Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
– Это почему у меня нет времени восстанавливаться? – резко спросил Роман. – Знаешь, мной понукать не надо. Я после выхода отсюда домой бы съездил. А затем в Москву с дядей думаю податься. Дядя сам вашему Говырину сказал, что я буду на курсах красных командиров учиться.
– Прежде всего, ты, как и твой дядя, – рядовой боец революции. И должен находиться там и выполнять то, что она тебе прикажет в лице наших старших товарищей. А не то власть у ваших Бучининых останется. Так-то, брат!
Роман в любое другое время дал бы отпор такому бесцеремонному давлению, но упоминание о дяде поневоле заставило его прислушаться. Вопреки чутью, которое уловило, что Серебряков как молодой комсомольский вожак уже научился у своих старших товарищей находить уязвимые струны души. Умело играя на них, можно направить почти любого в нужное русло…
– Так вот, – продолжил Серебряков, – в ближайшее время город будет сдан, и красная армия отойдёт на запад. Возможно, даже за Уральский хребет. Нам нужно, чтобы ты после выздоровления остался в городе и поступил на службу к белогвардейским властям. Непременно! Будешь нашими ушами, глазами, а иногда и руками. Кроме тебя, останутся ещё люди, но до поры до времени тебе знать о них необязательно. Если ты им понадобишься, тебя найдут. Скажут такие слова: «Передай привет Андреевичу!» Это пароль. Слова отзыва: «Я уже передал через Палыча». Мы остаёмся в лесу, рядом с городом, будем партизанить. Вместе мы приблизим освобождение города, а заодно и победу над старорежимной сволочью. Кроме нас, тут ещё свою группу сформировали левые эсеры с бывшим комиссаром твоего батальона. С нами вместе они не захотели. Посмотрим, что получится. Врач твоя, Дубровина, с белогвардейским душком, между прочим. Дочь торговца. Ждёт не дождётся офицеров! Но ты от неё ничего не скрывай, в том числе и деревенской истории… с любовью твоей неудачной. Я ухожу. Вот план, на всякий случай, где мы будем находиться, – с этими словами Алексей протянул Роману клочок бумаги с чуть заметными чёрточками. – Запомнишь и уничтожишь! Это на северо-западе, на Боровском болоте. Всякое может быть. Не получится у тебя – твои односельчане начнут требовать суда над тобой за поджог. В общем, сколько продержишься…
– Хорошо, но ведь все, точнее многие, знают, что я за красных воевал!
– Ерунда! Вас таких почти весь Алапаевский полк остался. Беляки к себе на службу всех мобилизованных забирают, да и добровольцев тоже. Беспартийных, конечно, и тех, кто ихних не убивал и имущество не забирал. Так что сгодишься. Больше боюсь твоих деревенских, их требования суда! Поэтому постарайся с ними не пересекаться.
– А как же мой дядя, он ведь тоже левый эсер, а вы с ними разминулись? – снова спросил Роман.
– Ну, об этом мы с тобой после поговорим. А сейчас мне уходить пора. Я ведь сюда не к тебе пришёл, а госпиталь инспектирую, – с этими словами Серебряков пошёл к двери, положив на тумбочку рядом с Романом томик Бальзака:
– Почитаешь на досуге.
На следующий день Федорахин проснулся от небывалой тишины. Смолкла канонада, не было слышно стрёкота пулемётов, не раздавалось громкоголосое эхо от криков «ура». Врач на обходе, подошла к кровати Романа и, увидев томик Бальзака, спросила:
– Читаете?
– Начал! – лениво ответил Федорахин.
– У вас есть образование? Где учились?
– Окончил с отличием высшее земское училище в селе Монастырском! – не без гордости отчеканил Роман.
Дубровина, взяв книгу и полистав, с укоризной в голосе снова спросила:
– После выздоровления опять за большевиков воевать пойдёте? Их ведь сейчас в городе нет. Им коленом под зад дали.
При этом раненые на соседних койках заворочались.
Роман без утайки, как и просил его Серебряков, рассказал, как и почему он оказался у красных, рассказал о своей несбывшейся любви. На что расчувствовавшаяся женщина сказала:
– О! Да вы романтик! Ничего, что-нибудь придумаем. В город придут образованные благородные люди. Они всё поймут, и вы найдёте место и при новой власти.
И, обратившись к остальным раненым, доктор Дубровина успокоила всех, сказав, что для неё все раненые одинаковы – что белые, что красные. Делить их на своих и чужих, пока они на излечении, она не позволит.
Тем временем следующее утро встретило всех громкими песнями «Смело мы в бой пойдём за Русь святую» и «Соловей, пташечка, канареечка жалобно поёт». Пели вступающие в город антибольшевистские части. Вступавшие в город имели бело-зелёные ленты у фуражек и шли под таким же знаменем, символизирующим цвет снегов и лесов[36]. Смолкла за окном канонада и винтовочные залпы. Ушли накануне пришедшие в госпиталь с разборками красноармейцы, уведя с собой выздоравливающих раненых.
* * *
Утром 28 сентября 1918 года произошёл переход Алапаевского завода под контроль правительственных войск. 27 сентября с севера и с северо-востока начали штурм города бойцы Николая Казагранди. С востока одновременно ударили 18-й Тобольский и 20-й Тюменский полки, с юго-запада к заводу подступал со своим сводным отрядом капитан Демишхан. Город был взят в полукольцо. Не получалось пока начать наступление лишь полковнику Смолину со своей колонной – с юга и с юго-востока. Задержка произошла на рубеже реки Реж. Отступающие красные взорвали железнодорожный мост, уничтожив при этом и другие средства переправы. Бойцов, конечно же, переправили. Но что касается материальной части, артиллерии и бронепоезда, то это было проблематично. А действовать без поддержки броневика Иннокентий Семёнович не хотел, чтобы не гробить попусту солдат своих немногочисленных полков.
Но уже в час пополудни ему поступил приказ с упрёком от командира 4-й дивизии Г.А. Вержбитского, который метал гром и молнии:
«Почему вы до сих пор задерживаете наступление?! Вы срываете операцию! Черкасов – последний, кому я спустил срыв операции под Нижней Синячихой! Я получил вашу телеграмму о взорванном мосте! Но заверяю вас, если вы не знаете, хотя обязаны знать как один из самых старших начальников на этом направлении: с юго-запада по городу наносит удары лёгкая батарея капитана Демишхана, с востока – тяжёлая полковника Бордзиловского. Этого для поддержки пехоты и конницы вполне хватит! Я немедленно приказываю атаковать город стрелками с вашего направления, ибо с утра атаковавшие город части по другим направлениям втянулись в затяжной бой».
И Смолин лично повёл полки в атаку. Но уже в девяти километрах от города, перед большой опушкой леса белые бойцы встретили упорное сопротивление. На другой стороне опушки находились постройки лесопилки, видимо, работавшей на заготовку дров для города. Там же были сложены поленницы. Красные, активно использовав эти
