Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи
— Ну что ты бросилась как угорелая? — пожурила ее мать. — А если бы упала? Сходи-ка на кухню, принеси чайник с водой.
Тхао взяла малышку и стала высвобождать грудь.
— Ну что за нехорошая у тебя мать, сколько времени проморила дочь голодом! — приговаривала она.
Дон, с доброй улыбкой глядя на них, стала ласково гладить нежные розовые пяточки своими черными от загара руками.
— А-гу... А-гу... гу-гу, — вытягивая губы, бормотала она.
Ребенок посмотрел на нее, раскрыв в улыбке беззубый рот, потом быстро повернулся к матери, поймал губами грудь и от удовольствия засучил ногами.
Хиен принесла две чашки и чайник и уселась послушать, что говорят взрослые.
— Ну что ты за упрямая женщина! — подшучивала Тхао над вдовой Дон. — Уж если не желаешь идти второй раз замуж, заведи хоть ребеночка. Вот бы и агукалась с ним.
Лицо Дон вспыхнуло румянцем.
— Посватай, если есть кто на примете, — отшутилась она.
— Смотри, я ведь не шучу!
Обе женщины рассмеялись. Дон развернула узелок, вынула скрученный лист бетеля и принялась его жевать.
— С твоего сао не меньше восьми, а то и все девять корзин соберем, — перевела она разговор. — Уж больно урожай хорош! За последние годы это первый такой.
Тхао сама с удовольствием оглядывала полновесные золотые колосья.
— Да, пожалуй, так. К вечеру уже будем знать, сколько наберется корзин. Муж приедет убирать урожай на участке Фен, ты обязательно приходи помогать.
— Приду, приду, — кивнула вдова, не переставая жевать бетель. — Хочу еще разок отведать твоей рыбки с плодами карамболы. С прошлого года не могу забыть ее.
Тхао расцвела в улыбке.
— А в этом году рыба будет еще жирнее.
Ребенок, наевшись досыта, отвалился от груди и незаметно задремал. Тхао поднялась, чтобы передать его Хиен, и тут невольно вздрогнула от громкого крика, донесшегося с той стороны, где жила тетушка Диеу.
— Что там случилось? — Дон вскочила с земли. Она подбежала к живой изгороди, отделявшей двор соседки, и увидела, что старший сын Диеу Тан отбивается от наседающих на него стражников.
— Ну-ну, не хватай, повежливей!..
— Скоро тебе будет повежливей! Говори, идешь или нет?
В доме слышался громкий плач ребятишек. Сама Диеу, бледная, перепуганная, выскочила во двор.
— Дозвольте мне! Я поговорю с ним, и он не станет сопротивляться.
— Разговаривать с ним иди к Дому общины. А нам еще много дворов обойти надо.
Стражники схватили под руки и поволокли отбивающегося Тана. Размазывая по лицу слезы, мать засеменила за ними, за ней кинулись ревущие дети. Дойдя до уличной арки, один из стражников остановился и заорал, грозно вытаращив глаза:
— А вам что здесь нужно? Вот всыплю сейчас палкой! А ну, марш домой.
— Хватит, ребята, — обернулся к ним Тан, — не ходите дальше.
У арки тетушка Диеу совсем обессилела. Руки и ноги у нее так тряслись, что она в изнеможении рухнула на землю и забилась в плаче.
— О-о-о!.. Праведное небо! Сынок мой, сыночек!.. — причитала она.
Тан обернулся было, чтобы взглянуть на мать, но его грубо толкнули в спину, и он двинулся вперед по дороге, ведущей к Дому общины.
Крепко прижав к себе маленькую дочку, Тхао стояла рядом с Дон и широко открытыми глазами смотрела на происходящее. Кровь отхлынула у нее от лица, сердце гулко заколотилось. Что это такое?! Что происходит?
— А-а, — догадалась вдруг Дон, — забирают в солдаты.
Тхао с удивлением обернулась к ней.
— Понимаешь, набирают солдат для отправки в Европу, — пояснила Дон. — В Тюонге вчера уже был такой набор. Подожди, я схожу посмотрю, что там творится.
Дон торопливо вышла со двора.
Тетушка Диеу продолжала громко плакать на улице. С другого конца деревни снова донеслись крики и брань. В несколько минут вся маленькая деревня переполошилась так, словно на нее напали враги.
И Хиен куда-то запропастилась... С Ван на руках Тхао хотела было подойти к тетушке Диеу, но тут неожиданно послышался резкий голос старого Зяо:
— Тхао, Тхао!..
В голосе старика звучало недовольство.
— Ты куда это? Нечего тебе лезть в государственные дела!
У Тхао в груди кипели гнев и раздражение, но, как всегда робея перед свекром, она молча повернула к дому.
Воплей тетушки Диеу уже не было слышно, наверное, она отправилась с детьми к Дому общины. Тхао осторожно положила спящую дочку на кровать, опустила москитник и стала в волнении ходить по дому. Как там сейчас ее Хой? Не случилось ли с ним чего? Ей стало казаться, что с ним произошло тоже что-то страшное, что у нее отнимут мужа, что, несмотря на все усилия, ей не удастся его уберечь. Тхао не находила себе места и наконец, не выдержав этой пытки, незаметно выскользнула из дому и отправилась к Дому общины.
Во дворе Дома общины шумела толпа. Десятка два парней, только что пригнанных сюда, стояли у парадного входа. Они все еще не могли прийти в себя, не понимая, что произошло и какая участь их ожидает. Большинство ничего не успело с собой взять : нон на голове да коричневая грубая рубашка на теле — вот и все, с чем они пришли. Несколько парней, видно, из более состоятельных семей: на ногах у них были деревянные сандалии, на голове — пробковые шлемы. И одеждой они отличались от других: в белых рубашках и черных шелковых брюках. Они стояли в окружении своих многочисленных родственников — родителей, жен, братьев, сестер. Все о чем-то возбужденно переговаривались, женщины плакали. Народу с каждой минутой становилось все больше. Люди стояли в несколько рядов, плотным кольцом окружив новобранцев. Одни пришли просто посмотреть, другие старались пробиться к юношам, чтобы дать им последний наказ. Все это только усиливало беспорядок. На земляном возвышении перед Домом общины стояли староста, сборщик налогов, начальник сельской стражи, а рядом с ними, повязанные голубыми кушаками, — солдаты из уездного гарнизона и несколько местных стражников. Тут тоже было шумно, все кричали разом, стараясь перекрыть шум толпы.
— А этим что надо? Где стража? Гоните всех отсюда в шею! — кричал в сторону провожающих староста Тон.
Замелькали дубинки, посыпались удары... Толпа бросилась врассыпную, ее оттеснили за ворота. Только близкие новобранцев не двигались с места.
— Вы что разорались? — завопил староста. — А ну, замолчите, иначе сейчас же велю всех разогнать!
Тхао стояла в толпе, стараясь заглянуть во двор. А там уже началась перекличка.
— Нгуен Ван Ат...
— Я!
— Ле
