Вячеслав Шапошников - К земле неведомой: Повесть о Михаиле Брусневе
— А вы, Михаил Иванович, мало изменились за эти два года… — сказала вдруг Анна. — Совсем даже не изменились. Разве что повозмужали. А так — все тот же серьезно-добродушный голубоглазый молодой человек, с пламенными идеями и идеалами, со святым негодованием…
Сказано было усталым, слабым голосом, но Михаилу послышались в этом сказанном явные нотки раздраженности и желание сбить начавшийся разговор на что-нибудь другое, не касающееся ничего острого, тревожного…
Он перехватил взгляд Анны, сидевшей за кругом света, падавшего от висячей керосиновой лампы на стол, за которым они только что чаевничали. Темные крупные-глаза ее смотрели напряженно и словно бы просяще, умоляюще-просяще…
— Стало быть, не изменился?.. — в растерянности от неожиданно услышанною спросил он.
— Нисколечко…
— Он, Аннушка, холостяк, причем убежденный, — с шутливой веселостью заговорил Иван. — Забот у него — никаких, вот и сохранился!.. Он так мне и заявил однажды: «Революционер жениться не должен!..» Представляешь?!
— Представляю!.. А сам уж, наверное, держит тут на примете какую-нибудь хорошенькую москвичку!..
— Да уж, наверное!..
— Знаем мы вашего брата!..
Михаил обескураженно сидел под сыплющимися на него шутками Епифановых: так вдруг и так нелепо подменилось в разговоре то, о чем он хотел бы поговорить с ними…
— Ну, ладно обо мне!.. — в тоне этой внезапно возникшей веселости сказал он. — Расскажите-ка лучше; как жили все это время… Ведь точно в воду канули…
— Как, говоришь, жили?.. — Иван словно бы обмяк вдруг весь, провел ладонью по колену, будто сметая с него что-то невидимое. — Раньше, в студенческие годы, все как-то проще было. На языке, на уме — прекрасные идеалы, все преобразующая деятельность… А вот поваришься в этой жизни, помытаришься как следует… — Иван махнул рукой, — иначе на многое начинаешь смотреть… Идеалы, Миша, идеалами, а жизнь жизнью. У нее — свои к нам требования. Намытарился я за эти неполные два года!.. Окончил институт. Куда?.. К ней вот — в Воронеж. Женился. Она — поднадзорная, никуда с ней из Воронежа не уедешь, а в Воронеже места мне подходящего не было. Поступил на железную дорогу помощником машиниста. А тут у Ани отец умер. Мария Павловна, моя теща, осталась почти без средств. Два младших сына у нее на руках — Илья да Сергей. Гимназисты. У моих родителей в Новочеркасске — тоже не блестяще. Пенсион у отца не такой уж и большой, а при нем — мать да три незамужние сестры. Старший брат Дмитрий живет там же, служит, но заработок имеет мизерный, едва концы с концами сводит. Сам — семейный. Брат Аркадий поступил учиться в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге, молодой человек, погусарить охота, все просит у родителей денег… Так что мне — хоть разорвись! Всем помогать надо. А велик ли заработок у помощника машиниста?! Сам знаешь!.. Теща побилась-побилась да и решилась ехать в Новороссийск. У нее там небольшой собственный домик. Надумали и мы за ней податься, а как? Аня-то — поднадзорная. Начали ходатайствовать. Сколько нервов потратили! Кое-то как получили разрешение полиции на переезд в Новороссийск… В общем, хватили лиха. — Иван умолк, резко, навскидку, глянул на жену, словно бы спрашивая ее о чем-то этим взглядом, и заговорил снова: — Аня еще в результате всех переживаний, сильно стала сдавать… В общем, нервы, но и не только они… Нужно серьезное лечение. Твое письмо — будто глас божий! Мы за твое предложение сразу ухватились. Авось нам повезет здесь, в Москве… И медика тут хорошего можно сыскать для Ани… И заработок, может, наконец-то будет… — И над как-то искательно улыбнулся и, достав из кармана платок, смакнул им выступивший на лбу пот. — Вот такие дела, друг Горацио!..
Михаил в рассеянности покивал, покусывая нижнюю губу и глядя в пол. По сути дела, перед ним теперь оказался словно бы другой человек. Ивана как будто подменили за эти неполные два года. А он-то надеялся, что обретет в нем прежнего единомышленника, друга-товарища… Вида, однако, не подал, ничем не выказал своего разочарования, даже с ободряющей улыбкой глянул на Ивана, сказал:
— Ничего, друже! Начнете жить на новом месте, в новых условиях, все наладится! Только хорошо бы сразу заняться подысканием подходящей квартиры, где-нибудь неподалеку от службы. Признаюсь: мне за полтора месяца этот hotel garni, эта «меблирашка» Паулины Карловны Якобсон порядком надоела. Неудобно в ней жить. Весь — на виду. Кто бы ко мне ни пришел — хозяйке тут же все известно… Так что, ежели вы не возражаете, нам не худо бы подыскать общую квартиру. Вы ее снимете, а я буду вашим жильцом. Буду платить вам и за стол, и за жилье. Заживем! А то мне, холостяку, снимать квартиру — просто чрезмерная роскошь! Так как — согласны?!
— Да чего бы лучше! — воскликнула Лина и посмотрела на мужа: — Правда, ведь, Ваня?..
— Само собой! — растроганно сказал тот.
— Ну и прекрасно! Завтра же надо будет побегать по Пресне, поискать, может, что-либо и найдется подходяшее поблизости от Грузинского Камер-Коллежского вала, под боком у мастерских. Район тут за Трехгорной и Пресненской заставами — подходящий! — Михаил уже совсем весело подмигнул Ивану. — Рабочий район! Я его уже весь исходил пешком. Дух тут такой же, как на питерских рабочих окраинах!..
Квартира вскоре была подыскана в Малом Тишинском переулке, рядом с Тишинской площадью, в домо мещанина Аверьянова. Дом этот был типичным московским двухэтажным особнячком, каких много можно увидеть и на Сретенке, и на Пречистенке, и на бульварах Белокаменной, и в Замоскворечье.
Друзья сразу же перебрались на эту квартиру, состоящую из двух довольно больших комнат, кухни и прихожей, разделяющей их. Тут можно было жить, не стесняя друг друга. Одно было плохо: квартира оказалась сыроватой, поскольку занимала первый, кирпичный, этаж, к тому же чуть ли не по самые окна вросший от древности в землю. Но они пока и этому жилью были рады.
Иван поступил на службу. Правда, место он получил временное, с небольшим жалованьем, однако в ближайшем будущем ему было обещано другое — постоянное и более денежное.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
В Ригу, к Горбачевскому, Егупов собрался съездить лишь спустя полтора месяца после визита в Москву Михайловского. Опять сказав Вановскому и Петрову, куда и зачем уезжает, в нервый день великого поста, 16 февраля, он отправился в путь.
Заодно Егупов намеревался посетить и своих знакомых в Варшаве: надо было закрепить знакомства, завести новые, надеялся и на получение свежей «нелегальщины». В зависимость от результатов этой поездки ставил он объединение с кружком Кашинского, которое все оттягивал. Нужны, нужны ему были новые «козыри»!..
Вместе с ним, как и в прошлую его поездку, отправились из Москвы два филера со строжайшим наказом старшего чиновника для поручений Московского охранного отделения — не упустить этого «резвого на ноги и чрезвычайно мелькучего революциониста».
У Егупова и его тайных сопроводителей поездка и на сей раз была удачной. В Риге Егупов, на виду у последних, «четыре дня общался с Горбачевским и Михайловским, встречаясь и с теми, кто был связан с обоими».
22 февраля оп выехал через Динабург и Вильно в Варшаву и на следующий день был уже там.
Остановился Егупов снова у Сергея Иваницкого. Тот сразу же сходил за Константином Воллосовичем, который пригласил их к себе — на нелегальное собрание университетского кружка.
Егупов был представлен собранию, как «один из активнейших деятелей революционного движения в Москве». Затем ему было предложено выступить. Он, разумеется, постарался, обрисовав Москву этаким клокочущим вулканом, до извержения которого — чуть ли не считанные дни…
Из поездки в Ригу и Варшаву Егупов возвратился окрыленным. Не терпелось показать привезенное Кашинскому — утереть нос этому «студентику, претендующему на верховодство», дать ему почувствовать: кто есть кто, от кого по-настоящему может зависеть дело, за которое они взялись… А показать Егувову было что. В Варшаве он получил второй сборник плехановского «Социал-демократа». Сергей Иваницкий добавил к этому несколько экземпляров только что появившейся в нелегальных кружках брошюры Плеханова «Всероссийское разорение». Таким образом, Егупов прибыл в Москву с весьма неплохими «козырями»…
В добавление к этому, уже перед самым отъездом он договорился насчет транспортировки в Москву в ближайшем будущем запрещенной литературы…
Первые радостные новости — другу-приятелю Мише Петрову, заждавшемуся его…
Тут же явился и Вановский. У этого — просто нюх на всякое событие. Не знал ведь, в какой именно день вернется Егупов, а пришел, как специально кем-то оповещенный! И — сразу за брошюры! Даже чуть ли не обнюхал их, каждую в отдельности…
На другой день, в сумерках, Егупов с Вановским отправились к Кашинскому, который жил теперь на Большой Никитской. Новый адрес Софья Морозова сообщила Вановскому в полдень, и тот сразу же помчался к Егупову.
