Элизабет Фримантл - Гамбит Королевы
Гардинер так быстро упал на одно колено, что ударился локтем о трон и вскрикнул от боли. С трудом взяв себя в руки, он пробормотал:
– Для меня будет большой честью, мадам, служить вам. – Он взял руку Катерины в обе свои. Руки у него мягкие и дряблые, как сырое свиное сало. Он поцеловал ее обручальное кольцо. Его плечи в перхоти, как будто его обсыпал снег.
– Мы очень признательны вам, ваша светлость, – ответила Катерина.
– А теперь идите! – рявкнул король.
Гардинер, кряхтя, встал и отошел.
– Решение должен одобрить мой Тайный совет. Некоторым мой замысел очень не понравится, – злорадно продолжил король. – Но это всего лишь формальность. Мы созовем совет для тебя, любимая. И мы намерены написать новое завещание, если что-нибудь случится, пока…
Катерина схватила его за рукав:
– Ничего не случится! Господь сохранит тебя, Гарри!
Некоторое время они молча наблюдали за танцующими. Катерина пришла в смятение. Она – регент Англии! О таком она даже не мечтала. Мысль о власти щекотала и будоражила ее. Подумать только, она сумеет поставить на место елейных советников-католиков! Радужные мысли были похожи на мыльные пузыри. Ей казалось, что она пускает побеги, которые укореняются под дворцом и укрепляются, как корни большого дуба. Король радовался как ребенок. Он исподтишка наблюдал за Елизаветой: ее кружил в танце юноша из семейства Дадли. Король растянул губы в улыбке.
– Елизавета становится настоящей красавицей, – заметил он.
– Она похожа на своего отца.
– Ты права, Катерина, она до мозга костей Тюдор.
Генрих был как будто взволнован, его глаза сверкали; он похож на ребенка, который радуется новой игрушке. Катерина заметила, как тревожится стоящий напротив Гардинер. Он перешептывался с Райзли и еще одним своим дружком-консерватором, Ричардом Ричем; все трое то и дело косились в ее сторону. Есть у нее сын или нет, теперь они не посмеют ее тронуть! Она испытывала незнакомое прежде чувство удовлетворения, такого с ней не случалось так давно, что она уже и не помнит этого.
– Гарри, позволь, пожалуйста, Елизавете почаще бывать при дворе, пока ты сражаешься во Франции. Мне бы хотелось собрать вокруг себя своих близких.
– Если бы ты не выразила такого желания, любовь моя, мы бы тебе приказали, – пророкотал он. Положение Катерины еще больше упрочивалось.
Шепчущаяся троица распалась, Райзли, похожий на хорька, неприязненно косился на нее. В его глазах такая ненависть, что Катерина вздрогнула.
Хэмптон-Корт, август 1544 г.
Дот протирала окна тряпкой, смоченной в уксусе. Тряпка скрипела по стеклу. От испарений у девушки слезились глаза. Сегодня день рождения королевы, и все королевские дети собрались во внутренних покоях: Катерина читала вслух письмо от короля из Франции. Когда его нет, все идет по-другому; дворцом овладевает беззаботное настроение. Принц Эдуард неподвижно сидит на коленях у Марии. Елизавета теперь тоже с ними; недавно она приехала из Ашриджа. Она прижалась к Мег и что-то шептала ей на ухо. Они теперь неразлучны. Дот терла стекло с остервенением.
Елизавета – как магнит, что притягивает к себе железо. Все ее обожают. Даже Крепыш сидит у ее ног и глазеет на нее так, словно она – сама Дева Мария. Мег держит ее за руку. Но Дот Елизавета совсем не нравится. Дот представляла, как трет Елизавету своей уксусной тряпкой, словно она – грязное пятно на окне. Мег поднималась все выше и выше; для Дот она уже недосягаема. Теперь она подружилась с дочерью короля, и они вместе читали книжки. Они по очереди читают их вслух на языках, которые Дот не понимает. Обе занимались с новым наставником, мистером Гриндалом; пока они царапают слова на бумаге, Дот вычищает золу из камина, подметает пол и выносит подушки на двор, чтобы выбить из них пыль; на нее шикают, если она слишком шумит. Мег еще больше похудела, а лицо у нее бледное, как козий сыр. Правда, теперь она так часто улыбается, что перемены в ее состоянии никто не замечает. А у Катерины много дел, она постоянно куда-то ездит, присутствует на заседаниях Тайного совета, принимает посетителей, диктует письма.
– Посмотри на королеву, – услышала Дот слова Елизаветы, обращенные к Мег. – Кто сказал, что женщины не могут править? Кто сказал, что они должны быть замужем и управляться мужчинами? – Мег засмеялась, как будто Елизавета удачно пошутила. – Если я когда-нибудь стану королевой, мужчины не будут мною управлять.
Дот скривилась. Все знают, что кому-кому, а Елизавете королевой не быть. Королем будет ее брат, а после него – его дети. Ну а Елизавету наверняка выдадут за какого-нибудь иностранного принца – и скатертью дорога.
В глубине души Дот очень хотелось, чтобы король не вернулся из Франции. Хотя сейчас Катерина перегружена делами, она полна жизни; такой Дот ее не помнила. Напряженная складка на лбу разгладилась, ушла вымученная улыбка. В ней словно зажегся огонь. Она написала молитву для солдат, которые уходят на войну. Ее напечатали и раздали; придворные дамы в восхищении, даже противная Стэнхоуп рассыпается в комплиментах.
Дот бросила тряпку в ведро и вытащила сухую из-за пояса, провела по стеклу и пюпитру для молитвенника. Там тоже укреплен листок с молитвой, сочиненной Катериной. Она похожа на ряд строчек и завитушек, как вышивка на белой рубашке. Дот ненавидит себя за то, что не умеет читать. Она хотела попросить Мег, чтобы та ей прочла, но Мег не до нее; у нее новая подружка, с которой она делится своими секретами. Попросить Катерину Дот тем более не может. Сейчас Катерина должна управлять всей Англией. И Бетти тоже не попросишь. Бетти совсем неграмотная, хуже Дот; она даже имени своего написать не может. Ну, а попробуй Дот обратиться с подобной просьбой к какой-нибудь кухарке, ее поднимут на смех. Здешние слуги и так считают, что она слишком задрала нос и вознеслась не по чину. Кроме того, Бетти не умеет держать язык за зубами; слуги часто хихикают у нее за спиной и называют ее герцогиней Дотти. Бывает, она спускается на кухню, и все вдруг умолкают. Ей не доверяют. Они не знают, на чьей она стороне.
Правда, там же, в буфетной, иногда сидит Уильям Сэвидж; Дот считает, что он кое-чем ей обязан. Сколько книг она прятала под юбкой и передавала королеве! Она непременно попросит его прочесть ей молитву, когда в следующий раз спустится на кухню, хотя Уильям занимался подсчетами все реже и реже; теперь там новый клерк по имени Уилфред. У самого прыщи, а на Дот он смотрит так, словно у нее чума.
Уильяма почти каждый вечер можно видеть в покоях королевы; он играет на спинете. Дот кажется, что даже Уильям Сэвидж, о котором она грезит уже целый год, ускользает от нее со своей музыкой; он поднимается из кухни в другой, утонченный мир, где она лишь невидимка – призрак с грязной тряпкой в руках. Иногда, проходя мимо с растопкой или выполняя поручение королевы, она видела, как его пальцы порхают по клавишам. Они извлекали очень красивые звуки – наверное, такая музыка исполняется и в раю.
Ко дню рождения королевы Елизавета написала стихотворение. Катерина, похоже, больше порадовалась ему, чем даже подарку самого короля – броши, инкрустированной рубинами и изумрудами, которую утром привезли от лондонского ювелира.
– Смотри, Дот! – сказала она, открывая шкатулку. – Изумруды – символ Тюдоров, а рубины – мой. Видишь, как они сочетаются! – Даже не примерив, Катерина передала брошь Дот.
Оставшись одна в гардеробной, Дот приколола ее к своему корсажу. Правда, на ней брошь выглядела совсем не к месту – как лилия среди лютиков; к тому же, снимая ее, Дот уколола палец и запачкала кровью свой белый чепец. Королева читала вслух стихи Елизаветы и вздыхала, словно перед ней письмо от любовника.
Правда, Елизавета очень красиво пишет. Дот видела листочек со стихами накануне – его оставили в классе. Пусть она не умеет читать, но может оценить красивые, ровные буквы, которые вывела Елизавета. Ее немного жаль, ведь родной отец считает ее незаконнорожденной, а ее мать, Боллейн, вообще объявили шестипалой ведьмой; ее казнили за страшные преступления. Да, Дот в самом деле жалела Елизавету, сосланную в захолустный замок Ашридж. А ведь она по праву должна жить во дворце, окруженная придворными, – и, конечно, быть рядом со своим отцом. Правда, в глубине души Дот думала: будь у нее такой страшный отец, как король, она предпочла бы находиться в любом другом месте, даже в мрачном сером замке вроде Ашриджа, чем под его взглядом, от которого дрожат даже великие полководцы.
Когда Мег вернулась из Ашриджа, живо описала большой парк с извилистыми тропинками, огромные сырые комнаты, где они все время жались к дымящим каминам – поэтому их платья пропахли дымом, – холодные коридоры, в которых гуляют сквозняки, и высокие каменные своды. Под потолками там живут летучие мыши, которые кружат и пищат по ночам. Мег, обычно не болтливая, все время рассказывала о ней – Елизавета то, Елизавета се. Дот не возражала; приятно, когда Мег, пусть и ненадолго, забывала о прошлом и становилась обычной девушкой. Но несколько недель назад Елизавета приехала ко двору, и все переменилось.
