Ларс III (СИ) - Гросов Виктор
Так вот где собака зарыта. Учитель Феофила наводит мосты с представителем нашего царство. Любопытно.
Мы еще долго разговаривали со степняком. Думаю, что ему нравится здесь. Работа у него не пыльная. Омрачает только, что нет решения по охране патриарха. У византийцев нет никаких доказательств, что мы причастны к несчастным случаям. Но сама ситуация их очень напрягает.
Пять тысяч легионеров, расквартированных в Царьграде, не привлекались для чего-то важного. Гор взял на себя смелость тасовать тысячи для найма местным торговцам. Это стало небольшим доходом, который позволяет содержать этот дом, содержать наших людей, в том числе бывших рабов-славян, которые Гор специально ищет на невольнических рынках византийской столицы.
В целом у меня сложилось ощущение, что в империи застой, былое величие римской империи гложет умы, но проблемы внутренней политики не дают сформироваться имперским амбициям.
На следующий день я с ближниками направился на аудиенцию к византийским императорам. Гор заблаговременно договорился о встрече. Наверное, через Иоанна Граматика.
Императорский дворец поражал воображение. Мозаика мерцала под мягким светом масляных ламп. Это были помещения, пропитанные историей.
Мы резко контрастировали с одетыми в шелка придворными и усыпанными драгоценностями сановниками, населявшими императорский двор. Я под кафтаном прятал кольчугу. Гардарсцы носили меха и кожу — одежду людей, живущих под открытым небом, знавших порывы северного ветра и азарт охоты.
— Добро пожаловать, Ларс, царь Гардарики, — прогремел голос Михаила, эхом разнесшийся по залу.
По собравшейся толпе придворных пробежал шумок, их взгляды метались между нами, любопытство боролось с презрением. Я непоколебимо встретил взгляд императора Михаила.
Это была первая моя встреча с Михаилом, после того, как мы взяли дань с Царьграда. И, судя по всему, он затаил обиду. Феофил был более прост, но сдерживался в проявлениях эмоций.
Тяжелый аромат благовоний плыл вокруг нас. Я стоял перед императорами, украшенными шелками и золотом. Феофил сидел рядом с отцом на таком же троне.
Мне не понравилась эта ситуация. Будто я проситель какой-то. Они сидят, а я стою, словно у паперти.
— Мне кажется, что Византия позабыла, как совсем недавно наше царство пришло в гости сюда, — я обвел взглядом зал.
Ропот придворных нарастал.
— Ларс, — Феофил подскочил и направился ко мне, — мы рады, что ты навестил нас.
Отлично, сообразил. А второй продолжал сидеть, насуплено сдвинув брови. Плохо нас встречают. Видать, не получится у нас диалог.
Феофил подошел и обнял меня, как равного себе. Это хорошо, не забыл еще нашу последнюю встречу. Он же дал вассальную клятву. Уж это его должно подстегивать.
Мы с Феофилом вели вежливую беседу. Окружающие нас придворные были в растерянности поведением своих императоров. Один чуть ли не лебезил, а второй –игнорировал статус гостей, продолжая сидеть на троне. Контраст был значительный.
— Знаком ли ты, — обратился Михаил ко мне, прерывая мой диалог Феофилом, — с той единственной истинной верой, светом христианства, который освещает нашу империю?
О как! С козырей зашел. Ну что же в эту игру можно играть вдвоем.
В зале воцарилась напряженная тишина. Я тщательно выбирал следующие слова.
— Мы, гардарцы, уважаем всех богов, — ответил я, — мы чтим Перуна, бога-громовержца, и Велеса, бога подземного царства. Мы — народ многих верований.
На лице Феофила промелькнуло разочарование, но он быстро скрыл его.
— Знание — это дар, — провозгласил его отец, — и это дар, которым Византийская империя готова поделиться. Свет нашего Бога должен достичь даже самых дальних уголков твоей земли.
Не понял. Это угроза? Кажется, нужно будет по второму кругу стрясти с Царьграда дань. У меня под Плиской простаивает армия. Он вообще в курсе? Видимо, то, что я начинаю закипать, слишком явно выразилось, так как даже Михаил чуть переменился в лице. А Феофил, стараясь сгладить слова отца, перевел тему на охрану патриарха.
Он выразил сожаление тем, что даже легионеры не справляются с защитой главы византийской церкви. Мрут будто мор гуляет в их палатах. Я слегка кольнул самолюбие Феофила, предположив, что проблема не в охранении, а в греховности. А раз так, то такой «свет» в наших землях нам не нужен. Последнюю фразу услышал и Михаил. Так ни о чем и не договорившись, наша делегация покинула дворец.
Феофил предложил встретиться вечером, на пиру в честь нашего приезда. Я согласился, скосив недовольный взгляд на сидевшего на троне Михаила. Феофил тяжело вздохнул, отметив про себя мое недовольство.
Я с ближниками направился обратно в свою резиденцию. Да, не так я представлял нашу встречу. Я надеялся на плодотворные переговоры, переманивание Византии на свою сторону, какой-то союз против Рима. Да хотя бы заключение договоренности о некоем нейтралитете Византии в ходе моей нынешней военной кампании. Но нет. Византийцы, а точнее Михаил, затаили обиду за наш поход против них. А ведь мы разошлись в прошлый раз чуть ли не друзьями. Мои люди вылечили Михаила. Да, Феофил дал клятву, но она же тайная, о ней никто не знал. Это было нашим козырем в случае нарушения «вечного мира» двух наших государств. Да в конце концов, Византии выгодно иметь на севере союзника. Это позволит высвободить силы для захвата средиземного побережья. Но — н сложилось. Гордыня Михаила и, как мне кажется, местных элит была выше получения выгоды в долгосрочной перспективе.
Я же решал многие проблемы византийцев. По сути возвращение контроля над Римом было бы дорогостоящим мероприятием, потребовавшим значительных финансовых вложений.
А тут я предлагал выгодный обмен: нейтралитет или союз в обмен на вечный город. Но до этого обсуждения даже не дошли. Гордыня Михаила была выше желания о конструктивном разговоре.
Глава 18
Конец лета 827 г., Царьград
Вечером на пир я пришел только в сопровождении Аги и Радомысла. И все же имперцы умеют пускать пыль в глаза. Сводчатый потолок приемного зала, казалось, и дышал мерцающим светом тысяч масляных ламп. Воздух был пропитан ароматами жареного мяса и экзотических специй. Гул разговоров и ритмичного звона золотых кубков разносился по залу.
Император Феофил сидел вместе со мной и вел светскую беседу со своим учителем Иоанном Грамматиком, который был мне глубоко симпатичен. Это был зрелый мужчина с широким кругозором. И беседа с ним была на удивление приятной и размеренной. Михаила, к счастью, не было на пиршестве. Поэтому обстановка была более комфортной.
Иоанн Грамматик был советником Феофила. Учитель был в не стар, его борода, белая, как свежий снег, резко контрастировала с темной одеждой, а взгляд был спокойным и напряженным.
— Тебе нравится это? — задал вопрос Феофил своему учителю, показывая на фрески мозаики и позолоту.
Они спори о необходимости выпячивать богатство. Иоанн стоял на позиции скромности, а император гнул линию о необходимости воплощения императорской власти через роскошь.
— Даже цезари древности позавидовали бы такому богатству, — отвечал Грамматик, -золото, — усмехнулся он, помешивая вино в кубке, — непостоянная хозяйка. Легко обрести, легко потерять. А вот знания, — он выделил это слово интонацией, — являются истинным сокровищем. Знания, которые вечны, строят империи.
— Через демонстрацию силы и богатства, — отвечал Феофил, — империя утверждает свое господство, внушает трепет и уважение среди своих подданных и врагов.
— Выходит так, что этот пир, эта… расточительность — необходимый инструмент управления?
— Это все, — вмешался я в диспут, показывая на окружающих, — напоминает вашему народу о славе империи. Мир понимает язык богатства и власти лучше, чем язык философии.
Иоанн хмыкнул, но перестал спорить. Разговор плавно перешел в плоскость религии. Оказывается, Грамматик — иконоборец, а Антоний, предыдущий патриарх, был не в ладах с ним. Освободившееся место главы константинопольской церкви было вакантным слишком долго. За два месяца сменилось шесть патриархов, сейчас руководит совет митрополитов. Феофил хотел продвинуть на пост патриарха своего учителя. Но там был такой клубок страстей и контрмер со стороны противников Грамматика, что я даже не захотел вникать.
