Владислав Бахревский - Свадьбы
Лихачев вызвал к себе в Приказ Осипа Петрова, стал выговаривать ему и дал письменную память для всего Войска Донского. “Вы бы, атаманы и казаки, вперед таких новоприходцев, как Смирка Мятлев и Евтифий Гулидов, на которых обиженные люди челом бьют, в станицах своих в Москву не присылали, чтобы вперед ссоры не было. А присылали б донских казаков добрых, которые на Дону живут старо”.
Строго ответил станичный атаман московскому дьяку:
“У нас на Дону казаки все равны - и старые и новые. И кого Войско Донское ехать станицей в Москву назовет, в награду за верную службу государю и на пользу Войску Донскому, тот в Москву и поедет”.
Лихачев рассердился. Беды ждали казаки, а им вдруг корм дали хороший, доброе жилье.
Казаки думали, что это Морозов за них к царю ходил, а дело было куда сложнее. Перемена в житье-бытье казачьей станицы произошла по милости боярина Федора Ивановича Шереметева.
То, что казаки Азов у турок отбили, легло поперек боярской души, но коли дело сделано, и дело немалое, нужно паруса государственного корабля ставить по ветру, покуда он попутный. Ничто не должно препятствовать движению, все малости надо было учесть, а казачье посольство не такая уж и малость.
Шереметев понимал, что значит Азов для Русского государства, но он понимал, что значит для турок отказаться от Азова. Азов для русских - конец татарского разбоя, для турок отдать Азов - потерять Европу. Сначала выскользнут из-под власти ногайские племена, которые опять попросятся под руку Москвы в астраханские и заволжские степи. Угроза нависнет над Крымом, а потерять Крым - потерять бич, посвистывающий за спинами болгар, валахов, молдован, мунтян… Православная Молдавия потянется к Москве, а там и Болгария. Выпадет из цепи одно малое звено, и цепь не цепь - груда ржавого железа.
Покуда казаки в Азове, турецкая грозная армия - посмешище для Европы и для враждебной Персии. Если турки не одолели три-четыре тысячи казаков, сдали им лучшую свою крепость, значит, не так уж они страшны.
Знал Шереметев и свою, русскую, силу. С турками скоро не повоюешь, а втягиваться в долгую войну - значит завести на Руси новый червь смуты. Рубцов на теле России - и вдоль, и впоперек, и крест-накрест, и по старым ранам бито. Все швы розовые, молодые, есть которые кровоточат, есть которые гниют. Большой войны нельзя допустить, но может статься, что Азов, добытый для царя донскими казаками, как раз и спасет Россию от большой войны. Казачий удар - упреждение воинственному Мураду IV. Мурад в погоне за бранной славой, коли удастся ему отобрать у персов Багдад, может двинуть свою саранчу на Московское государство. Но прежде чем вторгнуться в украйны государства, ему придется овладеть Азовом.
Было над чем поломать голову!
ШЕРЕМЕТЕВ
Глава первая
Боярин Федор Иванович Шереметев о больших делах думать любил среди шума и гама. Когда молод был, волков ездил травить, а теперь собирал в своих палатах потешный пир и гулял со скоморохами как равный. Среди шума-то мысль вдруг и пронзала его, являлась как бы сама собой, без потуг.
Боярин сразу вспыхивал, становился горластым, рукастым, а внутри себя, в тоненькой скорлупочке, берег ненаглядную мысль, как цыпленка. Берег, шумел и ждал: не осенит ли еще? Пир мчался колесом, кувырком. Боярин тоже как ветряная мельница, но глубоко спрятанные жернова в темноте, в прохладе добывали из зерен нежного помола муку для будущих великих государственных хлебов.
Гостей, уставших от буйного веселья, щедро напоенных, накормленных и одаренных, молчаливые слуги боярина выпроваживали жестоко, скопом, без прощальных церемоний и пьяных целований.
Федор Иванович умывался ледяной, с погреба, водой, полоскал рот, чтобы нёбо стало холодным и чистым, и шел в деловую комнату, где его ждал подьячий, ясным утренним голосом диктовать указы и повеления.
В 1637 году боярину Шереметеву стукнуло шестьдесят шесть лет. Боярин был уверен: все - и самое интересное, и самое страшное, и самое радостное - у него уже позади. Ничто его в этом мире не могло удивить, осчастливить и раздосадовать. Удивлялся, радовался и горевал он не потому, что испытывал эти чувства, а потому, что знал: это людей должно удивлять, это делает их счастливыми, а это - несчастными.
Первую военную награду - золотой - Федор Иванович Шереметев получил в 1591 году за оборону Москвы от хана Гази Гирея, отца Инайет Гирея. Первый политический ход сделал в 1598 году.
7 января болезный государь Федор Иоаннович скончался. Род Рюриковичей иссяк. Земский собор, продуманный Борисом Годуновым, избрал Годунова на царство. Молодой Федор Шереметев на соборе поставил подпись в пользу избрания Годунова, и благодарный царь послал его воеводой в Чернигов. Но в это же самое время Шереметев породнился с Романовыми. Он взял за себя дочь московского богача князя Бориса Камбулатовича Черкасского - Ирину Борисовну. Княжна Ирина - дочь Марфы Никитичны Романовой - была любимой племянницей Федора Никитовича Романова, будущего патриарха.
На двух конях, которые бегут в разные стороны, много не наездишь, - разорвут. Прыткий Шереметев хоть и оседлал обоих коней, но тоже должен был выбирать. Царская любовь дорога, а жена ближе.
В ноябре 1600 года, когда над Романовыми разразилась царева гроза, когда Федора Никитовича постригли в монахи и сослали в Сийскую обитель, жену его, отныне инокиню Марфу - в Онежские скиты, князя Черкасского с женой, сыном Иваном и сыном Федора Никитовича - шестилетним Михаилом - на Белое озеро, досталось и Шереметеву. Его дом в Кремле разграбили, его родовую рязанскую вотчину, село Песочное, взяли в казну, а самого отправили воеводой в Тобольск.
Все изведал боярин Шереметев, русские дороги на край земли, царскую милость и царский гнев, войну, разорение и богатство.
Был за свою жизнь Федор Иванович воителем, был и строителем. В его воеводство в Тобольске поставили церковь Святителя Николая. По его приказу в 1603 году основан город Томск.
Московское боярство, получив земского царя, меж тем не унималось. Из Сийского монастыря Годунову доносили: “Старец Филарет смеется неведомо чему. Говорит про мирское житье, про птицы ловчие и про собаки, как он в миру жил, а старцам говорит: увидят они, каков он вперед будет”.
Нити боярских заговоров тянулись во все стороны государства, добирались до Сибири. На расправу позвал Годунов Шереметева, но дорога из Тобольска дальняя, можно целый год ехать, и, когда Шереметев прибыл в Москву, царь, никому уже не доверявший, принял его как верного слугу.
В Москве было страшно.
Три голодных года подряд распалили воображение. Являлись легенды о царе-грешнике, царе-детоубийце. У Романовых на подворье взращенный, бежал в Литву монашек Гришка Отрепьев. Пошли слухи о чудесном спасении Дмитрия, истинного владельца Московского престола.
От царя Годунова - народу милостивое и доброе: от всех податей освободил крестьян на три года, но добро оборачивалось злом, в милостях видели слабость.
К ужасу простых людей, по городу по стольному бегали лисы. Множество лис. Их руками ловили.
И венцом всех бед - война. Самозванец с казаками и поляками двинулся на Москву.
Годунов, забыв о всех обидах, которые он учинил Шереметеву, пожаловал его воеводой и послал взять у казаков Кромы.
*
Городок стоял на горе среди болот. Окруженные земляным валом и деревянной стеной с десятью деревянными башнями, Кромы не могли бы долго противостоять обученному царскому войску, когда бы за стенами сидели такие же обученные стрелецкие войска, но за деревянными стенами, за земляным валом сидели казаки, свято верившие, что Самозванец - истинный, непорочный, оболганный и обиженный коварным Годуновым царевич Дмитрий.
Шереметев под Кромы подступил горячо, да взять не сумел.
У казаков атаманом был лютый воин и чародей Корела. Он не только от Шереметева отбился, но и от большой царевой рати воевод Федора Мстиславского и Василия Шуйского. Восемьдесят тысяч доблестных московских и городовых дворян, лучшие стрелецкие полки и ополчения не могли одолеть четырехтысячное казачье войско.
13 апреля 1605 года скоропостижно умер Борис Годунов. Говорили, отравился.
Шереметев со своим отрядом был послан в Орел. Здесь он встретил Самозванца хлебом и солью.
20 июня 1605 года Самозванец торжественно вступил в Москву. Заняв престол, царь, чтобы удержаться, должен миловать и награждать. И Самозванец тотчас наградил своих “родственников” - Романовых.
Филарета посвятили в митрополиты. Ивану Никитовичу Романову сказали боярство, всех вернули из ссылок, кроме малолетнего Михаила, который в России имел опять-таки по степени родства самые законные права на престол, но и того с Белого озера перевели в большой город Кострому.
