Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Другой подручный Кощея выкрикнул что-то непонятное, видать, на языке Нави. Под возмущенные крики былемиричей навцы кинулись вязать тех, кто еще оставался свободен. Дединку подняли под локти пихнули на первые попавшиеся сани. Навцы взяли лошадей под уздцы и стали разворачивать. Другие тем временем подняли и отволокли в сторону сосну, которая лежала позади обоза, отрезая обратный путь. И вот обоз по своему же следу тронулся назад, вниз по Упе, к Оке. На месте злополучной встречи остались лежать и сидеть на снегу связанные былемиричи. Их крики еще долго раздавались позади, преследовали Дединку, отдаваясь эхом в лесу.
* * *
Едва миновал полдень, даже солнце глянуло сквозь облака, бросая в лес бледноватые лучи. Не верилось, что выходцы из Нави так свободно разгуливают среди бела дня, но очнуться от этого дурного сна никак не удавалось. Сперва Дединку била дрожь, потом напало оцепенение. Она оказалась во главе Кощеева обоза, на первых санях, едущих сразу позади Кощея. Поглядывая Кощею в спину, Дединка заметила сперва, что его ездовой змей машет совершенно конским хвостом; приглядевшись, обнаружила, что это и есть конь, покрытый несколькими сшитыми шкурами разных цветов, что сбивало глаз с толку. Разве что рога… но на снегу оставались обычные конские следы, а рогатых коней не бывает.
Довольно скоро обоз миновал Хотеновичи – оттуда за ними наблюдали, но никто не приближался, – и снова вышел на Оку. Спустились немного по течению, двигаясь на север, потом пересекли реку и углубились в западные леса по другому притоку. Раньше Дединка ждала с ужасом, что Кощей приведет свою рать к какому-то провалу в земле, чтобы сразу броситься вниз, в бездну, но теперь сообразила: да они же едут на Кощееву гору! Правильно. Куда же еще! Давно всем ведомо, что Кощей обитает в давно покинутом вымершем городке.
К западу от Оки сани вскоре пришлось бросить: по лесным тропам на них было не проехать. Лошадей выпрягли, мешки с неудавшейся кагановой данью погрузили на них. На одну лошадь посадили Дединку. Ее не связывали – чем она им угрожала бы? – и она немеющими руками вцепилась в гриву, чтобы удержаться. Ездить верхом ей раньше не приходилось, да еще и без седла. Кто-то из навцов вел лошадь, остальные шагали по сторонам и позади. Из их речей на ходу Дединка не понимала ни слова, но, к ее удивлению, Кощей переговаривался со своим старшим подручным по-славянски. Непонятно было, стоит ли этому радоваться. Было чувство, что по прибытии на Кощееву гору ее растерзают и съедят. Уж лучше было бы попасть к кагану… а еще лучше – остаться в Свинческе. Она-то глупая, так мечтала вернуться домой! Знала бы, что ее здесь ждет, предпочла бы и дальше жить у Станибора, где ей не грозило ничего хуже, чем воркотня ключницы Хлины!
Однажды сделали привал: на западном берегу Оки навья рать уже чувствовала себя в собственных угодьях и в безопасности. Распотрошив поклажу из саней, отыскали съестные припасы, взятые былемиричами в дорогу, раздали между своими хлеб, сало, вяленое мясо. Тот подручный Кощея, что говорил по-славянски, принес поесть и Дединке.
– Вот тебе! – обыденным голосом сказал он, сунув ей в руки кусок хлеба и шматок сала.
От всех этих превратностей Дединке было худо; подумала, что кусок не полезет в горло, но, прислушавшись к себе, осознала, что отчасти ее мутит от голода. Поев, немного укрепилась духом, исчезло ощущение, что жизнь кончится прямо сейчас. Однако она мерзла и по-прежнему не представляла, что ее ждет впереди. И едва ли что доброе…
Ехали весь день и вечер. На Кощеевой горе Дединке случалось бывать не чаще раза в год, да и то более трех лет назад, но постепенно она стала узнавать местность. Последний участок пути проделали через лес: дорогу прокладывали лошади, за ними шли навцы. Стемнело, на небо выкатились звезды, а Кощей все вел и вел свое воинство сквозь чащу. Дединка так устала, что едва не валилась с лошади, не чуя рук и ног. Снова вышли на русло ручья, но в темноте Дединка не разглядела знакомый холм, поросший старыми елями и усеянный заснеженными крупными валунами, пока тропа не начала подниматься круто вверх. Тропа была хорошо расчищена, вернее, плотно утоптана. Завидев огромные камни, Дединка убедилась: прибыли, это вал Кощеевой горы!
Навцы затрубили в рог, сверху ответил другой. С тех пор как Дединка была здесь в последний раз, в проеме вала появились ворота – грубо сколоченные из половин расколотых бревен, но на вид прочные. Перед Кощеем они распахнулись, и обоз вступил на площадку городка.
Перез глазами замелькало множество огней – горели факелы, а кто их держал, Дединка не могла разглядеть, слышала лишь гул приветственных криков. Озиралась вокруг с изумлением, даже почти позабыла страх. На ее памяти площадка городка была совершенно пуста: избы и прочие строения пятьдесят лет назад сожгли северные русы, а после того никто и не думал здесь селиться. А теперь снова появились избы – наскоро сложенные из непросохших толстых бревен, крытые дерном. Узкие оконца извергали дым – внутри топились печи. Сновало здесь еще несколько десятков человек – все это, как замечал беглый взгляд, были отроки лет двенадцати-четырнадцати, на вид совершенно обыкновенные. Бросив свои дела, они встречали Кощея с дружиной радостными криками, а едва он дал знак, бросились разбирать добычу. Лошадей повели под навес, где жевали еловые ветки еще несколько. В гуле голосов Дединка разбирала и славянскую речь.
На изумление ушли последние силы. Когда лошадь остановили возле самой большой избы, где спешился и сам Кощей, Дединка с трудом разжала онемевшие от холода конечности и почти упала – отроки едва успели ее подхватить. В избу вслед за Кощеем ее вели под руки – она едва передвигала ноги. Попав в тепло избы, закашлялась от дыма и упала на ближайшую скамью. За целый день на холоде так устала, что, казалось, больше и пальцем не сумеет шевельнуть. Не нашлось сил даже убрать волосы с лица, вылезшие
