Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Все как три года назад, горечью подумала Дединка. Тогда «зимние волки» тоже попали в полон к смолянам, и ради их вызволения она оказалась в заложниках. Четырнадцатилетний Завей тогда был среди пленных, которых ей пришлось выкупить целой своей свободы и расставания с домом. Видно, помня об этом, они и не решились снова обращаться к родичам. Что же теперь – взамен Дединки новых девок к Станибору посылать?
Ответа сразу Кощей не дал, но Завею разрешил остаться. Однако, как Дединка убедилась в тот же вечер, Игмор уже решил: смолянский обоз нужно перехватить. Станибор знает о намерении Святослава летом пойти на хазар войной, и вовсе незачем, чтобы его люди передали эту весть в Белую Вежу. Завей мог бы и не просить: Кощей и правда служил своему киевскому Перуну и всегда был готов порадеть для его пользы.
Несколько дней говорили об этой вылазке и даже забыли о Торлейве, чему Дединка была только рада. Решали, сколько человек нужно отрядить. Завей сказал, что саней в обозе будет десятка два, при каждом – возчик, и еще десятка полтора отроков-бережатых. Что за товар везут помимо пленных, он не знал, но Унезор сказал, что обычно это бывают дорогие меха: куница и бобр, то, что легко перевозится, но приносит хороший доход. Эта добыча тоже весьма соблазняла Кощееву рать.
Красен, умный человек, спросил однажды: а не пойдут ли с тем обозом из Свинческа Торлейв и Бер? Из одного места ведь и в одну сторону. К облегчению Дединки, Унезор ответил: воевода Равдан скрывает от людей Святослава свои связи с Белой Вежей, этот обоз он наверняка постарается отослать так, чтобы ты двое не узнали.
Дружина Кощеевой горы насчитывала пять с лишним десятков человек – для здешних мест немалая сила. Правда, многие отроки были еще совсем юными – лет тринадцати-пятнадцати. По-настоящему зрелыми мужчинами были только сами Игмор и Красен. Игмор надеялся на внезапность и на страх, внушаемый звериными личинами. Завей же уверял, что его собратья, едва им развяжут руки, поддержат своих освободителей и тех станет на десяток человек больше.
В итоге решили так: вылазку возглавит Красен, взяв с собой сорок человек. Сам Кощей, с трудом передвигавшийся из-за раны в бедре, останется дома, и при нем будет полтора десятка младших отроков. Оставалось дождаться появления обоза. Дорога от смолянских земель на Упу здесь была одна – по Угре, а потом по Оке. Выслав дозорных на север, чуть ли не к самому устью Угры, чтобы вовремя прислали весть о приближении добычи, Кощей стал ждать…
* * *
Весть пришла однажды, уже почти ночью, и дружина Красена выступила в поход до зари, во тьме раннего зимнего утра. У всех отроков имелись лыжи, и они, особенно меряне, с детства привыкшие обходить зимние охотничьи угодья, покрывали не меньшее расстояние, чем смог бы всадник. Поскольку обоз шел им навстречу, то встреча эта должна была состояться не позже завтрашнего дня. Кощеева гора почти опустела, Дединка осталась с Кощеем в избе чуть ли не наедине, если не считать двух-трех младших отроков. Ждать вестей можно было через пару дней, и она не находила себе места от тревоги. Пыталась угадать будущее: если смоляне не растеряются и одолеют, то, может быть, ей это принесет свободу и возвращение в Былемирь. Но тогда десяток ее братьев останется в рабстве, да и Завей с немногими оставшимися при нем товарищами может погибнуть. Колеблясь, она все же поневоле желала Кощеевой рати успеха. Обещанный ей Перун появится не ранее середины лета, а до тех пор кто знает, что произойдет?
Рассвело. Утро было тихое, будто город на скале так же пуст, как все последние пятьдесят лет, только клубы дыма из окошек давали знать, что здесь есть жизнь. Знать бы, чем обернется эта тишина… Дединка бродила туда-сюда по площадке, вглядывалась в заснеженный лес внизу, за обрывистыми склонами. Ворота были закрыты, три-четыре отрока в звериных личинах несли дозор. На Дединку поглядывали с подозрением, но, привыкнув к ней, не мешали прохаживаться по валу. Идти приходилось осторожно и смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на обледенелом снегу.
Глядя под ноги, Дединка не заметила, что случилось, пока не услышала поблизости крики. Оглянулась – не поверила глазам: в пяти шагах от нее отрок лежал со стрелой в груди, другой сидел, с искаженным от боли лицом, зажимая плечо, в котором тоже торчала стрела. Первым порывом Дединки было кинуться на помощь, но тут до ее сознания дошли другие крики и шум внизу.
– Воч, удыр, воч! – кричал кто-то из отроков-мерян, но она не понимала, что это обращаются к ней. – Окмак! Тыйым пуштыт![831]
Только тут Дединка осознала, что вокруг нее свистят стрелы и она – единственный человек, стоящий на ногах, отроки уже залегли.
Дединка глянула за вал – весь склон горы шевелился черной людской массой, словно муравьиная тропа. Толпа мужиков в кожухах и шапках, с топорами и копьями бежали к воротам, вверх по тропе; с перепугу Дединке показалось, что их целая сотня. Что это за люди – она не поняла; отшатнулась, пробежала, пригнувшись, к лестнице с вала вниз, соскочила на площадку. Из большой избы на вал спешил сам Кощей, хромая и опираясь на длинное толстое копье. Личину он второпях надел криво, и казалось, что он идет со свернутой шеей, отчего было еще страшнее.
– Ступай в избу! – на ходу хрипло крикнул он Дединке, замахнувшись на нее копьем.
Приученная к повиновению, она заскочила в избу и там остановилось в недоумении: что дальше? Она была здесь одна – все отроки убежали с Кощеем на вал. Кое-что из вещей, следы поспешных сборов, валялось на полу: чья-то личина из высушенной морды рыси, брошенный чулок с рваной пяткой…
Что все это значит? Мысли Дединки были в северной стороне, где от устья Угры неспешно двигался сюда смолянский обоз. Но эти, у вала, никак не могли быть смолянами. Не колдовство же их перенесло! Кто же мог напасть на Кощееву гору?
Помедлив немого, Дединка снова выбралась наружу. Площадка вершины
