Елизавета I - Маргарет Джордж
– С одиннадцатью детьми у нее нашлось множество более важных забот, – подхватила Летиция.
– Можно и так сказать, – кивнул он.
– Будьте так добры, сэр Чарльз, принесите ключ. Мы хотели бы взглянуть на садик, – сказала я.
У меня было чувство, что там, внутри, скрывается нечто такое, что мне нужно увидеть.
– Как пожелаете, – вздохнул он.
«Глупая старуха», – вне всякого сомнения, подумал хозяин.
Даже если и глупая, то исполненная решимости.
Мы зашагали по вымощенным дорожкам мимо аккуратных насаждений, открытых солнцу. Четыре сада – грушевый, яблоневый, сливовый и кизиловый, – уже опустевшие по осеннему времени, шелестели, когда мы проходили мимо, словно гадали, что мы ищем. Впереди показалась увитая плющом каменная стена. Она была достаточно высокой, чтобы нельзя было разглядеть, что находится непосредственно за ней, но достаточно низкой, чтобы видно было верхушки деревьев.
– Батюшки! Калитка-то совсем заросла плющом. – Сэр Чарльз просунул руки и принялся шарить под листьями. – Так… Вот она.
Не сразу, но он все же нащупал под зеленым ковром деревянную дверцу. Он потянул за вьющиеся стебли, отрывая их там, где они цепко за нее держались. Наконец из-под зеленой массы показалась выцветшая покосившаяся дверца, довольно низенькая.
– Думаю, садик изначально был разбит для детей, поэтому все здесь такого маленького размера, – пояснил сэр Чарльз и, не сразу вставив ключ в скважину, попытался повернуть его.
Наконец это ему удалось, и ключ со скрежетом провернулся, отчего на землю из скважины дождем посыпалась ржавчина. Он толкнул калитку – она дрогнула, но не поддалась. Тогда он налег на дверцу плечом и поднажал. Она со скрипом приоткрылась на несколько дюймов прямо как упрямая устрица.
– Сильнее! – сказала я, упершись в дверцу обеими руками и изо всех сил толкая.
Мало-помалу она начала подаваться; когда каменный порожек остался позади, дело пошло веселее.
Наконец она распахнулась, и нашим взглядам предстали заросли кустов и деревьев, толстый ковер палой листвы и древние стены из розового кирпича, замшелые поверху и окружавшие садик со всех сторон. Желтые солнечные лучи прозрачными занавесями проникали сквозь сплетавшиеся над нами ветви деревьев. Вокруг царила тишина, как в тайном святилище.
– Мне кажется, что я вот-вот увижу в этой чаще керинейскую лань Артемиды, – прошептала Кэтрин.
– Это все игра света, – подала голос Летиция. – Он золотит не только ветви, но и наше воображение.
– С вашего позволения я вас оставлю, – сказал сэр Чарльз. – Думаю, вы захотите побыть тут в одиночестве. Да, кстати, там у дальней стены есть каменная скамья – ее теперь не видно из-за плюща. С тех пор как я впервые открыл этот садик, тут все заросло еще больше.
Он поспешно удалился.
– Вам не показалось, что ему очень хотелось очутиться подальше от этого места? – спросила Кэтрин.
– Или от нас, – заметила Летиция.
– Или и то и другое, – сказала я. – Какая разница? Теперь, когда он привел нас сюда, без него нам будет лучше.
Я двинулась по садику, осторожно выбирая, куда ступить, чтобы не запнуться на неровной земле. Сквозь палую листву там и сям проглядывали каменные плиты, но после многих лет заморозков и оттепелей они вздыбились. Вскоре я различила очертания старых клумб, выложенных по краю кирпичом. Задушенные все тем же вездесущим плющом, на них одиноко роняли лепестки несколько старых роз, бледных и чахлых.
– Ой, глядите!
Кэтрин стояла на краю того, что некогда было прудиком. Он давным-давно пересох; дно покрывал растрескавшийся ил.
– Когда-то здесь, должно быть, росли водяные лилии, – сказала она.
– Обычные лилии растут до сих пор, – заметила Летиция. – Я видела их там, у стены.
Постепенно облик старого садика начинал вырисовываться. В центре располагался пруд, заросший кувшинками. У стен цвели розы и лилии. В одном конце стояла беседка с каменной скамьей. Сквозь колючие заросли ежевики проглядывали очертания циферблата солнечных часов.
– Статуя! – воскликнула Летиция. – Вон там, вся опутанная плющом и ежевикой.
Она принялась обрывать плети, раня ладони о невидимые шипы.
– Ох, моя дорогая, надо нам было надеть перчатки, – сказала Кэтрин. – Позвольте, я вам помогу.
– Нет-нет, не нужно, – запротестовала Летиция.
Она отодрала последние плети, и нашим взглядам открылась осыпающаяся каменная статуя юной девушки. Она собирала цветы, но оглянулась через плечо, очевидно чем-то напуганная. Один или два цветка выпали у нее из рук. Она стояла на цыпочках.
Лицо у нее было очень красивое и совсем юное. Уже не девочка, но еще не женщина.
– А больше там ничего нет? – поинтересовалась я.
– Ничего, но… – Летиция отступила на шаг и заглянула за статую. – Там еще один постамент.
Мы с Кэтрин присоединились к ней и принялись ветками колотить плющ и бурьян. Вскоре нашим взглядам открылась упавшая скульптура. Она разбилась на три части, но у нижней были колеса, а верхняя представляла собой мужскую голову.
– Это Персефона! – внезапно осенило меня. – Она собирала весенние цветы, а потом Плутон на колеснице похитил ее. Должно быть, его обломки валяются на земле.
– Так ему и надо! – рассмеялась Летиция.
– Вы посмотрите только, какая яростная решимость написана на его лице, – заметила Кэтрин. – Он вознамерился во что бы то ни стало завладеть ею.
Худое каменное лицо с квадратной челюстью, лежавшее на земле, непреклонно взирало на грязь и камни.
– Возможно, на этих клумбах растут цветы Персефоны, – сказала я. – Гесиод говорит, что она рвала крокусы, гиацинты, фиалки, розы, нарциссы и лилии. Если бы мы расчистили клумбы и дождались весны, все эти цветы расцвели бы. Если, конечно, их за это время не задушили сорняки. Но, как мы видим, розы и лилии уцелели.
Кэтрин схватилась за горло, как будто не могла дышать; лицо ее побелело.
– Я помню… – произнесла она. – Теперь я поняла. Однажды мой отец обмолвился, что было место, где каждая из сестер тайно встречалась с королем и проводила с ним время, и что его мать была там первой, а затем уступила сестре… Для их родителей оно было жестоким напоминанием, поэтому они приказали его разрушить, но потом вместо этого заперли. А однажды они с сестрой тайком пробрались туда и получили ужасную взбучку. Он сказал: «Это был сад Аида, вот что это было». Я
