Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель
Английский король Карл Стюарт оставался наследственным королём Шотландии. По его поручению государственными делами в Шотландии занимался Тайный совет. Это поручение оставалось всего лишь благим пожеланием. В действительности Тайный совет был не в состоянии чем-нибудь управлять. В отсутствие короля в Шотландии окончательно воцарилась анархия. Бароны враждовали между собой, кланы с трудом переносили друг друга, церковная власть перестала существовать, её заменили синоды, которые верующие избирали и переизбирали в каждом приходе, и общешотландская Генеральная ассамблея, которая собиралась раз в год.
Король и архиепископ не могли мириться с таким положением. Они учреждали в Англии неограниченную королевскую и церковную власть. Такая же неограниченная власть должна была установиться в Шотландии. Оба действовали постепенно и осторожно. В ход пускались лживые обещания, угрозы, запреты и подкуп. Мелким землевладельцам предлагали по дешёвке выкупать церковную десятину; оказавшимся лишними, абсолютно безвластным епископам предлагали высшие должности и вводили их в Тайный совет. Почуяв подвох, проповедники обрушились с обличениями на короля и архиепископа, возрождая традиции Нокса, — их перемещали, отзывали или попросту изгоняли за пределы страны. Шотландский парламент, постыдно бессильный, под влиянием оскорблённого национального чувства иногда выражал недовольство, — из-за прений парламент распускали, а выборы надолго откладывали и затем подтасовывали результат в свою пользу. С помощью подкупа или насилия ограничивали собрания верующих, затрудняли работу синодов и в конце концов запретили созывать Генеральную ассамблею. Казалось, шотландским вольностям приходит конец.
Тогда архиепископ Лод решился нанести последний удар. Его распоряжением в Шотландии вводилось единообразное богослужение, принятое в англиканской церкви, а все молитвы должны были совершаться по одному молитвеннику, который составил сам Лод.
Таким образом, шотландская церковь соединялась с английской под контролем и властью архиепископа Лода. Синоды и Генеральная ассамблея переставали бы существовать навсегда. Так представлялось архиепископу Лоду. Но он ошибался.
Шотландия взорвалась в тот самый день, когда в эдинбургском соборе прошла первая литургия по англиканскому образцу и был впервые раскрыт пресловутый молитвенник. Со стороны молящихся не было дано никакого сигнала, не последовало никакого призыва — Шотландия поднялась и пошла в Эдинбург. Несколько недель по горным тропам и каменистым дорогам верхом, в тележках, пешком двигались к центру страны землевладельцы, арендаторы, свободные земледельцы, горожане и кое-кто из баронов. Они быстро расселились в домах знакомых и родственников, заполнили улицы, расположились вдоль городских стен. Все они в один голос требовали отменить литургию и выбросить на свалку молитвенник, оскорбляли епископов, на городской площади пуританские проповедники, сменяя друг друга, обвиняли епископов в идолопоклонстве и тирании. Наконец, было составлено формальное обвинение, подписано проповедниками, дворянами и некоторыми баронами и передано в Тайный совет. Тайный совет именем короля потребовал, чтобы люди разошлись. И они разошлись по домам, чтобы обдумать случившееся.
Люди возвратились месяц спустя. На этот раз проповедники не говорили обличительных проповедей, толпа не оскорбляла англиканских епископов, не угрожала ворваться в Тайный совет. Несколько тысяч возмущённых, до глубины души оскорблённых людей соблюдали спокойствие и полнейший порядок. На центральной площади Эдинбурга они избрали Высший совет, который должен был руководить сопротивлением новым церковным порядкам. В каждом графстве, городе, сельской общине создавались местные советы по его образцу. Они добровольно обязывались безоговорочно подчиняться всем распоряжениям Высшего совета как новой государственной власти в стране. Шотландия была готова к борьбе, если король и архиепископ станут продолжать.
Мудрость политика состоит в том, чтобы вовремя отступить, затаиться и хладнокровно обдумать своё положение, тогда как бездарный политик идёт на рожон. Седьмого декабря 1637 года король Карл направил в шотландский Тайный совет прокламацию, которой утверждал в Шотландии англиканскую литургию, молитвенник архиепископа Лода и запретил все народные сборища, грозя обвинять собравшихся в оскорблении величества, однако повелел до официального объявления хранить всё в тайне.
При его дворе тоже были шотландцы. Национальная солидарность подвигла их на предательство. Содержание прокламации тотчас стало известно в Шотландии. Король рассчитывал запретами и угрозами добиться полной, безгласной покорности, но вместо покорности вспыхнул мятеж. Высший совет призвал на помощь пока безоружный народ. Представители короля, от страха утратив остатки здравого смысла, девятнадцатого февраля 1638 года поспешили обнародовать прокламацию. Едва глашатай начал читать, лорды Юм и Линдсей от имени всех шотландцев зачитали протест. Так происходило в каждом городе, в каждом селении: глашатай читал прокламацию короля, в ответ от имени народа объявлялся протест.
Возмущение нарастало. Каждый шотландец горел желанием отдать жизнь за свободу и веру. По шотландским обычаям оставалось скрепить это желание клятвой. Александр Гендерсон, один из самых уважаемых проповедников, и Арчибальд Джонсон, знаменитый юрист, составили договор. Первого марта 1638 года он был просмотрен и одобрен лордами Бальмерино, Лоуденом и Ротсом.— Документ чётко и ясно излагал пуританское исповедание веры, осуждал новый церковный устав, новую литургию и новый молитвенник и предлагал защищать до последнего вздоха свою веру, права, законы и короля. Гонцы, сменяя друг друга в каждом селе, в несколько дней разнесли документ по Шотландии, вплоть до самых дальних горных лачуг. Договор был исполнен веры и гнева, суровой непреклонности и жара протеста. Он громил папизм и родственное ему англиканство с таким презрением и отвращением, с такими проклятиями, с какими сам Рим громил ненавистное лютеранство и кальвинизм. Проповедники, дворяне, ремесленники, торговцы, арендаторы, свободные земледельцы и пастухи с жёнами и детьми заполняли храмы, толпились на площадях, с восторгом выслушивали громокипящие слова договора и слаженным хором давали суровую клятву. Полтора месяца спустя вся Шотландия встала под знамёна сопротивления. Жалкая кучка отказалась признать договор: королевские чиновники, город Абердин и несколько тысяч католиков.
Король жаждал видеть себя всевластным, неограниченным, сильным монархом, но был он слабым, нерешительным человеком, малоспособным к делам управления. Пока Англия и Шотландия сохраняли спокойствие, он угрожал и обманывал, разгонял парламенты и вводил налоги по своему произволу, прибегал к насилию и не останавливался перед жестокими казнями, но как только ему сообщили о беспорядках в Шотландии, Карл растерялся. Как водится, придворные ласкатели утешали его, уверяя, что, мол, это, ваше величество, так, ничего, всего лишь скопища бессмысленной черни, справиться с ней будет легко. Ему советовали поманить её каким-нибудь обещанием, она тотчас поверит и успокоится, ведь чернь непостоянна и легковерна. Карл воспрял духом. Он поручил Джеймсу Гамильтону, маркизу, впоследствии герцогу, вернейшему из своих самых верных приверженцев, немногим старше тридцати лет, съездить в Шотландию, разобраться в происходящем на месте и что-нибудь посулить грязной черни, лишь бы она успокоилась, однако посулить от себя самого, не связывая обещаниями короля, который ничего не хотел уступать.
Это была большая ошибка. В этом Гамильтон убедился, едва переступил границу Шотландии. Всюду его встречали толпы народа. Стояли ясные июньские дни, но со всех сторон на маркиза глядели возмущённые и мрачные лица. В Эдинбурге сторонники договора отслужили молебен и с пением псалмов вышли навстречу. Хитрый, но недальновидный политик, Гамильтон сделал вид, что готов простить недовольных, если они примут кое-какие поправки к правам англиканских епископов и к литургии. Было поздно, возмущённый народ уже не верил обманам. Его предложения были отвергнуты с оскорбительными насмешками. Гамильтон вынужден был вернуться в Лондон с пустыми руками и доложить королю, что это не скопища бессмысленной черни, а весь шотландский народ.
Король повелел готовить армию для подавления мятежа. Гамильтон возвратился в Шотландию, чтобы любыми средствами протянуть необходимое для этого время. Шотландцы мало верили королю и не шли на уступки. В Англии между тем приготовления к военным действиям затянулись. Попустительством самого монарха, ещё более попустительством и мотовством министров королевские вооружённые силы были доведены до жалкого состояния. Без должного ухода, без ремонта флот гнил, стоя без движения на якорях. Матросы пьянствовали на берегу, пока у них были деньги, или разбегались в поисках заработка. Генералы были бездарны. Армейские офицеры назначались на должность без выучки. Денег по-прежнему не было. Королю пришлось отрывать средства от своих развлечений. На эти жалкие крохи набрали солдат. Этого показалось довольно. Гамильтон получил повеление во всём уступать: отменить канон, литургию и суды верховной комиссии, восстановить Генеральную ассамблею и шотландский парламент, разрешить в этих учреждениях обсуждение любых насущных вопросов и вершить суд над епископами. Однако ему вменялось в обязанность тормозить и откладывать все решения до тех пор, пока королевская армия не подступит к шотландской границе.
