Личный тать Его Величества - Николай Александрович Стародымов
Ждать блага от будущего – конечно, здорово! Только жизнь-то утекает, утекает безостановочно!
И вот Иван Воейков в Свято-Троицком Антониево-Сийском монастыре. Мужском, понятно.
Обитель располагается на полуострове, который длинным языком протянулся в озеро, делит водоём на две части. Что попасть в него, что покинуть обитель без того, чтобы миновать рогатку, запирающую единственную к монастырю дорогу, невозможно. Ладно, чуть поправим категоричность: очень и очень непросто. А у рогатки всегда находился караул.
Так что Воейков вполне обоснованно полагал, что сбежать поднадзорный никак не сможет.
Едва прибыв сюда, он тщательно изучил окрестности, прикинул, как сам бы сбежал из обители, если бы привелось (не дай Господи!) отбывать здесь опалу. И пришёл к выводу, что особых хлопот ему опасаться не приходится.
Ну, убежать-то ещё отсюда как-то можно… А вот дальше что делать с обретённой волей?
Большое Михайловской озеро, на котором расположен монастырь, находится в полутора сотнях вёрст южнее Архангельска. Здесь на левом берегу Двины образовалась целая система озёр, где связанным между собой, а где если и разделённых, то узёхонькими полосками напитанной влагой суши – Большой Волгуш, Плоское, Плешково, Горское, Святое… А между ними – заболоченные леса, или болота, поросшие редколесьем…
От монастыря можно выбраться только по единственной дороге, проходящей по межозёрным водоразделам от сельца Емецк на север, до самого Архангельска. Конечно, проводники местные могли бы провести и через болота, да только толку-то!.. Выйдешь к Двине, а дальше?.. Вызволить несчастного узника-монаха можно, а вот как из края вывезти?..
Чтобы освободить кого отсюда, нужно целую воинскую команду присылать, да с припасом. Чтобы, значит, в Северодвинскую крепость отвезти, и чтобы там его корабль ждал, в обход местной воинской команды на борт принял, да за границу вывез… Или в тот же Емецк доставить, и дальше на лодии вверх против течения в центр России податься… Так не доберёшься же никуда, коль до любой границы – сотни, а то и тысячи вёрст…
Так считал Воейков.
Опять же, настоятель успокоил.
– Ты, пристав, не переживай, – внушительно заверял священник. – Мне отвечать за узника тоже не шибко-то охота, да на то воля государева. А, не дай Бог, сбежит – с меня ведь тоже спросится. Так что я и братии, и трудникам, и артельщикам вологодским настрого наказал следить за отцом Филаретом, и обо всём докладывать. – И добавил то, о чём и сам Воейков уже думал: – Без сторонней помощи отсюда не выбраться. А помощь такую организовать – хлопоты-приготовления невозможно провести без того, чтобы никто не заметил…
Поговорили они так, угостились в меру – и уговорились сотрудничать в надзоре за опальным боярином.
В общем, успокоился насчёт этого Воейков. Некоторое время наслаждался покоем…
А потом заскучал. Охота на дичь прискучила; баба, у которой он на постой обосновался, скрашивала, конечно, будни, да только мало этого оказалось для его деятельной натуры.
– И чего тебе, Ванюшка, неймётся! – пенял Меньшому приятель Захарка – градоделец и каменных дел мастер. – Хлопот никаких, жалование каплет… Живи – не хочу!..
– Да как же ты не поймёшь, Захарка! – пытался растолковать свою душевную муку Воейков.
Но мастер и в самом деле не понимал.
Несколько лет назад в обители начали возводить каменные здания, в первую очередь Троицкий собор. И для этого прислали каменщиков из Вологды, а мастера над ними поставили московского, специально из столицы прислали. Захар решил возвести храм необычный, такой, каких ещё не строил никто – совместить в нём элементы, которые нравилось ему в московских церквах, и в новгородских… Работал с вдохновением, ругался с вологодскими артельщиками – хотя и не пристало вроде как лаяться при святом строительстве… Но только на стройке случается разве иначе, без ругани?.. Каменщикам-то что?.. Клади камень, да и клади, согласно ряду-уговору… А мастер выдумывает нечто непривычное…
Удивительно – но суровый в отношении к людям Воейков стремление градодельца к красоте, к её неповторимости понимал!
– А ты бы хотел так же – чтобы никаких хлопот, жалование, и не делать ничего? – спрашивал он, подливая приятелю хмельного.
Захар засмеялся.
– Разные у нас с тобой миссии на белом свете, Ваня!.. Я без зодчества не могу! А это такое дело – мастера везде нужны. И даже если не строишь чего, а всё равно думаешь, как будущий храм возводить. Он ведь сначала в голове рождается, а потом только в камне…
Он нахваливал Годунова.
– Понимает Борис Фёдорович, что за каменным строительством будущее! – говорил Захар. – Привыкли мы в дереве жить…
– Так ведь дерева у нас много, а камень попробуй наломать! – оправдывал традицию Воейков.
– Зато дерево горит, да и гниёт… Червь его точит… Так что всё дровяное – на время!.. А камень – он навсегда…
Борис Годунов и в самом деле поощрял каменное зодчество по всему царству. Потому и мастеров-градодельцев привечал. Иноземцев выписывал – то ладно. Но и своих изыскивал, чтобы не хуже фрязинов становились.
Самый известный из них – Фёдор Конь. Тот самый, который стену Белого города вокруг Москвы выстроил, крепость Смоленскую возвёл, по Москве и в некоторых других городах несколько церквей его трудами народились… Но он – самый известный, да не единственный. В Смоленске, в Ельце, в Царёво-Борисове, в Астрахани, в Путивле каменные цитадели-детинцы строили свои, отечественные мастера…
И вот Захар-мастер в отдалённом монастыре затеял церковь строить по своему собственному разумению… Благо, Годунов, а за ним и преданный ему патриарх Иов поощряли поиск новых форм в зодчестве.
Правда, шла стройка в Сийской обители ни шатко ни валко. Даже святое строительство презренных мирских средств требует; а их-то как раз на красоту всегда и не хватает. Средств и людишек!
На период строительства Смоленского кремля, например, по всему царству собрали мастеров, умеющих обжигать кирпич и класть из него стены. Отозвали многих и от Сийской обители. Под рукой Захара осталась разве половина от первоначальной артели. Темпы работы, конечно, замедлились. Мастер поскучнел, однако руки не опускал…
– Как думаешь, не снюхаются твои работные людишки с Филаретом? – спросил как-то Воейков у зодчего.
– Чужая душа, сам знаешь, – потёмки, – уклончиво ответил Захар. – В каждого не влезешь, что там у него на душе, не разглядишь… Только не думаю… Что им там в Вологде до боярина-бунтаря?.. Что он им может посулить такое,
