что я просила Альфонсо обратиться к понтифику?
– Конечно, и благодарна без предела. Каков же результат аудиенции, если она состоялась?
– Состоялась, и Юлий II сказал, но под величайшим секретом, что волноваться и суетиться не стоит.
– Почему же?
– Потому что в ближайшее время изменится весь политический расклад.
– Неужели?
– Подробности никому не известны, даже Альфонсо в них не посвящен. Однако в общих чертах дан намек, что Венеция больше не станет рассматриваться как основной противник.
– Как же так? Ведь столько крови пролито, и они уже вовсю делят земли Светлейшей Республики.
– Тем не менее понтифик готовится к миру с дожем.
– Голова крýгом: вчера – смертельные враги, а завтра – ничего подобного.
– Тут политика, дорогая Изабелла. Дамы меняют кавалеров, кавалеры – дам.
– И что даст это новое распределение?
– Не знаю, но нам оно только на руку. Если дож и папа договорятся, считай, что Франческо – вольная птица.
Изабелла, забыв о тягостной тучности, бросается гостье на шею:
– Ты ангел, Лукреция!
Все утряслось. Венеция и Ватикан не просто кончили дело миром, но и заключили союз. Заключили – и заключенный Гонзага, проведя год в заточении, возвращается домой, измученный, но счастливый. Поздравления, объятия и праздничное пение.
Конфигурация Камбрейской лиги тоже претерпевает радикальные изменения. Юлий II, помирившись со Светлейшей Республикой, объявил войну Франции. Значит, Людовика XII – побоку; следовательно, старая конструкция неминуемо распадается, необходимо создавать новую. Вместо лиги Камбрейской возникает Священная, в которую входят некоторые итальянские государства, Арагон, швейцарские кантоны, немцы… Да благословит нас Бог!
Но Альфонсо, гонфалоньер, решительно отказывается повернуть армию против французов, которые всегда были покровителями Феррары. Ах так? Понтифик отлучает его от церкви, лишает высокого звания и назначает главнокомандующим свежеосвобожденного маркиза Мантуи. Этого мало: Франческо приказано незамедлительно двинуть войска на владения герцога д’Эсте и присоединить их к Папской области. А чтобы Гонзага меньше смущался родственными связями и не вздумал противоречить, его десятилетнего сына Федерико, унаследовавшего-таки болезнь отца, берут в Рим заложником.
Франческо Гонзага, лишенный возможности командовать папской армией
Альфонсо в городе нет: теперь он сражается уже против лиги на стороне Людовика XII, проблемы же Феррары, как прежде, ложатся на плечи Лукреции. Она адресует несколько писем маркизу, внезапно ставшему противником, заклиная его любым способом уклониться от нападения на герцогство. Ответов не воспоследовало.
Тогда Лукреция, беспокоясь о безопасности детей (их уже двое: годом раньше родился Ипполито), решает уехать с ними в Милан. Узнав об этом, горожане толпой собираются у герцогского палаццо и умоляют не бросать их в трудную минуту: «Вы наша единственная надежда, госпожа! Приказывайте, мы готовы выполнить любое ваше желание!»
Она растрогана: «Конечно, я остаюсь. Будем бороться с опасностями вместе», – и начинается строительство дополнительных крепостных укреплений; в этих работах участвуют все жители: и мужчины, и женщины[41].
Вскоре приезжает Альфонсо и берет фортификационные заботы на себя. История сохранила для нас прелюбопытный эпизод. Однажды, когда герцог осматривал новую орудийную башню, явился гонец из Ватикана и подал ему запечатанное послание. Альфонсо сорвал печати и громогласно прочел: «Я, Юлий II, понтифик Римской церкви, повелеваю тебе вручить ключи от города моему посланнику. В противном случае через несколько дней у ваших стен будет стоять войско святого престола».
Герцог дружески берет гонца под руку и говорит, прогуливаясь с ним вдоль аппарели:
– Передайте святому отцу, что я его понял. Как только папская армия подойдет к Ферраре, он получит требуемое, и вот каким образом. Видите ту огромную пушку? Она называется mazadiàvul, то есть убийца дьяволов, и стреляет металлическими шарами, – Альфонсо демонстрирует посланнику ядро. – Эта штуковина, полая внутри, состоит из двух полусфер, – и он разъединяет их. – В пустое пространство я положу ключи от Феррары, вновь соберу снаряд и, когда папа окажется на расстоянии выстрела, пух – пальну прицельно прямо в толстое брюхо. Интересно, много ли ворот откроет понтифик после этого.
Французская болезнь и французская помощь
Святой отец прибыл из Рима в Болонью, где дислоцировано войско под командованием Франческо. Понтифик требует от своего гонфалоньера решительных действий.
– Я бы рад, – оправдывается тот, – но плохо себя чувствую: болезнь опять усугубилась. Приходится что ни час глотать меркурий. Отрава, конечно, но есть надежда, что поможет. Вы-то не хуже меня знаете, как мучителен люэс.
Понтифик сострадает товарищу по несчастью:
– Хорошо, лечись. Но как только будешь в силах – вперед. И не распускай язык: пусть никто не знает, что я знаю не хуже тебя.
В Ферраре продолжают укреплять оборонительные сооружения и радостно встречают французов-союзников. Лукреция устраивает пышные уличные праздники и дворцовые приемы. Сохранилось
