Ларс III (СИ) - Гросов Виктор
Я пообещал через пару лет прислать выученных телохранителей. Мои легионеры в первую очередь воины, а не слуги-охранники. Мы сошлись во мнении, что я прав. Иоанн даже привел хороший пример: почему похлебку едят ложкой, а не вилкой? В его образе похлебка — это задача по охране патриарха, а легионеры — это вилка. Для такой задачи, как охрана одного важного лица, нужен другой столовый прибор, ложка. В целом, удалось убедить Феофила в том, что пока нет смысла требовать с моих легионеров выполнять такие задачи. Император расстроился, ведь он рассчитывал на то, что мои воины будут охранять, на что собственно, мы и договаривались. Но
Грамматик был на моей стороне, как мне кажется из-за того, что не хотел рисковать и становиться очередным главой церкви, с которым случится «неприятность». Когда я рассказал, что можно выучить особый вид воинов, которые будут охранять важных персон, он был рад и заинтересован. Я обещал выделить десяток таких профессионалов. Думаю, что Эса с Ходотом смогут помочь и предоставить своих наставников для такой учебы воинов-телохранителей.
Постепенно разговор перешел к внешней политике. Понимая, что мы сейчас говорим о слишком важных вещах мы переместились в отдельную комнату. Я с Радомыслом разместились на лавке с мягкой обивкой с одной стороны, а Феофил с Иоанном сели напротив. И здесь, в вопросах политики, я смог притянуть внимание Феофила на себя окончательно. Начал император с того, что Византия обеспокоена той армией, что находится у Плиски. Я постарался убедить его в том, что войско не является угрозой для его империи.
— Феофил, — обратился я к нему, — мир устал от застойных империй. Он жаждет перемен.
Император встретился со мной взглядом.
— И каких это перемен он жаждет? — спросил он.
Я изложил свое видение не как требование, а как некий пакт, заключенный на взаимовыгодных условиях.
— Мы разделим Европу не как завоеватели, а как архитекторы новой эпохи. Север, от ледяных фьордов Скандинавии до плодородных равнин франков, станет владениями царства Гардарики. Мы будем молотом, сокрушающим мелких военачальников и объединяющим землю под знаменем силы и единства.
— А юг? — голос Феофила хотя и имел нотки скепсиса, зато глаза блестели алчностью.
— А юг, император, — ответил я, — будет греться под золотыми крыльями византийского орла. Испания, Италия, драгоценности Средиземноморья — все будет вашим. Пусть короли воюют друг с другом, пока Гардарики и Византия строят империи.
Я смог донести до него план по разграничению зон влияния.
— Мне кажется, что если мы не договоримся сейчас, то потом наши потомки будут разгребать наши ошибки, — говорил я, стараясь убедить его в своей правоте.
Я хотел подписать секретный договора о разделе Европы: Север (Франция, Германия, Польша) — Гардарики, Юг (Испания, Португалия и весь берег Средиземного моря, кроме французского) — Византии.
Мы говорили о Кавказе, горном хребте, разделенном между нашими владениями. Скифское море, когда-то бывшее барьером, стало бы мостом, водным путем для торговли и, если необходимо, для объединенной мощи наших сил. Юг Кавказа — Византии, север — Гардарики. А Скифское море — море двух государств.
Не было никаких громких заявлений, никаких публичных деклараций. Наш договор был пока еще зыбким соглашением, общим взглядом.
Это был не просто раздел земли; это было рождение новой эры, эпохи, когда медведь Царства и двуглавый орел Византии будут править. Причем каждый на своем месте, на разных высотах, разных территориях.
И как приманка, я предложил ему передать Рим. Я объяснил ему, что именно против Рима собирается армия. Объяснил и мотивы — похищение беременной царицы Милены является моим казус-бели.
В комнате наступила напряженная тишина, нарушаемая лишь приглушенными звуками пира из зала. Иоанн принес карту Европы и писчие принадлежности. На столе между нами лежал свиток с пустой поверхностью, ожидающий написания слов, которые изменят лицо Западной Европы. Это должен был быть тайный пакт о совместной добыче и разделенных территориях, столь же дерзкий и циничный, как и любой другой когда-либо задуманный. Пакт, мало чем отличающийся от того, который был заключен между Молотовым и Риббентропом.
Сравнение, конечно, ужасное. Но история знает огромное количество сговоров. К примеру, Мюнхенское соглашение 1938 г., которое было подписано до того, как СССР заключил пакт о ненападении, который, кстати, заключали в то время все, кому не лень. Мюнхенское соглашение — это тот же пакт, который заключили между собой Германия, Великобритания, Франция и Италия. Соглашение позволило нацистской Германии аннексировать Судетскую область Чехословакии. Запад бросил нацистам часть Чехословакии, словно кость голодной собаке. В конечном итоге это открыто назвали «Мюнхенским сговором», который дал Гитлеру смелости и открыл путь для экспансии нацистской идеологии и захватнической войне.
— А франки? Их империя могущественна — задал вопрос Иоанн.
— Франками, — я усмехнулся, — займется Царство Гардарики.
Мы говорили о границах и армиях, о дани и торговле, наши голоса были низкими и заговорщицкими. Пергамент на столе медленно заполнялся замысловатыми линиями и загадочными символами, договор принимал форму мрачного пророчества. С каждым взмахом пера карта известного мира менялась, союзы разрушались и сеялись семена будущих конфликтов.
Мы проговорили так до глубокой ночи. Но по итогу на наших лицах отражалось изнеможение и чувство мрачного удовлетворения.
На следующий день, не выспавшийся, но довольный небольшой победой, я с ближниками направился на местный рынок. Эса осталась, Гор ее развлекал. Укол ревности неприятно царапнул, нужно уже расставить в своей голове все по полочкам. Я так и не понял, как относится к воительнице.
На рынке мне хотелось увидеть ассортимент и разброс цен. В прошлый раз, когда я организовал стихийный рынок при осаде Царьграда, я получил общее представление. Хотелось сравнить их с рынком в спокойном состоянии. До сих пор не имею казначея, который взял бы торговлю царства в свои руки, приходится самому вникать. Аршак отлично справлялся со своей должностью. Я тяжко вздохнул. Благодаря ему с сносно общаюсь на латыни. Эд, правда, так до сих пор и не умеет толком изъясняться на «мертвом» языке.
Воздух был пропитан ароматами специй, пота и моря. Торговые ряды поражали своим разнообразием. Радомысл и Ага крутили головами удивленно разглядывая диковинки. Мы с Эдиком, избалованные обилием товара в нашем прошлом-будущем, поглядывали на них с толикой снисхождения, будто взрослые на детей.
Дядя восхищался экзотическими товарами. Купцы продавали шелка с Востока, специи из Индии и резную слоновую кость из Африки. Попугаи в клетках кричали приветствия на иностранных языках, а обезьяны скалили зубы на прохожих. Группа шутов с лицами, раскрашенными яркими красками, кувыркалась и смеялась, дразня прохожих безобидными пантомимами.
— А эти греки, — усмехнулся лекарь, хлопнув меня по спине, — умеют развлекаться.
Я окинул толпу взглядом. На задворках сознания прокатилась мысль о том, что такая толпа может легко спрятать кинжал. Благо рядом Ага, который, несмотря на то, что вертел головой, успевал загораживать меня от столкновений с толпой. Благо у нас имелась пятерка легионеров, которые взяли нас в коробочку охранения.
Радомысл остановился у прилавка, переполненного блестящими шелками. Иссохший старый купец, с морщинистым, как чернослив, лицом, низко поклонился.
— Добро пожаловать, благородный господин, — прохрипел купец на латыни, — лучшие шелка во всей империи.
Купец угодливо провел рукой, приглашая рассмотреть разнообразие и качество товара. Дядя пощупал рулон малинового шелка цвета свежей крови.
— Самый лучший, говоришь? А цена?
— Для вас, господин, всего лишь сто солидов.
Радомысл откинул голову назад и расхохотался.
— Сто золотых монет? Старик, ты меня за дурака принимаешь! Я дам тебе двадцать.
