Наоми Френкель - Смерть отца
– Один знакомый, – и она уже около выхода, там ожидает ее Оттокар, граф-скульптор.
В полдень Берлин погружен в прозрачный мартовский воздух. Над темными крышами распростерто весеннее голубое небо. Белые легкие облака проплывают по нему, как большие, распластавшие чистые крылья, птицы. Этот чудный день волнует Оттокара, и все в ней происходящее с того момента, как возникла в ней страсть к Клотильде Буш. Это вывело его душу из каменного состояния. Граф и Иоанна стоят на мосту святой Гертруды. Бронзовой спиной она повернута к реке Шпрее, а ликом – к старикам, гуляющим по мосту. Река безмятежно спокойна. Скучно скользят по ней небольшие лодки. Солнечные лучи неярко отражаются от предметов, но под мостом вода темна, как в бездне. На улице вдоль реки стоят в солнце низкие домики старого Берлина. Старение и постоянная смена времен года образовали трещины и разрывы в стенах и стерли краски, как бывает с кожей старых людей, идущих из года в год к неотвратимому своему концу.
– Чего мы здесь стоим? – спрашивает Иоанна, и черные сверкающие ее глаза, будто почистило их солнце, смотрят на графа.
– Потому что здесь красиво, – смеется граф и кладет руку ей на затылок.
Он чувствует дрожь, охватывающую ее худенькое тело, и нервы его реагируют на это, как тонкие струны, которые напряглись от неожиданного удара. И когда пальцы его крепко вжимаются в тело девочки, и испуганные ее глаза глядят на него, он пугается еще сильней, и быстро прячет руку глубоко в карман.
«Это – то самое чувство! Чувство опасное, определяющее всю его жизнь. Маленьким ребенком он ощутил его впервые в кухне черной принцессы. Приближался праздник Рождества. Запахи, аромат, ожидание чего-то, напряжение всех чувств, подобных замершим перед прыжком голодным охотничьим псам. Внезапно руки ребенка касаются мягкого теста. Пальцы начинают его месить, и возникает первая скульптурка в его жизни. С тех пор он был как бы слеп глазами и зряч кончиками пальцев. Женщин он тоже не видел, а ощущал кончиками пальцев. Но чаще всего пальцы были беззвучны. Никогда прикосновение к женщине не пробуждало в нем тонкое чувство, сотрясающее все его тело, как прикосновение к камню, глине, мрамору. Все его любовные истории заканчивались в тот миг, когда пальцы начинали скользить по женскому телу, которое его возбуждало, глаза жаждали, а пальцы молчали».
Оттокар видит перед собой розовые руки Клотильды. Правда в том, что тогда он тут же хотел к ней вернуться, но не сделал этого. Боялся прежнего горького разочарования, которое внезапно охватывало в разгар любовного приключения.
Оттокар смотрит на черные взлохмаченные волосы Иоанны, голова которой склонена над водой. «Может ли быть, что именно эта девочка, незрелая и худенькая, в которой ничего нет, кроме больших глаз, в силах разбудить кончики пальцев? Чепуха! И все же, его обуревает сильное желание взять в руки это худенькое тело и высечь его в камне или вылепить в глине… Для чего? Ты сошел с ума, Оттокар?»
Оттокар отступает на несколько шагов, словно стараясь отдалиться от девочки. Иоанна поворачивает к нему лицо и свои большие вопрошающие глаза.
– Нет, нет, – отвечает Оттокару внутренний голос, – эта странная девочка просто пробуждает в тебе желание быть с ней добрым, сделать для нее что-то большое и великодушное.
Оттокар подходит к Иоанне, и тянет ее за волосы.
– Ай, – вскрикивает Иоанна, и смотрит испуганно в ужесточившееся лицо над собой.
– Что? – заикается девочка. – Я сделала что-то неправильно?
– Пошли, – говорит он ей охрипшим голосом, – пошли к Нанте Дудлю.
* * *В кухне Каролины Нанте сидит гостья и пьет кофе из чашки, которую Линхен сердито поставила перед ней. Напротив гостьи сидит непривычно молчаливый Нанте Дудль. Добрая Линхен не вернулась к столу, а стоит у плиты, сложив руки на груди.
Гостья Нанте Дудля – госпожа Пумперникель, сухопарая плоскогрудая жена мастера Копана. Она – тетушка Нанте Дудля, младшая сестра его покойной матери. Заметно, что они родственники. Госпожа Пумперникель высока и худа, как Нанте. Небольшими колючими глазками она смотрит поверх чашки в такие же небольшие колючие глазки у Нанте, опустившего голову.
– Родственники должны помогать друг другу, – говорит госпожа Пумперникель.
– Что вдруг родственники! – вскрикивает Каролина, стоящая у плиты. – Все годы ты даже не спрашивала о нашем здоровье, и вдруг мы тебе родственники?
– Что ты визжишь, – сердится госпожа Пумперникель, – я что, пришла грабить твое имущество? Ничего я от тебя не прошу. Пришла я к вам из-за распространившихся здесь слухов, что Нанте ищет работника. Разве мой муж недостоин работать у сына моей сестры?
– Нет, – резко обрывает ее Каролина, – он нам здесь не нужен.
– Слушай, тетя, – старается Нанте говорить примирительным голосом, – если у вас трудности, я готов помочь вам деньгами, но взять мастера сюда в дом невозможно.
– Почему? – спрашивает госпожа Пумперникель. – Ну, почему?
– Не строй из себя дуру, – предупреждает ее Каролина, – ты прекрасно знаешь почему. Мы не пустим в наш дом нациста. Это принесет нам только беды.
– Нет, тетя. Я действительно не смогу этого сделать. Все мои друзья меня покинут.
– Пусть идет в свою партию и просит работу, – добавляет Каролина, – туфли падают у меня с ног от удивления. Что это за партия, что оставляет без заработка своего верного члена.
– Заткнись! – орет на нее визжащим голосом госпожа Пумперникель. – Какое ты имеешь вообще к этому отношение, ничтожество? Тебя Нанте подобрал на улице.
– Но, тетя…
– Если ты не уберешь ее сейчас же отсюда, я уйду! – лицо Каролины багровеет от злости. – Даже Эрвин ушел от вас…
– Нанте, Нанте, мать твоя переворачивается в гробу, слыша слова этого чудовища.
– Прекратите! – вскакивает Нанте Дудль со своего стула. – Вечная склонность женщин визжать и драться. Сядь, тетя. Скажи нам правду, почему ты хочешь, чтобы он работал именно у нас?
– Эта горлопанка ничего не понимает, – указывает госпожа Пумперникель своим костлявым худым пальцем на Каролину, – конечно, он весьма уважаем в партии. Но мы не нуждаемся в ее деньгах. Сейчас предвыборные дни. Голубчики из полиции, положили глаз на моего мужа. Все время ведут за ним слежку.
– Он в чем-то замешан? – подозрительно спрашивает Нанте.
– Он замешан в политике, – отвечает госпожа Пумперникель.
– Ага! – говорит Каролина.
– Он должен тихо сидеть в эти дни, – добавляет госпожа Пумперникель, – работать, как любой человек в безопасном месте. Хватит политики. Хватит нам этих неприятностей.
– А у меня он не будет заниматься политикой?
– Не будет.
– Кот не прекращает охоту за мышами, – кричит Каролина.
– Я клянусь тебе, Нанте, памятью моей покойной сестры, – слезы выступают на глазах госпожи Пумперникель, – он и пальцем не прикоснется здесь к политике. Только будет честно выполнять свою работу. Чего бы ему надо было здесь делать, – кричит госпожа Пумперникель, – если бы он хотел продолжать заниматься политикой? Перед ним открыта вся страна.
– Я буду следить за каждым его шагом. У нас он не будет заниматься своей грязной политикой, – кричит Нанте Дудль.
– Когда он может начать работать?
– Завтра.
– Нанте, если ты впустишь в мой дом эту мерзкую харю…
– Каролина, пожалуйста, – прерывает ее Нанте, – иди обслуживать гостей.
* * *– Госпожа Нанте, – вежливо спрашивает граф, – что у вас случилось?
В глазах Линхен стоят слезы.
– Ох, граф, в какое болото затащил нас добросердечный Нанте.
– О, свет моих глаз! Черноволосая девочка! – слышен радостный голос приближающегося к ним Нанте Дудля.
Госпожа Пумперникель покинула дом через заднюю дверь.
«О, Сюзанна, как прекрасна жизнь!» – наигрывает входная дверь, и Бартоломеус Нанте со школьным ранцем на плече вваливается в ресторан.
– Ты снова здесь? – обращается он к Иоанне.
– Я уже знаю, что это такое – Кокс, – отвечает она ему.
– Подумаешь, – равнодушно говорит первенец, – большая мудрость.
Обрадованный Нанте Дудль заставляет стол различными вкусными блюдами. Парень занимает место у стола и ест с большим аппетитом. Нанте Дудль носится по ресторану, занимаясь тысячью мелких дел. Над прилавком новое четверостишие:
Место,Где двое среди многих,Торопись, третий,Унести ноги.
У Каролине тяжело на душе. Лицо Оттокара снова спокойно и добродушно. Он улыбается Иоанне и наливает ей в стакан лимонад. Вдруг распахивается дверь. «Граф» Кокс и «порхающий Густав» врываются в ресторан. В руках у Кокса небольшой, хорошо упакованный сверток. Лицо Кокса очень взволновано.
– Привет, граф, – кричит Густав.
– Привет, Густав, – отвечает граф.
– Нанте, – кричит Кокс, – иди сюда, Нанте.
Все вскакивают. Нанте Дудль не сдвигается со стула.
– Что случилось, – спрашивает, – нашел труп?
