Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи
В разлуке далекой, мой друг, не забудь
Жемчужин — слезинок горячих.
Трепетный полос звучал у самого уха Коя. Глаза женщины странно блестели, и Кою показалось, что блестят они от слез.
— Что с тобой?
— Ничего...
Она сказала «ничего», но слезинки предательски побежали по щеке. Что это с ней? Может быть, Куэ вспомнила что-нибудь из далекого детства? Или из своего несчастного замужества? А может, ее просто расстроила песня? Слезы бежали, но она улыбалась, и непонятно было, что творится у нее в душе.
— Что с тобой, Куэ?..
Кой притянул ею к себе, словно хотел прочесть ответ в ее глазах, но глаза — омуты, разве под силу читать в них? Он лишь догадывался, что много, видимо, было в жизни Куэ такого, о чем ему и не догадаться. В груди шевельнулось противное чувство ревности к ее прошлому. Куэ уже улыбалась.
— Уедешь — не забудешь?
— Зачем эти слова?
— Боюсь. Недаром говорят: с глаз долой — из сердца вон...
— Глупости! Я не такой.
— Придет время, я тебе надоем, станешь попрекать прошлым и бросишь...
Куэ отвернулась, и снова по щекам побежали слезы. Умная и добрая, но ведь она всего лишь женщина, а удел женщины — ждать и надеяться на верность мужчины. Кой это знал, потому и не отвечал, только крепче прижал ее к себе.
— Это я так. Не вернешься — жалеть ни о чем не стану. Ну, не сердись. Я ведь верю тебе, но мы так уж устроены: все что-нибудь выдумываем. Не сердись...
Луна снова зашла за тучи. Они продолжали шептаться, пока Кой не задремал, положив голову на ее грудь. Она лежала широко раскрыв глаза, и боялась пошевелиться, лишь прислушивалась к его ровному дыханию. А в нем сейчас жили два чувства — огромное счастье и страх.
За рекой, в селе, пропели первые петухи...
XIV
Маму так и не пришлось повидать Соан, и он попросил тетушку Дон передать ей о своем отъезде. Сейчас, сидя в поезде, он не отрываясь смотрел на проплывшее мимо поместье Кханя. Кой тоже протиснулся к окну, стараясь отыскать где-то там, на берегу реки, заветное одинокое дерево. Каждый из них думал о своем, провожая глазами знакомые купы деревьев и камышовые заросли. Но вот и они скрылись из виду...
Тетушка Дон встретилась с Соан лишь через несколько дней после отъезда Мама, когда принесла в поместье Кханя рис от семьи Хоа.
— Знаешь, дочка, — сказала она, отозвав ее к пруду, — Мам уехал в Хайфон.
— На отработки?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Сама догадалась. Я уже в тот раз подумала, что его все равно возьмут. А много наших забрали?
— Много, почти всех. И Коя, и Дытя. Даже Бао поехала. Муж болен, так она должна отработать за него. Тхом тоже взяли. Дядюшку Рань, дедушку Сюена. Он поехал вместе с внуком. Староста сказал, в следующий раз и твою мать заберут. А нет, так Ка поедет вместо нее.
— С ума они сошли! Как же она поедет?.. Кстати, вы не знаете, начал работать наш Ка?
— Начал. Служит у Бат.
— Вы не видели его? Ох, боюсь, достается ему там. Ведь чуть что — она сразу же бить.
— Ну, уж больше, чем здесь, нигде не бьют!
Обе невольно подняли глаза на веранду второго этажа. Окна там были еще закрыты. Во дворе уже собралась порядочная толпа крестьян. Это были должники, они принесли рис, чтобы расплатиться с долгами, внести аренду, и теперь сидели, ожидая своей очереди.
Соан долго колебалась, но затем как бы невзначай спросила самое важное:
— Тетя Дон! Перед отъездом Мам ничего не просил передать?
Спросила и покраснела, отвернулась, будто разглядывала пруд. И хоть тетушка Дон была не ахти как проницательна, от нее не ускользнуло смущение девушки. Жаль ей было этих молодых людей. Ведь не случись Соан попасть к Кханю, они, наверное, уже связали бы свою судьбу.
— А как же! — ответила Дон, словно не заметив смущения девушки. — Просил поклон передать, сказал, если удастся подыскать в Хайфоне работенку, так там останется...
— И не вернется? — воскликнула Соан.
— Кто оказал, что не вернется! Подработает деньжат и приедет. Куда ему деваться!
Тетушка Дон отвечала очень уверенно, между тем она и сама толком не знала, что надумал Мам. Многие уезжали из седа на заработки, часть возвращалась, а другие пропадали надолго. Видно, и Соан подумала об этом, потому что на лице у нее вдруг появилось выражение растерянности.
Их беседу прервал крикливый голос хозяйки. Соан испуганно обернулась.
— Ну ладно, тетя Дон, хозяева уже встали, надо бежать подать им умыться.
Отъезд Мама расстроил Соан, она ходила словно в воду опущенная. Днем еще спасала работа, ее было столько, что порой темнело в глазах и было не до раздумий, но ближе к ночи, когда девушка оставалась на кухне одна, она снова, как в детстве, погружалась в свои мысли-мечты, которые проносились вереницей под монотонное бульканье воды, кипящей в котлах.
Вначале ее пугали неотвязные мысля о Маме. Она старалась не думать о нем. Однако незаметно Мам вновь овладевал ее помыслами, и она со страхом замечала, что в ее голове рождаются картины, какие раньше она считала бы дерзкими и даже постыдными для девушки. Она очень жалела, что в тот раз не сумела поговорить с Мамом наедине. Возможно, тогда ему не пришло бы в голову покинуть село. А если бы и уезжал, то наверняка сказал бы, когда вернется, не оставил бы ее в неизвестности. Но теперь жалей не жалей — ничего уже не сделаешь!
Однажды Соан приснилось, что она летает. Летает высоко, под самыми облаками, и так быстро, что дух захватывает. И так ей было весело летать! Далеко внизу виднелась волнистая цепь гор, мелькали излучины какой-то реки. Местность казалась знакомой, но, сколько Соан ни силилась припомнить, что это за места, ей так это и не удалось. И вдруг в ее радостное состояние ворвалось ощущение потери, какой-то горечи. И сразу радость сменилась грустью. Соан уже не летела, а шла, шла одна по пустынной дороге среди рисовых полей. Потом рядом с ней внезапно оказался Мам. Он взял ее за руку, улыбнулся и пристально посмотрел ей в глаза. Соан проснулась, и спросонья ей показалось, что кто-то в самом деле
