Должники - Татьяна Лунина
-- Физиология – это одно, -- вспыхнула Антонина, -- а распущенность – совсем другое.
-- Неужели? Почему же, в таком случае, ты со мной разговариваешь, даже споришь, хотя думаешь, что перед тобой цыганка. Разве тебя не предупреждали, что с цыганами лучше не говорить?
-- Ступай, девонька, -- легонько подтолкнула вперед сербиянка. – Не бойся, снидать дома будешь, с сынком. А меня звать Христиной. Даст Бог, еще свидимся, -- пробормотала, задумчиво глядя вслед.
Но этих напутственных слов Тоня не услышала. Она шагала по коридору, пытаясь унять мерзкую дрожь, а в голове звучало одно: я никого не боюсь, ничего дурного не сделала, меня, конечно, отпустят.
Нужная дверь открылась легко, как будто ждала злосчастную хулиганку. Мытое при царе Горохе окно. На подоконнике – цветочный горшок с чахлой белой фиалкой, в пересохшем грунте торчит пара окурков. Деревянная вешалка со скучающим серым плащом, забытым с прошлого года. На стене – небольшой портрет генсека Андропова, под ним -- несколько обшарпанных стульев, колченогий столик с допотопной пишущей машинкой, ближе к центру -- стол с парой стульев по разные стороны, как враги, в углу -- узкий шкаф с глухой дверцей. Запахи табачного дыма, одеколона и пыли. У окна спиной к двери барабанит пальцами по подоконнику высокий мужчина в штатском.
-- Вот, товарищ капитан, принимайте гражданку, -- Тоню слегка толкнули вперед, дверь захлопнулась.
«Барабанщик» добил свою дробь и, не спеша, развернулся лицом. Густые, чуть волнистые волосы цвета воронова крыла, идеально выбритая гладкая кожа, яркие синие глаза, опушенные длинными ресницами, четко очерченный подбородок с ямкой, прямой нос и спортивная подтянутая фигура – такой внешности позавидует любой артист. Ему бы не сходить с большого экрана или кубки спортивные добывать, а он выбивает признания. Красавчик шагнул к столу, сделал приглашающий жест левой рукой, отчего стал больше казаться мясником, отгоняющим мух, чем доблестным офицером милиции.
-- Присаживайтесь, -- улыбка звала не к допросу, а в рай. В кабинет молча проскользнула серая мышка в очочках и пристроилась рядом с «Оптимой», под портретом генсека. – Отлично, -- порадовался следователь, точно не заурядная девица робко протиснулась в дверную щель, но вплыла царевна-лебедь, -- вот и наша Елена Санна!
Тонечка Туманова детективы почитывала частенько, и к тому времени, как стала Ареновой, имела четкое представление, каким должен быть герой-сыщик. Средних лет, с большим жизненным багажом, слегка ироничный, в меру умный, сверх меры порядочный, проницательный, не урод, но, безусловно, и не красавец – словом, один из всех, только лучше других. Иначе, как же он сможет ловить преступников, иногда так ловко заметающих следы, что для их поимки надо быть семи пядей во лбу? Красавец же, который сейчас улыбался задержанной, устраивал полную неразбериху из понятий добра и зла, притягивая и отталкивая одновременно. Словно сотканный из девичьих грез, он вызывал восхищение и страх, расслабляя и настораживая разом. Чем создавались подобные ощущения, Тоня понять не могла, но была уверена, что этот человек для нее опасен.
-- Имя, фамилия, отчество, год рождения, -- в такт словам застучала машинка.
-- Аренова Антонина Романовна.
-- Вы уверены?
-- Абсолютно, -- тут с «Оптимой» случилась затыка, из чего Тоня сделала вывод, что не все из сказанного войдет в протокол допроса. Похоже, эта парочка, знала, как загонять человека в ловушку.
-- Местожительство.
Она назвала адрес, благодарная тете Розе, наконец-то, добившейся для племянницы постоянной прописки, временная, наверняка, вызвала бы сейчас кучу вопросов.
-- Чем занимались в магазине?
-- Стояла в очереди за колбасой.
-- Работаете?
-- Да.
-- Где?
Задержанная ответила и на этот вопрос.
-- Почему делали покупки в рабочее время?
-- У меня был обеденный перерыв.
-- В обеденный перерыв на работе пьют чай. Иногда даже на бутерброды времени нет, не то, что шляться по магазинам, правда, Елена Санна?
Мышка кивнула, сосредоточенно разглядывая молчащие клавиши с буквами.
-- Значит, у вас здоровье крепкое. А я наживать себе язву не собираюсь, -- страх уступил место злости. Раздражало все: насмешливый тон, глупые вопросы, не имевшие отношения к происшедшему, раболепная девица, самовлюбленный красавчик, который, казалось, окончил театральную школу, но не юридический институт.
-- Вы знали, что в очереди произошла кража?
-- Да.
-- Где стояла? Впереди? Сзади? Сбоку? Сколько вытащила? Куда отходила? Зачем? – вопросы сыпались градом, и каждый следующий с его наглым внезапным тыканьем был абсурднее предыдущего.
-- Подождите, -- растерялась Тоня, -- вы, что же, подозреваете меня в краже?
-- Советую в рабочее время трудиться, а не шататься по магазинам, -- сказал он, щурясь, как сытый кот, опившийся сливок. – Хотя сильно сомневаюсь, что вас оставят теперь на работе.
-- Чтобы другим неповадно было, -- четко поставила точку общественница и, полная сознания не зря прожитого дня, с достоинством покинула трибуну, вернувшись в ряд мягких стульев. Тут же вспомнила что-то, вскочила, добавила. – Своим поведением Аренова запятнала весь коллектив! А в прошлом году, между прочим, как победителей соцсоревнования нас наградили почетной грамотой.
-- Бог дал, Бог может и взять, -- философски заметил кто-то в зале.
-- Давайте голосовать, -- предложила Татьяна. – Лично я – за, -- ей надоела эта бодяга. Сытина собиралась печь именинный пирог для старшего сына и поэтому торопилась домой.