Алекс Брандт - Пламя Магдебурга
Не раздумывая, Маркус бросился в воду, даже не сняв башмаков. Эшер, чуть помедлив, последовал за ним – в воду, кишащую серыми бревнами. «Река как кладбище», – успел подумать он, прежде чем холодный поток обхватил его щиколотки.
Они рвались вперед, ожесточенно расталкивая руками неповоротливые каменные тела. Башмаки увязали в жирном иле, мокрые слипшиеся волосы падали на глаза. А потом дно ушло из-под ног, и им пришлось изо всех сил грести, чтобы не утонуть. Петер что-то кричал им с берега, но на таком расстоянии невозможно было услышать что.
Глава 9
Человек, которого им с большим трудом удалось-таки вытащить из воды, был в сознании и даже бормотал что-то, хотя они не могли разобрать ни слова из того, что он говорил. Он не посмотрел на них, не спросил их имен и, кажется, не совсем понимал, что только что избежал верной смерти. Кем был этот человек, как его звали, принадлежал ли он к благородному сословию или же был бродягой – этого они тоже не смогли понять. Перед ними был старик с серой морщинистой кожей и воспаленными красными глазами. Одежда на нем была мокрой и грязной, он стучал зубами от холода.
Маркус сказал, что им следует оставить его здесь, на берегу.
– Мы не знаем, кто он такой. Мы спасли его, но не можем приводить его в Кленхейм.
– Оставим? – неуверенно переспросил Петер. – Так он к вечеру богу душу отдаст…
Маркус упрямо качнул головой:
– Будет, как я сказал. Кленхейм не может кормить чужаков. Умрет – значит, такая судьба.
Они сидели под навесом у одного из рыбацких домов, глядя на унылые струи дождя, на глинистую, раскисшую от воды землю, стараясь не думать о страшных мертвых телах, плывущих вниз по реке. Старика положили рядом, на узкую деревянную лавку, накрыли сверху плащом; он лежал тихо и только без конца шевелил губами, как полоумный.
– Подумай сам, – говорил Эрлих, – как мы можем взять его с собой? Тащить через весь лес?
– Втроем-то управимся…
– Да не в том дело! Что, если он болен? Если у него оспа или чума?
Петер не нашелся что возразить.
– Надо бы дать ему что-нибудь теплое, – смахивая со лба прядь черных волос, сказал он. – Будь у нас хоть одеяло с собой…
– Что-нибудь подберем, – кивнул Маркус. – Еще раз осмотрим дома, там наверняка что-то осталось.
Альфред Эшер посмотрел на лежащего в беспамятстве старика, задумчиво произнес:
– Он не похож на больного.
– Мы не лекари, – отрезал Маркус. – Откуда нам знать?
– У него ни волдырей, ни пятен на лице, – не отступал Эшер. – И потом, что, если он был в Магдебурге и может что-нибудь рассказать нам? Мы хотели поговорить с людьми в Рамельгау, но никого не нашли. Неужели вернемся домой, ничего не узнав?
Маркус задумался на секунду.
– Верно, – сказал он. – От него может быть толк. Возьмем его. В Кленхейме отогреется, придет в себя; расспросим, а потом пусть отправляется на все четыре стороны.
* * *В город они возвратились через несколько часов, много после полудня – промокшие до нитки, едва не падая от усталости. Старика несли на носилках, которые соорудили из двух длинных жердей и Маркусова плаща. Несколько раз старик как будто приходил в себя – чуть приподнимал голову, недоуменно смотрел по сторонам, – но затем снова впадал в беспамятство, снова начинал бормотать. Начавшийся утром дождь лил не переставая, и было похоже, что будет лить до наступления ночи.
Старика отнесли в ратушу. Гюнтер Цинх отворил дверь, помог оттащить носилки в одну из пустующих комнат. Петер отправился за бургомистром и Якобом Эрлихом.
Когда советники появились и увидели старика, Маркуса и его спутников тут же выставили за дверь. Несколько минут спустя цеховой старшина вышел из комнаты и подозвал к себе сына.
– Где вы нашли его? – спросил он.
– Вытащили из реки, – ответил Маркус. – Столько мертвецов было… Хорошо еще, что Альфред его заметил.
– Знаешь, кто это?
– Откуда мне знать? Должно быть, какой-то торговец или…
Цеховой старшина не дал ему договорить.
– Я тебе скажу, кто он, – глухо произнес он. – Это Готлиб фон Майер, магдебургский советник. Думаю, что он при смерти. Вот что: беги к цирюльнику Рупрехту, пусть немедля придет сюда. А ты, Альф, – повернулся он к Эшеру, – отправляйся за госпожой Видерхольт. И поторопитесь, черт вас дери! Как бы не опоздать…
* * *Готлиб фон Майер был очень плох. Беспокойный сон сменялся хриплым, раздирающим кашлем, глазные яблоки ворочались под воспаленными складками век. Несколько раз к его губам подносили чашку с теплым питьем, вливали в полуоткрытый рот, утирали со лба испарину. Цирюльник Рупрехт отворял советнику кровь – держал его худую руку над тазом, глядя, как неохотно вытекают из короткого надреза темные капли.
На третий день Готлиб фон Майер открыл глаза. Увидев Карла Хоффмана, сидящего возле кровати, он не выказал ни страха, ни удивления. Равнодушно посмотрев на бургомистра, снова опустил голову на подушку. Взгляд его был пустым. Сухой, обметанный рот напоминал черную трещину.
Видя, что советник в сознании, Хоффман стал осторожно расспрашивать его о том, что случилось. Однако фон Майер молчал, как будто не слыша или не понимая обращенных к нему вопросов. Его руки безвольно лежали поверх одеяла, взгляд бесцельно скользил по темному потолку.
И все же силы постепенно возвращались к нему. На следующий день он уже мог есть без посторонней помощи, мог вытереть себе полотенцем лоб, мог даже чуть приподняться на кровати, чтобы Магда вытащила из-под него судно. К вечеру он окончательно пришел в себя и даже спросил – впрочем, без особого интереса – о том, как очутился в Кленхейме. Затем попросил принести ему чашку молока с медом и мясного бульона.
– Спасибо, что приютили меня, Карл, – тихо сказал он, возвращая Магде пустую тарелку. – Наверняка вы хотите узнать, что со мной случилось. Не бойтесь, я удовлетворю ваше любопытство, я все расскажу. Пожалуй, мне самому это нужно ничуть не меньше, чем вам, иначе я просто сойду с ума…
– Не стоит сейчас разговаривать, – произнесла госпожа Хоффман, наклонившись к кровати и поправляя под головой советника подушку. – Спите, ешьте, а когда поправитесь, тогда и будет время для разговоров.
И сделала мужу знак, чтобы он вместе с ней вышел из комнаты и оставил больного одного.
Но когда бургомистр сделал шаг по направлению к двери, произошло нечто странное: лежащий без сил фон Майер вдруг схватил его руку и стиснул, не давая идти дальше.
– Останьтесь! – прохрипел он. – Вам нельзя уходить. Я должен рассказать вам о том, что случилось. Останьтесь!!
Хоффман попытался высвободить руку, но костлявые пальцы не выпускали его.
– Магда права, – неуверенно сказал бургомистр. – Вам нужно отдохнуть, нужно восстановить силы. Сейчас и вправду не время и…
Фон Майер дернулся на кровати, подался вперед. Его глаза горели каким-то диким, исступленным огнем.
– Нет, Карл, сейчас, сейчас! – яростно прохрипел он. – Это жжет меня изнутри, понимаете?! Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу все снова и снова, весь этот ад…
Магда осуждающе покачала головой, но ничего не сказала. Хоффман покорно опустился на край кровати.
– Сядьте ближе, – лихорадочно бормотал фон Майер, пытаясь чуть приподняться на слабых локтях. – Вот так. Я расскажу, расскажу по порядку… Слушайте и постарайтесь запомнить все слово в слово… То, с чего я начну, Карл, то, что вам следует знать прежде всего: Магдебурга больше нет. В это непросто поверить, и я сам ни за что не поверил бы словам о гибели Эльбского города, если бы мне не пришлось наблюдать эту гибель собственными глазами… Никто из нас не мог предвидеть такого. На заседаниях Совета мы не раз обсуждали возможную капитуляцию, прикидывали, на какие условия согласится фельдмаршал Тилли. Но разве тогда, рассуждая о численности вражеских войск, подсчитывая, сколько денег сумеем собрать для выплаты контрибуции, мы могли представить, что стоим всего в шаге от края пропасти? Тогда, несколько месяцев назад, мы еще верили в то, что поступаем правильно…
Вы, разумеется, знаете, что все планы Его Высочества, о которых он столь красочно рассказывал нам перед подписанием договора со шведами, пошли прахом: Паппенгейм разметал отряды наместника в два счета. Для нас это стало весьма тяжелым известием. И все же мы были полны решимости продолжать борьбу против кайзера. Мы верили в свои силы, верили в то, что шведский король не бросит Эльбский город на произвол судьбы. Тем более что первую часть уговора король Густав выполнил: обещанные им три тысячи солдат подоспели вовремя, пополнив городской гарнизон. Совет без промедлений утвердил фон Фалькенберга командующим, поручив ему организовать оборону города от наступающих католических армий.
Признаться, Карл, большинство из нас относилось к Фалькенбергу весьма настороженно. Он был слишком резок и нетерпим, и это отталкивало от него людей. На заседаниях он говорил с первыми лицами города, словно с приказчиками, никогда не шел на уступки. Кроме того, для нас он был чужаком, слугой шведского короля, который превыше всего ставит не интересы города, а интересы своего господина. И все же надо отдать ему должное: он был человеком смелым и сильным и обладал немалым военным опытом – лучшей кандидатуры на пост начальника гарнизона было не найти. Последующие события лишний раз доказали это…
