Елена Ржевская - Берлин, май 1945
Он диктует свой дневник — два штатных стенографа состоят при министре пропаганды для этой надобности, — ежедневно по тридцать, сорок, пятьдесят и более патологически болтливых страниц.
Тем временем:
«Под Берлином Советы начали, хотя и местное, но чрезвычайно сильное наступление…»
(23 марта).В народе потеря веры в фюрера, безнадежность. «Положение невыносимое». Стало известно из сообщения Юнайтед Пресс, что весь золотой запас Германии и художественные сокровища (в том числе Нефертити) попали в руки американцев в Тюрингии. «Если б я был фюрером, я знал бы, что сейчас следует делать… Сильная рука отсутствует…» Но что же делать? «Я всегда настаивал, чтобы золото и художественные сокровища не вывозились из Берлина». Еще 8 апреля была предпринята неудавшаяся попытка переправить их из Тюрингии в Берлин, безрассудно представлявшийся Геббельсу, комиссару обороны, наиболее подходящим, безопасным местом.
«Мы живем в такое сумасшедшее время, что человеческий рассудок совершенно сбит с толку», —
продиктовал Геббельс 2 апреля.
Он сам тому пример, с давно сбитым с толку рассудком, подчиненным всецело Гитлеру, атрофированным, замененным верой в фюрера.
«Порой отчаянно возникает вопрос, куда все это должно привести?»
И Геббельс отвечает себе: все в руках фюрера.
«Я надеюсь, он овладеет этой ситуацией»
(8 апреля).Не столько от реального положения дел, сколько от того, сумеет ли фюрер своей волей превозмочь все и явиться за минуту до катастрофы, как Deus ex machina, — в представлении Геббельса зависит в конечном счете исход войны.
«Фюрер считает… что в этом году так или иначе произойдет перелом в ходе войны. Коалиция противника при всех обстоятельствах развалится; речь лишь о том, развалится ли она до того, как мы будем свалены…»
Поэтому, как бы ни было, держаться изо всех сил.
А обстановка все тяжелее:
«Положение на фронтах на сегодня как никогда. Мы практически потеряли Вену. Противник осуществил глубокие прорывы в Кенигсберге. Англо-американцы стоят недалеко от Брауншвейга и Бремена. Одним словом, если взглянуть на карту, то видно, что рейх представляет собой сегодня узкую полоску…»
(9 апреля). * * *В бетонированном убежище под рейхсканцелярией, где Гитлер находился в ожидании перелома в событиях, Геббельс читал ему вслух и пересказывал страницы из жизнеописания Фридриха Великого. Гитлер прилагал немало стараний к тому, чтобы внушать своим соотечественникам мысль о его духовном сродстве с этим удачливым прусским королем.
Придя к власти в 1933 году, фюрер тотчас отправился в Потсдам и сфотографировался для прессы у могилы Фридриха II при гарнизонной церкви, одетый в торжественный черный фрак, чего не случалось раньше видеть. В его бункере на стене висел портрет Фридриха II. Теперь их сблизили военные невзгоды, которые претерпевал король. В том месте книги, где терпящий поражение в Семилетней войне Фридрих решил расстаться с жизнью, автор взывает к нему: «Подожди немного, и дни твоих мучений будут позади. Солнце твоего счастья уже за тучами, и скоро оно озарит тебя». Подоспевшее известие о смерти его врага, русской царицы Елизаветы, принесло королю избавление от позорного поражения.
Гитлер расчувствовался и пожелал взглянуть на гороскопы, которые на этот случай как раз и придерживал уже несколько дней Геббельс.
Любопытно еще раз открыть дневник Геббельса в том месте, где он с торжествующей издевкой записывает о том, что арестованы все астрологи, магнитопаты и антропософы и с их шарлатанством покончено:
«Удивительное дело, ни один ясновидец не предвидел заранее, что он будет арестован. Плохой признак профессии…»
(13 июня 1941 года).Все унифицировалось. Предсказания лишь одного человека в рейхе — фюрера — должны были распространяться в народе. Во избежание несовпадений, кривотолков, дублирований, неблагоприятных пророчеств и, наконец, соперничества все прочие предсказатели жестоко преследовались.
Но это годилось тогда, в преддверии войны с Россией, войны, мнившейся такой победоносной. Теперь же все, что говорит о спасении, — все сюда.
«Мне представлен объемистый материал для астрологической или спиритической пропаганды и между прочим так называемый гороскоп Германской республики 9 ноября 1918, а также гороскоп фюрера. Оба гороскопа поразительным образом соответствуют истине, — читаем теперь в дневнике Геббельса 30 марта 1945 года. — Я могу понять фюрера, запретившего занятия такими неподконтрольными вещами. Все же это интересно, что гороскоп республики, как и гороскоп фюрера, пророчат во второй половине апреля облегчение нашего военного положения… Для меня такие астрологические предсказания не имеют никакого значения. Но я все же намереваюсь их использовать для анонимной и замаскированной гласной пропаганды, потому что в такое критическое время большинство людей хватаются за любой, пусть и столь слабый, якорь спасения».
Предсказания, вселяющие надежду, настолько в цене, что их через партийные инстанции пересылают жене рейхсминистра Геббельса, — похоже, это действует его «анонимная и замаскированная» пропаганда. Я приводила текст одного из таких предсказаний. Гороскопы тоже стали убедительны. В берлинской квартире Геббельса разведчики нашли гороскоп его сына Гельмута и принесли его мне.
А тогда два самых главных гороскопа, хранившихся до недавних дней Гиммлером под замком в «научном» отделе гестапо, гороскоп фюрера и гороскоп Германии, затребованные Гитлером, — были принесены в убежище. Гитлер с помощью рейхсминистра пропаганды удостоверился, что гороскопы обещают после жестоких поражений в начале апреля 1945 года военный успех во второй половине апреля.
Через несколько дней после этого, 12 апреля, поздно вечером, стало известно о смерти Рузвельта. Это ли не знамение, не исторический аналог, не поворотный пункт в судьбе Германии?!
«В данный момент, когда судьба убрала с этой земли военного преступника всех времен, произойдет поворот в этой войне в нашу пользу», — этим восклицанием заканчивал Гитлер свой приказ по войскам. В нем говорилось о новом наступлении Красной Армии:
«Мы этот удар предвидели, и с января этого года делалось все, чтобы создать сильный фронт. Сильная артиллерия встречает врага. Потери нашей пехоты восполнены бесчисленными новыми подразделениями. Сводные подразделения, новые формирования и фольксштурм укрепляют наш фронт. На этот раз большевик испытает старую судьбу Азии: он должен истечь кровью и истечет перед столицей германской империи».
Этот секретный приказ Гитлера, датированный 16 апреля, стал поступать в штабы войск уже к вечеру 15 апреля и должен был быть немедленно разослан вплоть до рот.
«Следите прежде всего за теми немногими изменниками офицерами и солдатами, которые, чтобы обезопасить свою жалкую жизнь, будут сражаться против нас на русском жалованье, возможно даже в немецкой форме. Если вам дает приказ об отступлении тот, кого вы хорошо не знаете, он должен быть тотчас арестован и в случае необходимости мгновенно обезврежен независимо от звания.
…Берлин останется немецким, Вена снова будет немецкой…»
Через день приказ был опубликован в «Фелькищер беобахтер» и в других газетах.
Геббельс из убежища выступил по радио:
«Фюрер сказал, что уже в этом году судьба переменится и удача снова будет сопутствовать нам… Подлинный гений всегда предчувствует и может предсказать грядущую перемену. Фюрер точно знает час, когда это произойдет. Судьба послала нам этого человека, чтобы мы в годину великих внешних и внутренних испытаний могли стать свидетелями чуда…»
Прорыв укреплений на Одере
16 апреля началось наступление Красной Армии. Одерский оборонительный рубеж считался германским верховным командованием неприступным. Именно здесь, на Одере, твердо предполагалось, будет остановлено продвижение Красной Армии.
Еще совсем в недавние дни Гитлер намеревался приступить к реорганизации армии. Зуд реорганизации не давал покоя и Геббельсу. У себя в министерстве он занят в эти апрельские дни проектами реформирования отделов прессы, радиовещания («Оно должно стать эластичнее»), изменением штатного расписания (чтобы влиятельный шеф прессы Дитрих, по упорному настоянию Геббельса отправленный наконец Гитлером «в отпуск», не смог бы вернуться на свое место, за отсутствием такового), обдумыванием жестких мер против берлинских артистов и «суперинтеллектуалов».
Соображения карьеры, престижа еще по-прежнему главенствуют среди нацистской верхушки. Иной раз курьезность этого заметна даже Геббельсу, коль скоро это касается его соперника:
