На пороге великой смуты - Александр Владимирович Чиненков
Оренбургский край с территорией в один миллион пятьсот двадцать пять тысяч квадратных километров природными богатствами превосходил многие европейские государства. Дипломаты, военные чиновники, учёные и путешественники, в разное время и по разным причинам посетившие край, были поражены бескрайними степными просторами и «новизной предметов сей азиатской стороны». Однообразные степи протяжением семьдесят дней пути, обширные пространства озёр, кишащих рыбой и дичью, редкие экземпляры животных – всё было здесь необычно для европейца и будто переносило в неведомый мир».
Граф отвлёкся от своих размышлений, когда из глубины леса послышался хруст ломаемых веток. Вскоре из-за деревьев показалось несколько всадников. Лицо скакавшего впереди было покрыто инеем от быстрой скачки, а глаза блестели.
– Данила! Донской! – в один голос воскликнули граф и его слуга Демьян, узнав атамана сакмарских казаков.
– Это вы, Ляксандр Прокофьевич! – радостно воскликнул Донской. – Каким это чудом вы очутились здесь?!
– Мы вот с Демьяном решили совершить прогулку, – улыбаясь, ответил граф. – А заодно и к вам, «сиволапым», в гости собрались заглянуть!
Атаман сразу даже не нашёлся, что ответить, разглядев сопровождающий графа отряд и, всплеснув руками, крикнул своим товарищам:
– Гей, казаки! А ну высовывайте рыла свои из лесу! К нам сам Ляксандр Прокофьевич в гости зараз пожаловал!
Казаки, словно дождавшись приказа своего атамана, лихо выскочили на конях из леса и окружили отряд графа.
– А мы здесь злодеев ищем, – словно оправдываясь за действия своих казаков, пояснил атаман. – Когда вас завидели, то за них окаянных, зараз и приняли.
– А мне показалось, что вы охотитесь, – улыбнулся граф, видя, как угрюмые, решительные лица казаков изменились и подобрели. – Ведь разбойники, как мне известно, по степи рыщут?
– Дак мы и в степь совались, – подъехав ближе, сказал Григорий Мастрюков. – Только там ордынские воины шакалят. Их хан с губернатором нашим об том уговорились, чтоб сообча татей отлавливать. Мы чуток с ними не схлестнулись, а когда объяснились, дык зараз и разъехались по-хорошему!
– А что, разбойники вашему славному городку угрожают? – спросил у казаков граф. – Неужели они столь дерзки, что решаются нападать на укреплённые поселения?
– Да вроде бы не слыхать было, чтоб они на нас зуб точили, – заговорил, отвечая, атаман. – Только вот не так давно умёт, что поблизости от нас, за Салмышом был, сабарманы спалили. Всех порубали злыдни…
– А ещё казаки лазутчика ихнего затронули, – встрял Мастрюков. – Вот и порешили мы на круге, значится, обскакать окрестности, чтоб сабарманов напужать! А ежели повезёт, то бошки им посносить!
– Что ж, может помочь вам? – спросил граф атамана, кивнув на своих людей.
– Нет, уже не надо, – отказался от помощи Донской. – Мы и без того уже умаялись и домой вертать собирались.
– Так в чём же дело? Едем в Сакмарск?
– А охота как же? – хитро прищурился атаман. – Вы ж до охоты охочи, Ляксандр Прокофьевич? Айда по кабанам зараз вдарим, покудова все вместе мы?
От подобного предложения граф Артемьев отказаться не смог и тут же дал своё согласие. Воссоединившиеся отряды поскакали в направлении степи, заранее веселясь от предвкушения удачной охоты.
Охота на кабанов в степи – это зрелище не имеет себе равных. Графа и его людей атаман поставил у дубняка, граничащего с камышовыми зарослями. А человек тридцать казаков, вооружённых ружьями, собрались возле камышей и подожгли сухие стебли с наветренной стороны. Разгоравшийся камыш образовал большую огненную стену, которая двинулась на дубняк, заставляя кабанов покидать своё убежище.
И тут началось… Перепуганный жеребец графа носил его то к камышам, то назад, к дубняку, подчас в непосредственной близости от разъярённых зверей. Казаки стремились пронзить кабанов пиками.
Лицо графа раскраснелось. Сердце прыгало в груди. Уж очень ему хотелось убить хоть одного кабана лично.
А вокруг гремели азартные выкрики и радостные вопли участников охоты.
Граф приготовил к выстрелу своё ружьё. Уперевшись ногами в стремена, он закрепился в седле, вскинул ружьё к плечу: «Теперь я поищу цель…»
Разгорячённое лицо приятно обдавало морозным ветерком. «Только прицелься лучше!» – последнее, что промелькнуло в сознании графа, и он крикнул так громко, как только мог: «Айда ко мне, хряк любезный!»
Бежавший в дубняк огромный вепрь вдруг остановился и, пригнув голову, побежал на графа.
Огромный зверь с ужасающими клыками был настроен решительно. Александр Прокофьевич явно прочёл это и в блестящих маленьких глазках зверя, и во вздыбившейся на хребте жёсткой щётке, и во всём облике лобастой головы. Он тщательно прицелился и выстрелил. Кабан хрюкнул и с ходу зарылся рылом в снег, проделав в нём длинную и широкую борозду.
Но, как оказалось, граф не убил, а лишь ранил кабана. А это грозило опасными последствиями. Раненый кабан от боли и страха превращается в крайне опасное чудовище. «Стреляй! Немедленно стреляй!» – запаниковал мозг. Руки предательски затряслись, и граф не мог перезарядить ружьё. А кабан был от него не далее двадцати шагов. Справа грянул выстрел…
После выстрела секач снова повернулся к Александру Прокофьевичу. Подняв окровавленную голову, он поводил ею из стороны в сторону, шумно втягивая воздух влажными чёрными ноздрями.
Граф взял поданное Демьяном ружьё, не спуская глаз с кабана. Теперь он хорошо рассмотрел его торчащие уши и жёлтые, похожие на сабли, клыки.
Кабан снова ринулся в свою последнюю атаку на графа. Вся его голова и левый бок были в крови.
«В лоб бей! В глаз попасть старайся! – ободрял себя Александр Прокофьевич. – Главное не окажись посмешищем в глазах уважающих тебя людей!»
Точно утюгом, ровняя снег под собой, смертельно раненный секач уже не скакал в атаку на врага, а полз к нему, захлебываясь и фыркая.
Граф навёл ствол ружья на промежуток между глаз зверя и нажал спуск. Кабан упал, уронив голову на снег. По его мощному телу прокатились пульсирующие волны. Страшное залитое кровью рыло дёрнулось в последний раз и замерло.
Громко, выражая охвативший его восторг, Александр Прокофьевич закричал:
– Демьян! Ты видел, как я его?
– Видал, барин, – улыбнулся гигант. – Я бы эдак не в жизнь не смог.
– А как бы смог? – орал восхищённо граф. – Покажи прямо сейчас, если не трусишь?
– Кто? Я?
Демьян, оскорблённый тем, что барин упрекнул его в трусости, слез с коня, спокойно подошёл ко второму готовящемуся к броску раненому вепрю и ударом кулака в голову свалил зверя на снег. Потом он уселся на него, схватил за уши и, пригнув животному голову, выстрелил в неё из пистолета в упор.
Видевшие это казаки завыли от
