Елизавета I - Маргарет Джордж
– Сколько еще осталось до Хэрфилда? – спросила Кэтрин.
– Миль по меньшей мере пять-шесть, – отвечал мой конюший. – Может быть, мы успеем до того, как польет.
Порыв ветра взметнул юбки, и я вцепилась в поводья. Грива моего коня развевалась на ветру.
– Тогда давайте поспешим, – приказала я и, пришпорив коня, пустила его в галоп.
Он бросился вперед, и я с трудом удержалась в седле.
Мы совершали сокращенную летнюю поездку. Изначально я намеревалась отправиться на запад и остановиться сперва в Элветем-хаусе, а затем двигаться дальше в направлении Бата и Бристоля. Но этот замысел оказался слишком честолюбивым, и мне пришлось сократить маршрут, отправившись вместо запада на восток. Мы сделали остановку в Чизике и теперь направлялись к дому Томаса Эджертона и его новой жены, вдовствующей графини Дерби. Два года тому назад он упросил меня снять с него обязанность надзирать за Эссексом в Йорк-хаусе, чтобы быть рядом с умирающей женой. Теперь и его узник, и его жена были на том свете, и он взял себе новую, женщину с литературными вкусами – или притязаниями. Что ж, он заслужил счастье. Я была за него рада.
В эту поездку я взяла с собой меньше скарба и меньше народу. Люди жаловались на неудобства, и я пошутила: «Пусть старики сидят дома, а молодые и полные сил едут со мной!» Это дало немощным законное основание остаться.
Молодых и полных сил набралось немало. Я, как и хотела, пригласила Юрвен обратно ко двору, и теперь она ехала верхом в компании фрейлин помоложе. Были в моей свите и пригожие молодые мужчины вроде Ричарда де Бурга, графа Кланрикарда, одного из «хороших» ирландцев. Я, впрочем, поймала себя на том, что он вызывает у меня смутную неприязнь, и не сразу поняла, что причиной тому было его сходство с Эссексом. Несправедливо, но дамы не давали ему проходу, так что недостатка в женском внимании он не испытывал. Был там и мрачный Джон Донн, секретарь Эджертона и член последнего парламента. Он угрюмо ехал в хвосте и, кажется, не слишком-то рвался поскорее оказаться в доме своего хозяина. В Чизике он выглядел вполне жизнерадостным, однако же с каждой милей, приближавшей его к Хэрфилду, его длинное лицо вытягивалось еще больше.
Поездка позволила нам в полной мере насладиться великолепием английского лета. Пестрое разноцветье сменило в лугах нежные весенние оттенки, и птенцы уже становились на крыло, уверенно спархивая их своих гнезд. Двери деревенских домов были распахнуты настежь, и хозяйки развешивали белье на заборах. Мальчишки в полях практиковались в стрельбе из лука. Лето всегда было порой деревенских фестивалей, и по пути мы таких повидали. Оно также было порой свадеб, и я однажды даже заметила вдалеке свадебную процессию, направлявшуюся через поля в каменную церквушку. Все зеленело и колосилось, и нынешний урожай обещал положить конец череде тощих лет.
Мое королевство благоденствовало. Мы росли и процветали под солнцем.
Непогода готова была вот-вот разразиться. Мы увидели впереди спасительные стены Хэрфилда, едва-едва опередив дождь. Наших лошадей проворно увели в конюшни, и сэр Томас со своей новой женой Алисой пригласили нас в дом. Едва успела Алиса сделать реверанс, как хляби небесные разверзлись, и на двор обрушился ливень.
– Даже небеса сдерживают свой гнев ради вас, – заметил сэр Томас.
– Или обрушивают его как по заказу, как было с армадой, – подхватил адмирал Чарльз.
– Это был английский ветер, – согласился Рэли.
Дождь унесло в сторону моря, и на следующий день распогодилось. Сэр Томас запланировал обед на открытом воздухе, так что его поспешно накрыли из опасения, что хорошая погода окажется недолгой. В продолжение деревенской темы столы поставили на соседнем лугу, а слуги, наряженные пастушками и молочницами, разливали местный эль и силлабаб[46] из глиняных кувшинов и разносили миски с поссетом, заварным кремом и сбитыми сливками к свежей клубнике. Затем принесли огромный открытый пирог с грушами, горячий, еще дымящийся, и торопливо разрезали на куски. Для молодежи были запланированы танцы под деревьями, а для людей более знатных – игры. Гвоздем программы стала огромная хрустальная лохань, которую внес слуга, наряженный моряком.
– Чтобы ловить рыбу, нужны спокойные воды, – объявил он. – Их наша милостивая королева нам обеспечила – безопасные, тихие и изобильные.
С этими словами он водрузил лохань на стол и удалился. С бортика свисали десятка два красных ленточек. Дамы одна за другой подходили к столу и за ленточку вытаскивали из лохани призовую «рыбу». К каждому призу прилагалось стихотворение, которое волшебным образом описывало заботы и чаяния его хозяйки.
Юрвен, самая младшая, возбужденно ждала своей очереди тянуть приз, в то время как на женщин постарше и поискушеннее этот фокус действовал уже не так безотказно. Она вытащила усыпанный драгоценными камнями гребень и стихотворение, провозглашавшее, что ей не стоит искать счастья с темноглазым мужчиной.
– Насколько темными, по-вашему, должны быть его глаза, чтобы я не смотрела в его сторону? – спросила она обеспокоенно.
– По крайней мере не светлее угля, – заверила я ее. – Чтобы не различить было зрачка.
Такое толкование позволяло не сбрасывать со счетов большую часть мужчин, которые встретятся ей на жизненном пути.
Кэтрин, Хелена и все остальные вытянули свои призы и послушно их осмотрели. Мне досталась пара нежно-розовых перчаток, которые пришлись точно впору. В приложенном стихотворение говорилось лишь, что я особа благоразумная и имею множество поклонников.
– Целый мир! – воскликнул сэр Томас, заглядывая мне через плечо.
– Поистине, ваше величество стало чем-то вроде восьмого чуда света, – подхватил Рэли. – Куда там пирамидам и висячим садам?!
– Вы хотите сказать, что я такая же древняя, как все эти объекты?
– Нет, что вы столь же величественны! И потом, все они, за исключением пирамид, сгинули. Где живет тот человек, который может прогуляться по висячим садам? Могут ли мореплаватели по-прежнему ориентироваться на свет Александрийского маяка? Нет. Вы же будете жить дольше, чем они.
Разве что в памяти. Когда-то давно я заявила, что единственное мое желание – это «совершить нечто такое, благодаря чему слава моя не только разойдется далеко за пределы нашей страны при жизни, но и переживет меня в веках». Это было одно из тех мимоходом оброненных высказываний, которые, как я поняла со временем, оказались пророческими.
– Если эти льстивые славословия продолжатся, я сейчас же подавлюсь сбитыми сливками, – сказала я.
– У меня есть еще один подарок для вашего величества, – донесся голос (я обернулась и увидела, что позади моего кресла стоит Джон Донн). – Он именно об этом.
Он украдкой оглянулся и вытащил из-за пазухи дублета лист бумаги.
