Тысяча кораблей - Натали Хейнс
— И все равно оно мое, — настаивала Афина.
— На нем что-то написано, — сказала Гера, поворачивая яблоко в руке. — ТН КАЛЛIƩТНI[19].
— Я же говорила, что оно мое, — пожала плечами Афродита. — Кого еще может подразумевать такая надпись?
Последовала короткая пауза.
— А может, оно мое, — молвила Гера. — Никому из вас это не приходило в голову?
— Отдай! — крикнула Афина. — Папа!
Боги оглянулись и увидели позади высокого бородатого Зевса, который спешил прочь.
— Мы все заметили, как ты пытаешься улизнуть! — крикнула Гера.
Зевс замер на месте и глубоко вздохнул. Где-то в безоблачном небе прогремел гром, и люди бросились в храмы, чтобы умилостивить великого владыку Олимпа. Громовержец повернулся к жене.
— У тебя какой-то вопрос ко мне? — спросил он. — Или вы просто выясняли отношения между собой?
Златовласый Аполлон подтолкнул локтем Артемиду. Все три богини были несговорчивые упрямицы, что сулило брату с сестрой нескончаемое развлечение.
— На яблоке написано «Прекраснейшей», — объяснила Гера. — Спор идет о том, кому оно должно принадлежать.
— Нет никакого спора, — возразила Афродита.
— Есть, — сказала Афина.
— Выход из этого тупика только один, — осадила обеих богинь Гера. — Пусть кто-нибудь решит, кому достанется яблоко.
Олимпийская царица оглядела толпу богов перед собой. Те, кто пробрался в первые ряды, тут же раскаялись в своем любопытстве и уставились в землю, словно им срочно потребовалось пересчитать каждую песчинку.
— Вообще-то решить должен ты, муж мой, — продолжала Гера.
Зевс взглянул на раздраженно-заносчивое лицо жены, затем на уязвленную физиономию старшей дочери. Вторая дочь, как всегда, казалась совершенством, но даже глупцу было ясно: Афродита не ждет, что он выберет Геру или Афину. И уж конечно не простит его за подобное решение.
— Я не стану вмешиваться, — объявил громовержец. — Как выбрать между женой и дочерьми? Муж и отец на такое не способен.
— Тогда отдай мне мой шар, — потребовала Афродита, скрипнув крошечными, похожими на раковины зубками.
— Это не шар, а яблоко, — поправила Афина. — И оно мое.
— Какие вы обе нахалки! — воскликнула Гера. — Яблоко-то держу я!
— Потому что ты отняла его у меня! — огрызнулась Афина.
Воздух заискрился, и богини почувствовали, как под ними зашевелился песок. Неужели в спор вмешался колебатель земли Посейдон? Толпа богов исчезла. Богинь окутало белоснежное облако, а потом они ощутили под ногами другую, более каменистую почву. Облако растаяло, и богини очутились на горном склоне, окруженные со всех сторон темно-зелеными соснами.
— Где мы? — спросила Афродита.
— По всей видимости, на горе Ида, — ответила Афина, оглядевшись вокруг и заметив на равнине под горой крепостные башни. — Кажется, это Троя?
Гера пожала плечами. Кому какое дело до Трои?
* * *Перед богинями возник красивый юноша, словно вызванный сюда силой их воображения. Его лоб обрамляли пряди черных волос, а остроконечный фригийский колпак был слегка заломлен набок, придавая владельцу кокетливый вид.
— Кто ты? — повелительно спросила Гера.
— Парис, сын Приама, — ответил юноша. Ему хорошо удавалось скрывать смущение, которое он испытывал в обстановке одновременно знакомой и необычной. Только что Парис пас стадо на лугах у подножия Иды и вдруг непостижимым образом очутился на тенистой поляне, которой раньше никогда не замечал. Казалось, он находится почти на самой вершине горы, но тут было слишком тепло. И на него уставились три женщины чуть выше обычного человеческого роста, испускающие легкое золотистое сияние, словно подсвеченные изнутри. Парис догадался, что перед ним богини.
— Ты будешь нашим судьей, — заявила Афродита. Она не сомневалась, что смертный сочтет ее самой красивой из троицы. В противном случае она уничтожит наглеца в одно биение его жалкого человечьего сердца.
— Судьей? Кого я должен рассудить, госпожа? — спросил троянский царевич.
— На этом яблоке написано, что оно предназначено прекраснейшей, — пояснила Афина, указывая пальцем на яблоко в руках у Геры. — Отдай ему яблоко, — велела она Гере. — Так решил Зевс.
Та вздохнула и поманила юношу к себе.
— Вот, — сказала она, бросая ему яблоко. — Ты должен рассудить, кому из нас оно по праву принадлежит.
— Я? — изумился Парис. На мгновение он забеспокоился, не грозит ли опасность стаду, оставшемуся внизу без присмотра. Но даже если бы он услышал сейчас рев горных львов или вой волков, то и пальцем бы не пошевелил. Молодой троянец повертел яблоко в руках, любуясь его теплым мерцанием. Неудивительно, что богини повздорили из-за красивой и драгоценной безделушки. Парис увидел выгравированные на боку буквы: «Прекраснейшей» — и слегка расстроился, что писавший использовал женский род. Будь там написано «Прекраснейшему», он бы, конечно, оставил яблоко себе.
— Да, — подтвердила Афродита, тотчас угадавшая его тайное желание. — Очень красивое, правда?
— Как и все вы, прекрасные госпожи, — отозвался Парис с привычной галантностью.
— Мы это уже слышали, — перебила Афина. — Выбирай.
Парис в искреннем недоумении переводил взгляд с одного лица на другое. Разумеется, Афродита, как все кругом твердили, была необычайно хороша собой. Ее одеяние обтягивало грудь, словно прилипая к коже, так что взор троянского юноши сам собой устремлялся ниже, как бы ему ни хотелось смотреть на совершенное лицо. Парис представил, как запускает руку в медовые волосы, а красавица прижимается к нему всем телом и приоткрывает губы, и больше уже ни о чем другом не мог думать. Конечно, он отдаст яблоко Афродите. Она изумительна.
Но тут Гера откашлялась, и видение исчезло. Не то чтобы совсем исчезло, но временно развеялось. Теперь, когда царица богов стояла между Афродитой и Афиной, Парис заметил, какая она высокая. Высокая, элегантная и властная: казалось, она способна протянуть руку, поднять его над землей и швырнуть о скалу. Изящество запястий и лодыжек Геры придавало этой перспективе странную притягательность. Пожалуй, лучше ее не сердить, внезапно подумал юноша. И тут же опомнился, осознав, что мысль принадлежит не ему: слова сами собой всплыли у него в мозгу, точно он их услышал. Но ведь никто не произнес ни звука.
