Елизавета I - Маргарет Джордж

– Аид. Сад Аида, на который Плутон совершил набег и похитил их, сперва Марию Болейн, а потом Анну, – произнесла Летиция с лицом почти таким же белым, как и у Кэтрин. – Открыто противиться они не могли, поэтому высказали свой протест через скульптуру. Король был слишком влюблен или слишком поглощен собой, чтобы обратить внимание на такую мелочь.

Да, король мог устрашать. Мне довелось испытать это на себе ребенком, когда он был уже стар, болен и сражался со своими демонами. Но я никогда не задумывалась о том, что точно такое же впечатление он мог производить и в молодости: слишком много его портретов я видела и слишком много читала о том, как хорош он был в молодые годы. И наверное, будучи королевой сама, я забыла – или постаралась забыть – тот ужас, какой способен наводить на своих подданных правитель. Я никогда не задумывалась о том, что сестрам Болейн он мог казаться Плутоном, который налетел на них в своей колеснице и унес прочь, растоптав их жизни.

Они превратили садик своих детских игр в место уединенных встреч с ним, обнесенное стенами, укрытое от повседневной жизни. Но выбора, ответить или нет на его притязания, у них не было. Единственное, что они могли выбрать, – место.

И именно здесь, где мы стояли, находилось самое сердце, самое средоточие их отношений.

– Возможно, и обратил внимание, – сказала я, испытывая потребность защитить его, – но был так же бессилен в своей страсти, как они бессильны были протестовать.

– Весьма лестная интерпретация, – заметила Летиция, пронзив меня взглядом. – Возможно, вы так говорите, поскольку он возвел вашу мать на престол.

– Возможно, вам стоило бы быть к нему более снисходительной, коль скоро ваша мать умерла в своей постели, – парировала я.

– Кузины! – вмешалась Кэтрин. – Покойники мертвы и не могут ничего чувствовать. Не стоит бросаться на их защиту. Все это давно в прошлом. Мы знаем, что боги – и любовь – способны наводить на людей безумие. Идемте, давайте найдем скамью, про которую говорил сэр Чарльз, пока не стемнело.

Эта часть сада заросла бурьяном особенно густо; каменная стена нагревалась на солнце и потом отдавала тепло. Напротив нее была установлена то ли шпалера, то ли пергола, увитая густым плющом, побеги которого стелились по земле, точно хрупкая завеса.

– Она должна быть где-то там, под этим плющом, – сказала я, указывая на шпалеру.

– Я вижу лишь груду сухих листьев, – пожала плечами Летиция.

Ее рыжие волосы растрепались, лицо блестело в испарине.

– Я сама ее расчищу, – сказала я. – Вы сегодня уже немало потрудились.

Я осторожно подошла к шпалере, следя за тем, чтобы не зацепиться подолом за колючки. В кустах послышался какой-то шорох. Я очень надеялась, что в зарослях не водятся змеи.

Под грудой мертвой растительности явно что-то скрывалось; я нащупала под зеленью камень. Очень осторожно, одну за одной, я отвела плети, и нашим взглядам открылась изящная резная скамья с ножками в виде львиных лап. На изогнутой спинке была выбита какая-то надпись.

– Вот тут они сидели, – сказала я.

Меня неожиданно взволновало это укромное убежище, которое не упоминалось в дворцовых описях, да и слухи о нем не ходили. Как будто они перехитрили историю, утаили что-то от летописцев и сочинителей баллад. Оно принадлежало только им, и никому больше.

– Вы можете прочитать слова? Что там написано?

Я провела пальцами по буквам, забитым грязью:

– Нет. Ничего не разобрать. Нужно ее отчистить.

Мы взяли веточки и принялись выковыривать из углублений слежавшуюся грязь, заново вырезая буквы. Постепенно они начали проявляться.

– «Приют любви», – прочитала я.

Я ожидала, что Летиция рассмеется или обронит что-нибудь презрительное. Но она молчала.

– Они в это верили, – сказала я. – Что бы ни произошло потом, этот миг в их жизни не был омрачен ничем.

– Для него, – не удержалась от комментария Летиция.

– Нет, для всех, – заключила моя дорогая Кэтрин, вечная примирительница. – Они были молоды. Все то, что мы понимаем сейчас, зная, как все закончилось, они предвидеть не могли. Мы должны уважать эту невинность.

– Вот уж кому-кому, а Марии Болейн невинность приписывают редко, – рассмеялась Летиция.

– Но она была невинна, – не сдавалась Кэтрин.

– Не стану спорить, – сказала Летиция. – Мне надоело, что мою бабку зовут шлюхой. Или дурой.

– Она не была ни той ни другой, – возразила я. – Вы слишком долго носили это в себе. Давайте посидим на этой скамье и побудем с ними.

Я приняла решение. Едва ли мы будем когда-либо еще ближе к ним.

Мы смахнули с сиденья грязь и вместе опустились на скамью. Старая шпалера защищала нас от внезапно поднявшегося ветра. Сухие листья плюща заколыхались, перешептываясь.

Я откинулась на спинку, позвоночником ощущая высеченные на камне буквы. «Приют любви». Я нащупала на мизинце золотое кольцо, которое носила, не снимая, семь лет, и стянула его с пальца. Суставы у меня распухли, поэтому пришлось приложить усилия. Наконец кольцо оказалось между большим и безымянным пальцем.

– Летиция, это вам. Ваш сын подарил мне его, когда мы ездили в Уэльс.

Зеленый Уэльс. «Dwi yu dy garu di». Я протянула ей кольцо.

Она взяла его, силясь разглядеть в скудеющем свете:

– И вы все это время его носили? Несмотря на…

– Он был мне дорог. Это не поменялось.

Она надела кольцо на палец:

– Нечасто доводится получать от кого-то подарок, так долго ожидавший своего часа.

– Это от нас обоих. Он хотел бы, чтобы оно было у вас. А я хочу, чтобы вы знали, что мои чувства к нему никуда не делись. Это была трагедия. Каждый из нас должен пройти свой путь. Даже королева не может свернуть с него. Королева, пожалуй, даже меньше, чем кто-либо. А в конце пути, наверное, приходишь к пониманию.

– Спасибо, – произнесла она, и я не услышала в ее голосе ни намека на что-то скрытое.

Она завела руки за голову и, повозившись с застежкой, медленно сняла ожерелье с буквой «Б», которое было скрыто за корсажем.

– Кэтрин, я хочу, чтобы это было у вас, – сказала она. – Пришла пора расстаться с ним. Вы будете ценить его больше, чем мои дочери или внуки. Вот.

Она протянула Кэтрин ожерелье.

Прежде чем та смогла что-то ответить или отказаться от подарка, Летиция повернулась ко мне:

– Я поклялась, что вы никогда его не увидите и даже не узнаете о его существовании. Это была моя месть. Но теперь в ней нет никакого смысла. Оно