Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Спустя неделю политическая жизнь Европы внешне уже вошла в обычную колею. В эти летние дни 1914 года страны Антанты больше заботили свои внутренние проблемы. В Великобритании горячо обсуждался закон о гомруле (предоставление Ирландии самоуправления). Францию сотрясали правительственные скандалы и убийства собственных политических лидеров и общественных деятелей. В России забастовки и рабочие волнения приняли такой массовый характер, что Петербург пришлось объявить на военном положении. Между тем войска в Красносельском лагере готовились к встрече французского президента Пуанкаре.
Военные и гражданские чины из разных стран, как ни в чем не бывало, продолжили летний отдых, дома и за границей. Начальник Генерального штаба Сербии Радомир Путник спокойно отправился в Австрию лечиться на водах.
К середине июля газеты уже совершенно забыли происшествие в Сараево и переключились на другие новости. Был самый разгар сезона. Обывателей волновал жеребец Сарданапал – победитель скачек в Лоншане – и бал бриллиантов у княгини де Бройль, о котором еще за две недели до убийства эрцгерцога говорил весь Париж. В русской прессе широко отмечался десятилетний юбилей со дня смерти Чехова. В богемных кругах высшим шиком было дарить даме не цветы, а пучок травы с могилы писателя.
20 июля в Россию на эскадренном броненосце «La France» прибыл Пуанкаре. Устроенная ему встреча была полна незабываемого великолепия – иллюминация, фейерверки, морской смотр в Кронштадте, многотысячные парады в Красном Селе, оркестр Гвардейского Экипажа, играющий «Марсельезу», море трехцветных флагов, золоченые кареты, облитые золотом ливреи и мундиры… Французский президент и царь обменялись речами со взаимными заверениями в дружбе и в преданности идеалу мира. В приватных беседах Пуанкаре дал понять, что если Россия проявит твердость в австро-сербском конфликте, то Франция выступит на ее стороне. Впоследствии государь вспоминал, как французский президент говорил: «Ваше Величество, я чувствую войну в воздухе».
Пуанкаре покинул Петербург 23 июля. Его отъезда с нетерпением ожидали австрийские дипломаты – они не хотели, чтобы царь и президент Франции были рядом, когда мир узнает о приготовленном в Вене сюрпризе. Тем же вечером, ровно в 18.00, австрийский посланник в Белграде вручил ультиматум министру иностранных дел Сербии. Для ответа сербскому правительству были даны 48 часов.
XVI
Эрцгерцог Франц Фердинанд был убежденным противником большой войны, – считал, что монархия Габсбургов не выдержит этого страшного испытания. Фон Чернин слышал от него рассказ о предсказании одной прорицательницы, что он явится причиной войны. «Хотя такое пророчество до некоторой степени и льстило ему, – пишет австрийский дипломат, – так как оно подразумевало, что миру придется считаться с ним, как с сильным фактором, он все же определенно напирал на то, до чего это пророчество бессмысленно». Спустя 34 дня после его смерти Европа была ввергнута в невиданный по масштабам военный конфликт.
Убийство эрцгерцога поначалу было встречено в Вене спокойно. Никаких официальных демаршей не последовало.
Следствие быстро установило[48] два капитальных факта. Во-первых, выяснилось, что за спинами непосредственных исполнителей покушения – боевиков из «Молодой Боснии» – стояли члены другой тайной боевой организации «Объединение или смерть», которую называли еще «Черная рука», так как на ее печати была изображена черная рука, державшая кинжал. Это была могущественная политическая сила, фактически второе, закулисное правительство Сербии. Членами «Черной руки» были наиболее видные офицеры гвардии и Генерального штаба, чиновники различных министерств. Их целью было создание Великой Сербии, с Боснией и Герцеговиной в ее составе. Возглавлял организацию начальник контрразведки сербского Генерального штаба легендарный полковник Драгутин Димитриевич по прозвищу Апис[49], один из главных руководителей заговора 1903 года против короля Александра Обреновича (как память о том покушении он носил в теле три пули). Сараевское покушение было шестым боевым актом «Черной руки» против высших сановников Австро-Венгерской империи[50].
Второй факт состоял в том, что сербское правительство, располагая некоторыми данными о готовящемся покушении на австрийского наследника, пыталось воспрепятствовать этому злодеянию. В частности, пограничным властям на реке Дрине было приказано арестовать боевиков из «Молодой Боснии» при переходе ими границы. Но пограничные власти сами принадлежали к «Черной руке» и не выполнили полученной инструкции, отговорившись тем, что она пришла слишком поздно. Сербский посланник в Вене по своей инициативе информировал австрийского министра по делам Боснии и Герцеговины, что Францу Фердинанду не следует появляться на маневрах, так как его жизнь может подвергнуться опасности. Предупреждение это не имело никаких последствий.
Таким образом, обвинять сербское правительство в пособничестве террористам не имело никакого смысла.
По большому счету на смерть эрцгерцога в Австро-Венгрии всем было наплевать. Франц Фердинанд был неприятный человек, упрямый, замкнутый, резкий, подверженный вспышкам гнева, с маниакальной страстью к порядку. Он не умел скрывать ни свою гордость, ни свое презрение. При дворе его не любили. Император Франц-Иосиф не мог ему простить брака с Софией Хотек (Габсбурги не женятся на графинях!), которая и после свадьбы на всех официальных приемах продолжала стоять позади самой младшей эрцгерцогини, согласно этикету, и даже в театре не имела права сидеть в одной ложе со своим мужем. Не вызывал он симпатий и у простых жителей империи, поскольку не искал популярности и открыто презирал общественное мнение. В политике Франц Фердинанд, воспитанник иезуитов, был сторонником превращения империи Габсбургов из двуединого в триединое государство – Австро-Венгро-Славию, в котором третьей господствующей национальностью должны были стать католики-хорваты (прочие славянские народности могли рассчитывать на некоторую автономию). По этой причине его люто ненавидели венгры. Он отвечал им тем же. Известие о смерти наследника не вызвало скорби ни в Вене, ни в остальной империи. Австрийский министр Йозеф Редлих записал в дневнике 28 июня: «Город Вена принял событие спокойно. Против эрцгерцога существует глубокая, весьма распространенная антипатия широких народных масс… Поистине можно сказать: «мадьярский бог» направил пулю больного сербского парня… Мы можем сказать: «Бог милостив к Австрии, что уберег ее от такого императора». На следующий день он отметил: «В городе нет траурных настроений. В Пратере и у нас в Гринциге оба дня всюду музыка». Франц-Иосиф на похороны племянника не явился.
Конечно, несмотря ни на что, Австро-Венгрия имела полное право требовать от сербского правительства наказания всех лиц, причастных к убийству эрцгерцога. Вместо этого австрийские правящие круги сочли Сараевский инцидент «подарком Марса», решив использовать его для сведения окончательного счета с Белградом, который в последние годы вел себя слишком вызывающе. Смерть Франца Фердинанда должна была сокрушить не лоскутную монархию Габсбургов, а непокорное сербское государство – очаг национального славянского движения на Балканах, раз и навсегда покончив со страшным призраком Великой Сербии.
