Семь престолов - Маттео Струкул
Микеле да Безоццо кутался в длинный темный плащ с тонкой серебристой отделкой; из-под объемных складок виднелись его руки, бледные и худые. На пальцах посверкивали золотые перстни с красными, голубыми и зелеными драгоценными камнями, в которых отражались десятки огоньков, горевшие в массивных люстрах: Аньезе очень любила теплый свет свечей и всегда просила зажечь их как можно больше.
С того момента, как художник вошел в кабинет, где она обычно в одиночестве предавалась чтению и наукам, Аньезе не могла отвести от него глаз. Что-то необычное было в этом живописце, создававшем свои работы по образцам северных школ. Говорили, что он много путешествовал по Италии и другим странам, что ему открылись тайны и секреты, недоступные большинству людей. Глядя на его высокую и слегка нескладную фигуру, закутанную в черный плащ, на его унизанные кольцами пальцы с отполированными до блеска миндалевидными ногтями, Аньезе была совершенно очарована, особенно после того, как Микеле посмотрел прямо на нее темными глазами, похожими на бездонные колодцы.
— Ваша светлость, — произнес художник, сделав изящный поклон.
В нем чувствовалась некая врожденная утонченность: худое тело под широкой накидкой казалось не плотью, а переплетением извилистых ветвей, но при этом каждое движение было проникнуто удивительной гармонией. Да Безоццо словно прибыл из далеких чудесных краев, а может, даже из иных миров.
— Маэстро Микеле, благодарю вас, что так быстро откликнулись на мою просьбу, — сказала Аньезе. В ее голосе сквозило естественное восхищение этим человеком, так непохожим на остальных и вызывавшим в ней любопытство и необъяснимый душевный трепет. Аньезе не смогла бы объяснить это чувство, но она испытывала к художнику странное влечение — не физическое, но охватившее ее разум и лишившее силы воли.
— Мадонна, любое ваше желание — закон для меня.
Звучание глубокого мелодичного голоса Микеле невероятно нравилось Аньезе. Гораздо больше, чем она могла вообразить. Женщина заставила себя успокоиться. Вовсе не для того она позвала живописца, чтобы он соблазнял ее своими плутовскими уловками. И все же от него исходила некая сила, которой было очень сложно противостоять.
— Маэстро Микеле, я пригласила вас, потому что хочу попросить изготовить для меня кое-что особенное.
Художник кивнул.
— Прошу вас, присядьте. — Аньезе указала Микеле да Безоццо на стул по другую сторону стола. — Надеюсь, вы принесли мне посмотреть что-нибудь из своих работ, потому что, поверьте, о вас рассказывают самые невероятные вещи.
Какие же? — поинтересовался гость довольно самоуверенным тоном.
— Говорят, вы объехали весь мир и в первую очередь — северные государства, чтобы изучить секреты таких живописцев, как мастер Франке: цвет, освещение, покрытие золотом, самые невероятные приемы для создания миниатюр. Прошу вас, покажите мне что-нибудь и поведайте о ваших приключениях. А я расскажу вам об идее, которую хотела бы осуществить с вашей помощью для герцога Миланского. Это будет нечто необычное и в некотором смысле волшебное, очень личное и драгоценное, и только вам под силу воплотить в жизнь мою мечту.
Микеле сел напротив Аньезе, но перед этим извлек из-под плаща кожаную сумку и положил ее на стол. В ней оказались книги и маленькие цилиндры, которые, как выяснилось вскоре, представляли собой свернутые в трубочку холсты.
— Вы правы, — кивнул художник, — я много путешествовал в последние годы. Я жил при дворе Жана Беррийского, где имел счастье увидеть шедевр братьев Лимбург «Великолепный часослов герцога Беррийского» — книгу с изображениями, посвященными двенадцати месяцам, которая принесла своим авторам вечную славу. Меня ослепила яркость красок и роскошь позолоты, не говоря уже о великолепной композиции, где каждая миниатюра является частью общего рисунка, несущего в себе множество значений. Бархатные одежды и знамя из красного шелка в январе; окутанная белым снегом деревня в феврале; пахота и посев зерна в марте, а дальше апрель, май — все время новые идеи и художественные приемы, как, например, синяя черепица на крыше замка Пуатье. — Маэстро Микеле издал вздох восхищения, будто от одного воспоминания о чудесной книге у него перехватило дыхание. — В мире столько красоты, мадонна, но мужчины не умеют ее ценить. Вот почему я предпочитаю доверять женщинам: они более внимательны, тоньше чувствуют, несут в себе грациозность и страсть, а потому, безусловно, лучше понимают язык искусства, повествующий о мирах, которые многие просто не способны видеть. Да, я странствовал, под дождем и снегопадом, под палящим летним солнцем и среди равнин, покрытых льдом. Побывал в Праге, в Богемии, и лицезрел три невероятные доски Тршебоньского алтаря: «Моление о чаше», «Положение во гроб» и «Воскрешение». Я буквально замер от восторга, не в силах отвести от них глаз. Любой, увидев алый цвет одежд, золото нимбов, восторженно-печальные выражения лиц, лишился бы дара речи. Затем я покинул Прагу и отправился в ганзейские города: Бремен, Любек, Гданьск, Ригу. До глубины души поразил меня «Алтарь святой Варвары» мастера Франке. — С этими словами Микеле раскрыл книги и развернул один из холстов, и глазам Аньезе предстало настоящее чудо.
Там были изображения одновременно волнующие и мистические: красные драконы и таинственные проповедники, прорицательницы, маги и астрономы, пастухи и святые, мореплаватели, гидры с семью головами, грифоны с распростертыми крыльями, рыцари с длинными копьями, черноволосые дамы и распятые королевы. Аньезе увидела змей, вылезающих из черепов, реки расплавленной меди и чертей с козлиными ногами. Были здесь и лучники, готовые выпустить горящие стрелы, серебряные башни и пламенеющие розы, голубые лилии, талисманы и эшафоты, покрытые пеплом, а затем снова свинцовое небо, и алые реки крови, и дворцы, отделанные золотом и драгоценными камнями, и замки цвета слоновой кости. От такого изобилия образов Аньезе хотелось одновременно смеяться и плакать, настолько сильное впечатление вызывали чудесные картины.
Ей пришлось отвести взгляд, потому что в глазах рябило от калейдоскопа ярких красок.
Женщина перевела дух и резко встала, далеко отодвинув стул от стола.
— Мне нужно выйти на воздух, — сказал она и кинулась к двери. — Подождите меня здесь, маэстро Микеле, — добавила Аньезе, после чего выскочила в коридор и поспешила на улицу, желая как можно скорее вновь увидеть свет луны и реальный мир.
ГЛАВА 29
ПРЕСТУПНЫЙ СГОВОР
Папская область, трактир «Слепой гвардеец»
— Неужели это правда? Кровожадный безумец совершил убийство?
Одоардо посмотрел на Антонио. Его брат не хотел верить в произошедшее, но ведь Сальваторе уже давно грозился расправиться со Стефано. То, что Антонио не воспринял его угрозы всерьез, ничего не меняло. Однако старший из братьев Колонна все продолжал трясти головой, будто надеясь превратить гибель Стефано в выдумку.
— Нельзя спускать ему такое
