Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3
— Наизусть выучил… — печально констатировал де Боже.
— Дважды прочитал. У меня хорошая память на стихи.
— Стихи… Ты тонкий человек, Ронселен. Ты, конечно, понимаешь, что это не просто стихи, а приговор нашему Ордену. Страшные строки, сочащиеся еретическим ядом, который понемногу отравляет Орден Храма. Чудовищная ересь, которую, когда–нибудь, может, назовут тамплиерской ересью. Ведь наши братья зачитываются этой поэмой, переписывают её, передают друг другу. Ты знаешь об этом?
— Да, знаю. Поэма «Гнев и боль» появилась в 1256 году после бейбарского разгрома. Автор — некий «тамплиер Оливье».
— Он действительно был тамплиером, этот Оливье?
— Да, он был рыцарем Храма, однако, покинул Орден. Его дальнейшая судьба неизвестна. Впрочем, можно быть уверенным, что сейчас его уже нет в живых.
— Это имеет мало значения. Живы и всё больше распространяются его еретические идеи.
— По моему приказу, мессир, списки поэмы «Гнев и боль» изымают у братьев и уничтожают.
— Братьев наказывают за чтение и распространение поэмы?
— Нет, не наказывают. Нам всем очень больно, как же можно наказывать человека за то, что он испытывает боль? Братьям терпеливо объясняют, что думать так, как этот Оливье — большой грех. Все священники Ордена проинструктированы о том, что надо постоянно разъяснять в проповедях неправду этой поэмы, а так же наставлять братьев во время личных бесед.
— Всё правильно делаешь, Ронселен. Большего тут и не сделаешь. И как успехи?
— Трудно сказать. Думаю, что распространение идей, которые можно назвать «ересью Оливье», удалось приостановить, но эта ересь по–прежнему живёт и развивается и, что самое прискорбное — в первую очередь именно в тамплиерской среде. Нет такого скребка, которым можно вычистить души братьев.
— Что же будет с Орденом, Ронселен? Мы потеряем Акру, это лишь вопрос времени, нас окончательно изгонят из Святой Земли. Это понятно, но никто не хочет понять, что главная беда — не в этом. Потерю Акры можно пережить, но нельзя пережить потерю Христа, потому что это и есть смерть души. Тамплиеры всегда легко отдавали жизни за Христа, и оставшимся в живых Господь дарил победы, но едва лишь поражения последовали одно за другим, как мы тут же заныли: Христос отвернулся от нас, мы не нужны Христу, Христос бездействует. Могут ли существовать богохульства страшнее и омерзительнее? За победу они готовы были умирать, а поражений душа не выдержала. Но как, скажи мне, Ронселен, добрый христианин может не понимать того, что Христос никогда не обещал нам земного величия, никогда не сулил нам блестящих побед. Христос обещал нам славу на небесах, а не благополучное устройство всех наших земных дел. Христос ясно сказал: «Царство моё не от мира сего». А мы слишком влюбились в своё земное царство — королевство иерусалимское, и теперь обижаемся на Христа за то, что Он у нас его отнимает. Мы обвиняем Христа в бездействии, а ведь это просто испытания. Господь лишь проверяет, какой Иерусалим нам дороже, земной или небесный. И тамплиеры, о ужас, проваливают это испытание.
— Не надо преувеличивать, мессир. Большинство тамплиеров, до дна испив горечь поражений, сохранили в своих сердцах любовь ко Христу и веру в то, что Он нас не оставил.
— Да так ли? Ты понимаешь, в чём ужас, Ронселен? Сегодня они говорят: «Христос нас больше не защищает». А завтра сами не захотят защищать христианство. Сегодня: «Христос отвернулся от нас», а завтра они отрекутся от Него.
— Всегда есть христиане слабые в вере, но всегда есть и сильные, которые при любых обстоятельствах сохранят верность Христу. Не угодно ли вам, мессир, получить наглядное подтверждение?
— Ты о чём?
— Я подбираю людей для секретных заданий. Мне нужны особые люди — несгибаемые, непоколебимые, с душами нежнее фиалок и твёрже гранита. Порою я нахожу таких людей не только в Ордене, и тогда я предлагаю им вступить в Орден. И вот недавно один рыцарь — крестоносец, к которому я присматривался, сам попросил принять его в Орден. Он сражается на Святой Земле уже несколько лет, хотя ещё довольно молод. Я навёл о нём справки, поговорил с ним и могу вас заверить — он никогда не отречётся от Христа. Хотите, предложим ему отречься, скажем, что таково условие приёма в Орден Храма?
— Это чудовищно.
— Зато надёжно. Мы можем до бесконечности рассуждать о том, чья вера тверда, а чья — не очень, но увидев перед собой человека, которого ничто не может отлучить от любви Христовой, мы можем без рассуждений всё узнать наверняка.
— Хорошо, — угрюмо согласился магистр. — Ты, конечно, уже пригласил его?
— Да. Его зовут Арман де Ливрон. Он ждёт в приёмной.
***Арману на вид не было ещё и тридцати, но он ни сколько не походил на восторженного юношу. Тонкая улыбочка насмешника, цепкий взгляд хищника — от него веяло легкомыслием с оттенком хитринки. «Трудно поверить, что этот человек любит молиться, — подумал де Боже. — Почему Ронселен так в нём уверен?».
А Ронселен уже начал свой жестокий спектакль:
— Поздравляю тебя, Арман. Сам великий магистр принял решение о твоём приёме в Орден.
Арман положил правую руку на сердце и в пояс поклонился великому магистру. «Кажется, он совершенно не осознаёт серьёзности события, — подумал де Боже. — Ему говорят, что он станет тамплиером, а он даже не благодарит и как будто продолжает улыбаться».
— Торжественная церемония приёма состоится завтра, — продолжил Ронселен, — но сейчас ты должен пройти одно испытание, — Арман вновь поклонился. — Скажи, готов ли ты к беспрекословному подчинению иерархам Ордена?
— Да, мессир.
— Значит ты готов выполнить любой, самый страшный приказ?
— Без сомнения, мессир, — Арман улыбался почему–то несколько иронично.
— Итак, вот приказ: ты должен отречься от Христа и плюнуть на крест.
— Мессир, должно быть, шутит?
— Ты видишь перед собой человека, который шутит? — прошипел, как ядовитая змея Ронселен, его лицо стало страшным.
— Магистр де Боже? — Арман с надеждой посмотрел на магистра.
— Делай, что тебе говорят! — неожиданно заорал де Боже.
В этот момент иерархи увидели другого Армана. Скорбь залегла в уголках его тонких губ. Лицо стало очень серьёзным и возвышенным. Он тихо сказал:
— Я готов выполнить любой приказ, который христианин может отдать христианину, но от Христа не отрекусь никогда.
— Ещё как отречёшься! — страшно заорал Ронселен. — Иначе просто сгниёшь в подвале на грязной соломе, медленно будешь подыхать на гнилой воде и чёрством хлебе, солнца никогда больше не увидишь. Прямо отсюда тебя с мешком на голове отволокут в подвал. Отрекайся!
— Вы говорите очень печальные вещи, мессир, но от Христа отречься невозможно, без Него мне будет нечем дышать.
— Упорный попался, — усмехнулся де Боже. — Прикончи его, Ронселен. Только бей в сердце, чтобы крови было поменьше.
Де Фо выхватил меч. Де Ливрон отступил на два шага, медленно достал меч из ножен и бросил его к ногам Ронселена. Потом сложил руки крестом на груди и тихо сказал:
— Мне жаль вас, несчастные богоотступники. Вы погубили свои души, а я вскоре буду со Христом. Делайте, что хотите, больше вы ни слова от меня не услышите, — Арман закрыл глаза и погрузился в молитву.
— Всё, Ронселен, довольно, — тяжело вздохнул де Боже. — Арман, мой мальчик, прости нас, это было испытание, которое ты с честью выдержал. Теперь мы знаем, что ты никогда не отречёшься от Христа.
Арман открыл глаза. По его щекам потекли слёзы. Магистр де Боже обнял его за плечи и по–отцовски тепло спросил:
— Страшно было умирать?
— Нет, умереть за Христа не страшно. Страшно было узнать, что Орден Храма состоит из христопродавцев.
— Это не так, поверь. Тамплиеры — верные слуги Христовы. Прости, что проверка была такой жестокой..
— Хорошая проверка — жестокая проверка, — к Арману вернулась его обычная ироничность, а слёзы всё так и текли по его лицу.
— Помолимся же, братья, — воодушёвлённо сказал де Боже.
Они втроём встали на колени у образа Спасителя.
— Господи, прости и помилуй грешных и недостойных Своих паладинов, убогих рыцарей Храма… — взмолился де Боже, и на глазах этого мужественного и вдохновенного старика так же навернулись слёзы. Они молились, наверное, минут десять, потом встали и великий магистр сказал:
— Теперь ты наш, рыцарь Арман де Ливрон. Теперь ты тамплиер навеки. А торжественная церемония приёма, как и было обещано — завтра. Прошу за стол, господа.
***Де Боже, де Фо, де Ливрон были людьми действительно особыми. Только что, во время страшной проверки, все трое пережили сильное эмоциональное потрясение, но тут же, усевшись за стол, как ни в чём ни бывало, начали говорить о делах.