Элизабет Фримантл - Гамбит Королевы
– Дот, – тихо произнес Уильям, когда она проходила мимо. Наверное, показалось, ведь он ни разу не обратился к ней после того, первого раза, когда спросил, как ее зовут.
– Да. – Вспыхнув, она обернулась.
Уильям встал, со скрипом отодвинул стул и поманил ее. Дот поставила таз на пол и пошла за ним в зернохранилище.
– Ни звука, – предупредил он.
Наконец-то! Сердце у Дот забилось громко и часто – как будто дятел стучал по дереву. Она не совсем понимала, чего ожидать – поцелуя, предложения руки и сердца, объятий? Для нее сошло бы все. От волнения она дрожала, губы покалывало. В зернохранилище темно, а пахнет совсем как от отца после того, как он целый день крыл крыши соломой. Дот остановилась на пороге. После того как глаза привыкли к полумраку, она увидела мешки с зерном, похожие на ряд толстых коленопреклоненных монахов. Уильям нагнулся в дальнем углу и что-то достал из-за одного мешка.
Он схватил девушку за руку, втащил ее внутрь, закрыл дверь и наклонился к ней. Она готовилась к поцелуям, о которых давно мечтала; у нее закружилась голова.
– Нужно, чтобы ты кое-что передала королеве, – прошептал Уильям. Его губы оказались так близко к ее уху, что она слышала его дыхание. – Никому ни слова об этом! – С этими словами он вручил ей какой-то сверток. – Спрячь под юбкой!
– Что это?
– Книга.
– Но зачем…
– Ты ведь хочешь быть полезной королеве?
Она кивнула.
Уильям обвил рукой ее талию и спросил:
– Ты понимаешь, как это опасно, Дороти Фонтен? Ты согласна?
– Ради королевы я сделаю что угодно, – сказала она, мысленно продолжая: «И ради тебя тоже, Уильям Сэвидж».
– Так я и думал.
Дот приподняла юбку и спрятала сверток за пояс. Он не отвернулся.
– Хорошо… Ты умница, Дот.
Вот и все.
Они снова вышли в коридор, Уильям вернулся за свой стол, а Дот подняла с пола тяжелый таз. Не было ни поцелуев, ни нежных слов, но, когда Дот снова проходила мимо него с пустым тазом, она была уверена, что он ей подмигнул.
После возвращения в Уайтхолл он еще несколько раз передавал через нее книги, и всегда так же тайно. Они по-прежнему не целовались. И все же Дот казалось, что она побывала на свидании. Книги объединяли ее с Уильямом Сэвиджем, с его чернильными пальцами и скошенным зубом. Интересно, зачем нужна такая таинственность? По ночам, когда королева спала, Дот иногда зажигала огарок свечи и открывала одну из книг. Все они были красивые, в богатых обложках, с золотым тиснением, но ее завораживали слова, написанные черным по белому, непонятные, загадочные. Дот молча листала плотные страницы, ощупывая их подушечками пальцев. Иногда она подносила книгу к лицу и вдыхала аромат пыли, дерева, чернил и запах кожи, похожий на тот, что бывает в амуничной. Запах книг напоминал ей о родительском доме, что рядом с дубильной мастерской, и об Уильяме. Она отыскивала на страницах буквы, из которых состоит ее имя: «д» с перекладинкой, округлое «о», изящное «т»; она пыталась соединить их, найти в них смысл.
Глава 5
Сент-Джеймский дворец, Лондон, июнь 1544 г.
Свадьба Маргарет Дуглас – важное событие. На церемонии присутствовали высшая знать и верховные священнослужители в полном составе. Иностранные послы восхищались дворцом. Позже они все наверняка напишут своим монархам о пышной свадьбе, соединившей Англию и Шотландию, о драгоценностях королевы, о сверкающих бриллиантах, изготовленных специально к случаю. Катерине казалось, что тяжелые украшения пригибают ее к земле. Пусть Генриху не удалось обручить принца Эдуарда с маленькой королевой Шотландии, зато он выдает свою племянницу за Мэтью Стюарта, графа Леннокса. От шотландского престола Леннокса отделяют лишь малолетняя Мария и нерешительный регент Арран. Шотландцы наверняка воспрянут духом, особенно после того, как Гертфорд, с месяц назад разграбив Эдинбург, сжег город до основания. В Англии тогда только об этом и говорили; Арран бежал. Свадьба призвана подсластить пилюлю.
Все расступились, когда жених и невеста вышли танцевать. Для них играли выдающиеся музыканты, братья Бассано. Их привез в Англию Уилл, и они во всех отношениях пришлись здесь ко двору, после замужества Катерины Парр и вовсе пошли в гору.
Маргарет сияла улыбкой. Она явно влюблена в своего молодого мужа.
Катерина заметила, как она пользовалась любой возможностью, чтобы прикоснуться к нему, погладить его безбородое лицо, сжать его бедро, взять за руку. Маргарет – ветреное создание; она слишком любит флиртовать. Но Катерине она нравится, и она рада, что Маргарет выходит замуж. Племянница короля успела даже посидеть в Тауэре за незаконную связь с одним из Говардов. Ей не позволено любить кого хочется. Сразу видно, что новобрачные счастливы. Катерина рада, что ее приятельницу не выдали за какого-нибудь старого и безобразного принца, чтобы восстановить былую дружбу с королем Франциском. Значит, Маргарет останется при дворе.
Леннокс выделялся из толпы придворных. Он уверен в себе, храбр. Глядя, как он жадно смотрит на новобрачную, как обнимает ее за талию, Катерина вспоминала кое-кого другого, и, хотя она старалась о нем не думать, невольно ставила себя на место Маргарет. Ей тоже хотелось, чтобы ее обнимали руки любимого. Глотая слезы, она смотрела на свои руки – как и у короля, они унизаны кольцами. Среди них обручальное, которое больно вдавливает палец.
Король с самодовольным видом развалился в кресле, закинув больную ногу на другую. Он поманил к себе одного из послов и стал беседовать с ним; кольца переливались на свету. Генриху полегчало; ему больше не требовалось кресло на колесах, в котором его возили по дворцам, когда ему было так больно, что он не мог ходить. Тогда он очень страдал. Они с Хьюиком готовили припарки для раны на ноге, и Катерина ежедневно прикладывала их к больному месту, бинтуя ногу и делая вид, что не чувствует зловония. Король так страдал от боли, что на время забыл о супружеских обязанностях. Втайне радуясь, Катерина спала одна в огромной постели, по нескольку недель наслаждаясь одиночеством. Однако припарки, похоже, помогли: кресло убрали в погреб с глаз долой. О нем нельзя даже упоминать. Теперь по ночам Катерина снова терпит буйный темперамент своего супруга. Несмотря на его пыл, он не может подарить ей ребенка. Катерина все чаще сомневалась в своем будущем. Король по-прежнему обожает ее, за год брака не проронил в ее адрес публично ни одного грубого слова. Правда, в спальне он ведет себя совсем по-иному, но то, что творится за закрытыми дверями, никого не касается. Старческая немощь становится причиной его приступов дикой ярости – потом, утром, он просит у нее прощения. Катерина по-прежнему невозмутима; в конце концов, Генрих – не первый порочный мужчина в ее постели. В последнее время она редко вспоминала Мергитройда и запретила себе думать о том, как его похоть разжигала в ней желание. Генриху нужен еще один сын – вот почему он так неистовствовал. Когда он смотрел на нее стеклянными глазами и спрашивал: «Ну, женушка, какие новости?» – а она в ответ лишь опускала глаза и качала головой, ее охватывал страх.
Генрих о чем-то шутил с Саффолком; тот примостился с ним рядом в неудобной позе, на корточках. Они наблюдали за танцующими дамами, особенно за малышкой Мэри Дадли – ей тринадцать лет, и она только недавно прибыла ко двору. Очаровательная и гибкая, как котенок, она легко скользила на стройных ножках и изящно изгибалась в фигурах паваны. Саффолк что-то шептал, почесывая густую взъерошенную бороду, приблизив губы к самому уху короля. Они засмеялись, и Саффолк сделал правой рукой непристойный жест, который выглядит особенно отвратительно у такого старика, как он.
Катерина одернула рукава на запястьях, чтобы скрыть багровые кровоподтеки, боль от которых усугубляют тяжелые браслеты. Прошлой ночью король стискивал ей руки, зажимал жирной ладонью рот. Пытаясь раззадорить себя, он обзывал ее шлюхой и сукой. Она зажмуривалась и обращалась к Богу, прося даровать ей сына. Пусть у Генриха в конце концов все получится! Но после того как все закончилось и он слез с нее, он нежно поцеловал все синяки, кровоподтеки и ссадины, шепча:
– Катерина, ты моя любовь.
Потом они зажгли свечу, и она робко заговорила с ним о Кальвине, о том, что невозможно отделить самопознание от познания Бога, о разделении идей. Она понимала, что, заговорив о Кальвине, ступила на опасную почву. Гардинер захочет сжечь ее за такие речи. Но когда они говорят вот так, наедине, она чувствует, как Генрих прислушивается к ней. Внимание такого человека много значит. Ее брак – и благословение, и проклятие. Катерина все больше проникалась мыслью о том, что она отвратит короля от старой веры, снова направит его к новой религии. Но она должна быть ловкой как фокусник.
– Гарри, почему ты позволил Гардинеру запретить сочинение Кальвина, раз его писания так умны? – как-то спросила его Катерина, сразу же сообразив, что зашла слишком далеко, и мысленно обругала себя за неосторожность. Король не поддержит критику.
