Должники - Татьяна Лунина

--  Можно?

На привычном месте, за облезлым канцелярским столом, с которым директор никак не могла расстаться, восседала Наталья Андреевна. Казалось, за неполные сутки она увеличилась на пару размеров. Руки, занявшие едва ли не половину столешницы, наклоненная по-бычьи вперед голова, суровый взгляд, неожиданные басовитые нотки – все выдавало начальницу, грозу и тех, кто учился, и тех, кто учил в этой школе. У окна приветливо улыбался высокий гладковыбритый брюнет, разодетый как на собственную женитьбу, разве что цветка не хватало в петлице. Даже если б он был с бородой и в лохмотьях, узнать  его было бы просто. И Аренова, конечно, узнала.

Красавец стоял, будто сидел, развалившись, в кресле – комфортно, расслабленно, по-хозяйски. И деловито. Как барин, заглянувший на минутку в людскую.

-- Надеюсь, Олег Валерьянович, вы знакомы, -- пробасила Сиротина. – Антонина Романовна трудится в нашей школе уже два года. Преподает пение. Учительский коллектив и ребята – мы все ею довольны.

Едва заметное движение четко очерченных губ превратило улыбку в ухмылку. Брюнет окинул учительницу оценивающим взглядом.

-- А я недоволен, -- короткая фраза ударила по ушам, как хлыст по спинам дрессируемых зверей. – И с вашей коллегой я незнаком.

-- Мне казалось, вы бываете на родительских собраниях.

-- На то есть жена. В общем, уважаемая Наталья Андревна, надеюсь, вы передадите мои претензии Антонине… забыл отчество, ну, да это неважно.  Все, что надо, я уже узнал.

После его ухода Сиротина со вздохом вернулась к своим прежним размерам и, помолчав, устало сказала.

-- Что стоишь? Садись, в ногах правды нет. Рассказывай.

-- О чем?

-- О драке.

-- Не поняла?

Наталья Андреевна, молча, протянула лист бумаги. Заявление от Шломы О.В., где он обвинял учительницу пения в избиении сына, Шломы Артема.

-- Это правда?

-- Да.

-- Почему я узнаю об этом последней? – директор сняла очки и устало потерла переносицу. – Я ведь не просто старшая по работе, Тоня. Я твой старший друг. Разве не так?

-- Наталья Андреевна, Артем – сложный подросток. Неадекватный, склонный к агрессии и насилию, неуравновешенный, хитрый. Уже сейчас в нем проявляются такие черты, которые в будущем могут привести на путь преступлений: неоправданная жестокость, лидерство любой ценой, лживость. Закрывать на это глаза нельзя.

-- И ты решила открыть. А заодно пустить в ход кулаки?

-- Можно, Наташечка Андреевна? – в дверной проем просунулась голова завуча.

-- Через пять минут. Я занята.

-- Хорошо, -- осторожно прикрылась дверь.

-- Послушная, -- усмехнулась директор. – И слух у нашей Брониславы Викторовны  хоть и отличный, но специфический: подслушивает лучше, чем слышит. В общем, так, Антонина, -- Сиротина взяла заявление, разорвала лист, бросила мелкие клочья в корзину. – слушай меня внимательно: распускать руки педагог не должен ни при каких обстоятельствах – это раз. И второе: поддержку я могу оказать, только обладая полной информацией. А теперь иди, работай. Будем надеяться, что все обойдется.

-- Спасибо, Наталья Андреевна. Я, правда…

-- Иди, -- оборвала на полуслове директор – И держи себя в руках, будь добра.

Прошло две недели. Сиротина по-прежнему  доброжелательно улыбалась при встречах в школьном коридоре, интересовалась Ильей, передавала мальчику приветы и обещала совместный поход в кино или в кукольный театр. А на пятнадцатый день позвонила домой.

-- Добрый вечер, ты одна?

-- Конечно, -- удивилась не столько позднему звонку, сколько странному вопросу Тоня.

-- Зайди завтра ко мне в кабинет. Часов в пять. Надо поговорить.

-- Что-то случилось? – вместо ответа трубка выдала короткие гудки.

…Наталья Андреевна курила у открытого окна, зажав сигарету между большим и указательным пальцами, словно за плечами у нее было несколько лет отсидки.

-- А я не знала, что вы курите, -- удивилась Антонина.

-- Я тоже, -- сухо бросила директриса, раздавив сигарету в металлической крышке от банки. -- Почему ты скрыла, что была под следствием?

-- Что?!

-- Шлома – следователь. И он утверждает, что заводил на тебя уголовное дело. Лично. Это правда?

-- Впрочем, можешь не отвечать. Знаю, что на дурное ты не способна, а оступиться каждый может. Жизнь не катится с ветерком по асфальту, а переваливается по рытвинам да ухабам – шишки набить проще простого. Я, во всяком случае, камни в тебя бросать не собираюсь. Хотя, признаться, не ожидала, что ты окажешься такой скрытной, -- Сиротина тяжело вздохнула,  поправила горшок с фиалкой и, направляясь к своему столу, неожиданно призналась. – А вот я на дурное способна. И не потому, что подлая, а потому, что слаба. Как говорится, кишка тонка сражаться с подлецами, -- на столе зазвонил телефон, но директриса и бровью не повела. Подождала, пока звонивший уймется, потом глухо сказала. – Это отделение милиции в прошлом году взяло шефство над нашей школой. И теперь за весь год – ни одного чепе. Присылают дежурных, когда у нас проводятся вечера, занимаются правовым воспитанием старшеклассников. Ребята слушают их рассказы с открытыми ртами, сама видела, -- и замолчала. Паузу держала минуты две, потом, будто переступив через что-то, добавила. – Шлома постарался. Пару дней назад меня вызвали в ГОРОНО

 и предложили выбор: или я увольняю тебя, или кладу партбилет на стол… А шефы не вызывали. Просто позвонил их начальник и вежливо разъяснил, что милиция, призванная охранять правопорядок в стране, не имеет права опекать учебное заведение, где воспитанием подрастающего поколения занимаются нарушители общественного порядка. Грамотно изложили, -- усмехнулась Наталья Андреевна, -- как по писаному, -- и опустила глаза. -- Прости, детка, думаю, выбор мой тебе ясен…

Глава  8

-- Прости, Аренова, -- развел руками начальник отдела кадров. – Ты ушла – пришла другая. Сама понимаешь: свято место пусто не бывает. Наши люди хоть вузов и не кончали, но понимают, что работу надо ценить и крепко за нее держаться.

-- Да, конечно. Извините, Сан Саныч.

…Ей отказывали все и везде. Коллеги Розы Евгеньевны, прежде клятвенно обещавшие помощь, отводили глаза, уверяя, что преподавательский штат в школах города полностью укомплектован. Заведующая детским садом, куда Тоня водила сына, заявила, что и рада бы взять, да не может: место музработника занято, а