Девушка из цветочной лодки - Ларри Фейн
— Они же уходят! — встревожилась я.
By снова засмеялся.
— Так это специальный остров, чтоб отпустить на волю петушков, красотка. Дай благословение — и получишь благословение. Никаких убийств перед ликом Будды. — Он пинком спихнул зазевавшегося петуха со ступеней храма. — Мы, люди чести, освобождаем пленников. Ха-ха-ха!
Вернувшись на корабль, я присоединилась к женщинам, которые развешивали фонари — круглые или квадратные, из бумаги или рыбьей кожи, красные, желтые и белые, в случайном порядке. После того купания некоторая напряженность между мной и женщинами осталась, но праздничное настроение развеяло ее. Праздник середины осени был моим любимым, сколько я себя помню: множество разноцветных фонариков, свечи, шумные игры, плоды конца лета, липкие конфеты. Я даже не думала, что бандитский корабль может выглядеть так празднично. Но на закате, когда вся палуба должна была превратиться в созвездие светящихся фонарей и свечей, на нашей царила тьма. Ни музыки, ни хлопушек: мы затаились перед утренним налетом.
Небо приобрело оттенок слабо заваренного чая. Над восточной оконечностью острова выплыла полная оранжевая луна. Мы с разделили между детьми плоды помело и карам-болы, и я впервые ощутила чувство общности с этой разношерстной компанией моряков и женщин.
Бумажные фонари шуршали на ветру, легкий сквознячок остужал мне щеки; лето в назначенный час уступало место дыханию осени, которое готовилось охладить разгоряченный мир.
Ветер усилился, облака неслись мимо, луна то появлялась, то исчезала из виду. Волны бились о корпус, раскачивая джонку из стороны в сторону. По палубе прокатилась дыня.
Внезапный порыв ветра сорвал красный фонарь и унес его в ночь. Затем последовал еще один порыв, и тяжелые тучи закрыли луну. Через несколько мгновений на палубу полил дождь, и я помогла остальным унести еду и увести детей в убежище внизу.
Когда я снова вышла, волны плескали на поручни. Сквозь струи дождя я едва видела рубку. Ченг Ят кричал что-то, но я не могла разобрать слов. Слыша визг натянутых тросов и грохот якорной лебедки, я быстро смекнула, что почти полсотни джонок сбились слишком близко друг к другу в раздираемой штормом бухте.
Волна разбилась о борт, обдав меня ледяными брызгами, соленая вода попала в рот и уши. Пока люди бегали за веслами, мне оставалось лишь не путаться под ногами. Я доковыляла до каюты и захлопнула дверь.
Дождь и морская вода хлынули в окно. Я на корточках ползла против течения, плещущегося по полу, но после каждого рывка теряла равновесие. Наступила коленом во что-то холодное: жертвенный цыпленок. Я отшвырнула его в сторону и на гребне очередной волны, ухватившись за раму окна, наконец выпрямилась.
И закричала.
В слабом свете флотилия напоминала движущийся остров. Соседняя джонка боком неслась в нашу сторону.
Сверкнула молния, осветив матросов, цепляющихся за планширы с вытянутыми от ужаса лицами. Неужели они так близко от нас? Гром сотряс воздух. Двое пиратов упали за борт, а потом…
Раздался отвратительный треск.
От удара я пролетела через всю каюту, ударившись головой обо что-то твердое. Алтарь покачнулся, готовясь упасть и раздавить меня. Я откатилась в сторону, но из-за крена корабля соскользнула обратно. Мимо меня летели щепки и осколки фарфора.
Из-за столкновения палуба встала дыбом, и мне не за что было ухватиться, чтобы подняться.
Несколько вспышек молнии осветили урон. Великая богиня Тхин Хау лежала на боку, потеряв одну руку; ее узкие глаза, как обычно, были устремлены на меня.
Ченг Ят насчитал двадцать уцелевших кораблей, тхаумук заявил о двадцати одном. Но какое это имело значение? По моим прикидкам, на восходе солнца из сорока восьми джонок на плаву остались пятнадцать, а еще пять, выброшенные на берег, выглядели подлежащими восстановлению.
Но сколько людей мы потеряли? Трупы вперемежку с обломками судов плавали на мелководье. С каждой палубы струился дым благовоний, некоторые подношения предназначались морским и небесным духам, но в основном — мертвым товарищам.
Да что толку в подношениях? Неужели вчерашняя жертвенная курица оказалась недостаточно свежей или вино слишком слабым? Или же торговцев из Тинпака кто-то предупредил о грядущем налете и они молились высшим божествам? Люди глупы, если полагаются на милость богов. Молитвы сотканы из воздуха, а погода — это лишь ветер и вода.
Нашим главным врагом теперь была усталость. Даже когда к нам присоединились выжившие с потерпевших крушение джонок, чтобы исправить повреждения и вычерпать воду из затопленных трюмов, наша джонка была в плохом состоянии.
Несмотря на рану в икре, я хромала по накренившейся палубе с полным ведром воды, передавала его дальше и, не смея отдыхать в присутствии других, особенно в присутствии тхаумука, тотчас поворачивала назад, чтобы забрать еще одно ведро, которое передавали через люк.
— Мне они не нравятся, — сказал тхаумук где-то позади меня.
Матрос передо мной остановился, и мы с ним обернулись.
Три джонки окружали западную оконечность острова.
— Уж с несколькими рыбацкими лодками мы справимся, — возразил Ченг Ят.
— Если это и правда рыбацкие лодки. — Тхаумук метнул осуждающий взгляд в сторону Чёнг Поу-чяя, который сколачивал треснувшую фок-мачту. Я разделяла подозрения тхау-мука, по неосторожности мальчишка мог что-то ляпнуть, пока разнюхивал обстановку в Тинпаке.
Джонки ускорились и, судя по совершаемому маневру, словно бы собирались забросить сеть. Вот только никакой сети не было.
Ченг Ят пролаял приказ:
— Пушки за борт! Надо выровнять корабль!
Лязгнула цепь. Палуба накренилась. Я отпрыгнула от прокатившейся мимо тушки поросенка. Кто-то успел поймать меня, прежде чем я упала.
— Нужны твои руки, — сказал Ястреб и втиснул меня в толпу людей вокруг ближайшей к средней палубе пушки.
— Нельзя же ее просто выкинуть, — запротестовала я. Я лично смазывала, полировала и нежила эту пушку, словно собственного ребенка.
Ястреб пропустил мои слова мимо ушей.
— Держитесь крепко, ребятки. — скомандовал он. — Постарайтесь не ушибиться. Раз… два…
Я встала между двумя матросами и подсунула руки под ствол. Хотя наш орудийный расчет и подшучивал, что это лишь старый кусок металла, мне было больно участвовать в сталкивании пушки за борт. Сколько дней моей жизни утонут вместе с ней? Да, говорила я себе, может, эта часть корабля и впрямь принадлежит мне.
— Три!
Резкая боль пронзила ноту, когда я напрягла все свои силы. Выщербленный металл врезался мне в плоть, пока не показалось, что сейчас руки и колени переломятся. Я чувствовала, что пушка поддается, но напряжение было слишком велико для всех нас. После следующей попытки раздался громкий хруст, и пушка наконец оторвалась от своего постамента. Руки стали ватными, словно кальмары, которых используют в качестве приманки для ловли рыбы.
— Раз… два…
