Зимняя бегония. Том 1 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Не принимайте вчерашнее близко к сердцу, – похлопал его по плечу Чан Чжисинь, – мы ещё увидимся.
Чэн Фэнтай со смехом заметил, что это должны были быть его слова. Он пожал Чан Чжисиню руку, подумав про себя, что подобная откровенность ему польстила и Чан Чжисиня можно считать настоящим другом.
Вернувшись домой, Чэн Фэнтай отобедал и немного вздремнул, а там уже и вечер наступил. На улице стоял холод, темнело рано, и, кажется, скоро пошёл бы снег. После ужина он снова куда-то собрался, но вторая госпожа оказалась этим недовольна.
– Кто сегодня принимает гостей? Второй господин, игра в мацзян стала твоей службой, так не годится.
Чэн Фэнтай поставил одно колено на кан и, нагнувшись, поцеловал её в щёку:
– Разве второй господин не служит, проводя время в развлечениях! О! И ещё основное занятие второго господина – родить дочку со второй госпожой.
Вторая госпожа с возмущённой улыбкой отпихнула его.
Глава 14
Чэн Фэнтай не посмел сказать второй госпоже, что он отправился к Шан Сижую, дабы прочитать тому наставления, потому как ему и самому казалось это несколько опрометчивым и глупым. Они с Шан Сижуем лишь перебрасывались шутками на публике, до откровенных разговоров на задушевные темы им было далеко. Но у Чэн Фэнтая слова никогда не расходились с делом, задумай он что-то – тут же бежит исполнять, и раз он уже продумал слова своего наставления, то больше ждать не мог, душа его требовала немедленно выговориться.
Чэн Фэнтай поспешил в театр «Цинфэн» и, постучавшись, вошёл, ища Шан Сижуя. Тот уже наполовину нанёс грим, на лице его виднелась только одна бровь, и, едва увидев Чэн Фэнтая, он сразу понял, что тот явился не с добрыми намерениями, а чтобы рассчитаться после осеннего урожая[78].
– Второй господин Чэн, в чём дело?
Чэн Фэнтай, глядя на его однобровое лицо, подумал: «И ты ещё решаешься открывать двери в подобном виде», – а вслух сказал:
– Хотел поговорить с вами кое о чём.
– Но у меня сейчас представление.
Чэн Фэнтай, войдя без приглашения, снял шляпу и шарф, уселся на диван и, закурив, указал на него сигаретой:
– Тогда идите выступать. Я подожду сколько потребуется.
Курить за кулисами запрещалось, но никто не осмелился сказать Чэн Фэнтаю, что он должен затушить сигарету. Не проронив ни слова, Шан Сижуй вернулся на своё место и продолжил накладывать грим, в воздухе витало что-то неладное, вопреки обыкновению они не перешучивались и не пересмеивались, а оба предавались затаённой тоске и недовольству. Чэн Фэнтай принялся глядеть по сторонам, театральные гримёрки, набитые битком, всегда поражали своим блеском и многоцветьем, а под управлением Шан Сижуя актёры чувствовали себя ещё привольнее. В этой гримёрке царил особенный беспорядок, все теснились кое-как, повсюду раскиданы и развешаны театральные костюмы, а маленькие тарелочки с красками для грима стояли вперемешку с кухонной утварью. Тут царил хаос, в том числе и среди людей. Подозрения Чэн Мэйсинь, что Шан Сижуй подговаривал актрис к соблазнению командующего Цао, похоже, не имели никаких оснований. Стоило Чэн Фэнтаю войти в гримёрку, как взгляды всех актрис тут же устремились к нему, и их очарование и обольстительные манеры ничем не уступали тем, что присущи барышням на танцах. Некоторые из них знали, что к ним пришёл второй господи Чэн, игрок и любитель поволочиться за женщинами, который к тому же разбрасывается деньгами направо и налево, они видели в нём спонсора: надо только покрепче в него вцепиться – и безбедная жизнь обеспечена. Другие хоть и не знали Чэн Фэнтая, но, основываясь на своём опыте, глядя на его одежду и поведение, сумели разгадать его происхождение. Чиновники не могли так отчаянно подставить свою репутацию под удар, заявившись в гримёрку к актёру, так что он наверняка или молодой господин из уважаемой семьи, или делец, сынок богатых родителей, а в придачу такой элегантный красавец, каких поискать, один взгляд на него вызывает сердечное влечение.
У одной из актрис был слишком широкий театральный костюм, и из-под него виднелось белое нижнее платье. Она принимала перед Чэн Фэнтаем всяческие соблазнительные позы, чтобы он бросил на неё хоть один взгляд, так и норовя обнажить бёдра. Чэн Фэнтай следил за ней взглядом, посмеиваясь, задавшись вопросом, попал он в труппу «Шуйюнь» или же в терем «Байхуа», он как будто вошёл в публичный дом.
Шан Сижуй ничего не подозревал о романтической сцене прямо у него за спиной и со всей серьёзностью подводил перед зеркалом брови. Сяо Лай с толстой косой за спиной, боясь, как бы пепел от сигареты Чэн Фэнтая порывом ветра не задуло на театральные костюмы, с каменным лицом подошла к Чэн Фэнтаю и поставила перед ним маленькое фарфоровое блюдечко из-под краски для грима, чтобы тот стряхивал пепел в него. Чэн Фэнтай улыбнулся ей, но ни один мускул не дрогнул на её лице. Чэн Фэнтай сказал:
– Я побеспокою барышню просьбой принести мне чашечку горячего чая.
Сяо Лай, притворившись, что не слышит, развернулась и ушла прочь.
Представление Шан Сижуя закончилось в половине десятого вечера. За эти часы Чэн Фэнтай выкурил полпачки сигарет и ещё раз отрепетировал про себя наставление. Оно казалось ему чуть ли не шедевром, где что ни слово, то жемчужина, вся его речь полнилась высокими словами о моральных устоях и отношениях. Услышав её, этот актёришка горько разрыдается, охваченный раскаянием.
Сегодня вечером Шан Сижуй, должно быть, не вносил в пьесу никаких изменений: бурные аплодисменты долго не смолкали, и Шан Сижуй благодарил зрителей минут двадцать, прежде чем смог наконец покинуть сцену. Вчера вечером он столкнулся лицом к лицу с заклятым врагом и пребывал в расстроенных чувствах. Он не спал всю ночь, а на следующий день ему пришлось играть и дневной, и вечерний спектакли – до сего часа.
На вечернем спектакле, столь восхитившем зрителей, он играл Му Гуйин[79], он сошёл со сцены весь в поту и так устал, что не в силах был и пошевелиться. Войдя в артистическую уборную, он откинулся на спинку стула, а Сяо Лай поднесла ему чашку чая и поставила её на туалетный столик. Чэн Фэнтай подошёл к нему в два шага, схватил чашку и выпил чай без остатка, а потом поставил пустую посудину рядом с зеркалом и, с хитрым прищуром глядя на Шан Сижуя, выпустил дым, и стряхнул
