Джонатан Гримвуд - Последний пир
— Д’Ому, — начал герцог. Обычно он называл меня по имени, но сейчас решил обратиться ко мне официально. — Заключал ли ты с друзьями пари, что первым поцелуешь мою дочь? А может, и не просто поцелуешь?
— Нет! — выпалил я с таким пылом, что герцог удивленно моргнул.
— Дай слово.
— Даю слово. Никакое пари я ни с кем не заключал! И никогда не позволил бы себе подобную выходку.
— Ты ее любишь, верно?
— С того мгновения, когда впервые увидел.
Герцог де Со вздохнул.
— А она полюбила тебя с того дня, когда ты спас ее от волка…
— Возможно, что и раньше.
Он странно на меня посмотрел, и я залился краской.
— Шарлот начал дразнить ее сразу, как я приехал. Еще до волка.
— Это сказал тебе мой сын?
— Ваша дочь.
Разумеется, я не стал рассказывать о том, как она приходила в мою комнату. Герцог решил, что она сказала мне это в минувшие сутки, и я позволил ему так думать. Он задумчиво кивнул и посмотрел куда-то вдаль. Я обернулся и увидел знакомого человека — того самого доктора, что врачевал мою рану.
— Подожди здесь, — распорядился герцог.
Они тихо о чем-то переговорили, поклонились друг другу, и доктор ушел, а герцог вернулся ко мне.
— Он осмотрел мою дочь. Жена настояла, а я не стал возражать… Не знаю, простит ли меня когда-нибудь Виржини. Доктор говорит, она по-прежнему чиста. Невинна. Но я должен тебя спросить и надеюсь получить честный ответ. — Он задумался, тщательно подбирая слова. — Ты был близок с моей дочерью?
— Мы поцеловались, — ответил я. — Один раз, когда выбрались из реки. Поцелуй был невинным. Вот сюда. — Я потрогал уголок своего рта.
Герцог улыбнулся.
— Ах, молодость!..
— Могу я спросить… про пари?
— Эмиль что-то такое сказал Жерому, думая, что их никто не слышит. У них нет шансов, разумеется. Виржини пока не знает, как они унизили ее достоинство. От юноши вроде Эмиля я иного не ожидал, но за Жерома мне стыдно. Впрочем, он спас моего сына и тем искупил вину.
Однако Эмиль первым предупредил герцога о случившейся беде. Я не стал говорить это вслух, поскольку еще злился на друга за пари — впрочем, признаюсь, мне еще и смелости не хватило.
Фаворитка короля
Наша помолвка началась со ссоры. Правда, я тогда еще ничего не знал про помолвку. После ужина герцог, герцогиня и Марго покинули столовую, а Виржини подошла ко мне и влепила пощечину.
— Как ты посмел! — прошипела она, белая как полотно.
Жером резко умолк, Эмиль выпучил на нас глаза, а Шарлот улыбнулся.
— Вот такая у меня сестрица.
Виржини бросила на него взгляд, который любого другого мужчину превратил бы в камень. Но Шарлот лишь показал пальцем на свое перевязанное плечо и произнес:
— Ты ведь не станешь бить раненого?
Виржини бросилась прочь из столовой.
— Как это понимать? — вопросил я.
Шарлот глянул на Жерома — тот покраснел, — а затем на Эмиля — тот сделал вид, будто ничего не заметил.
— Откуда мне знать? — Он уставился на меня. — Ну, что ты расселся, остолоп? Беги за ней!
Я нагнал Виржини в коридоре.
— Что я такого сделал?
Она развернулась и снова вскинула руку, но я успел схватить ее за запястье.
— Все ты знаешь!
Виржини выбежала на террасу, оставив мне только одно: следовать за ней подобно упрямой тени. Пройдя через террасу, мы спустились по каменным ступеням на лужайку. И в конце концов очутились в саду, где утром беседовали с ее отцом.
— Уходи! — приказала Виржини.
— Не уйду, пока не узнаю, чем провинился.
Она злобно уставилась на меня огромными глазами, сиявшими в полумраке.
— Как ты мог?!
— Виржини, скажи мне наконец!
— Как ты мог спорить с этими?..
— Я не спорил! — яростно возразил я. — И никогда бы не стал! Я уже сказал твоему отцу…
— А мама говорит… Почему Шарлот им не помешал?
— Он не знал.
— Так значит, вы в самом деле заключили пари!
— Жером и Эмиль поспорили, кто первым тебя поцелует.
— А ты?
— Что — я?
Виржини топнула ножкой по гравию и приблизилась вплотную.
— Поклянись, что не заключал с ними пари!
— Клянусь. Я бы никогда так не поступил.
— Почему? — вопросила она.
— Потому что я люблю тебя. — Мне показалось, это был подходящий момент для признания. Я почувствовал, что среди этих жестоко выстриженных кустов под хмурым ночным небом моя жизнь должна резко измениться. — И полюбил с первого взгляда.
— Да ты меня почти не замечал! Все пялился на Марго.
— Потому что не смел на тебя взглянуть.
— Сладкая ложь, — ответила Виржини, впрочем, уже с улыбкой.
— Правда еще слаще.
Чуть позже, когда наши поцелуи стали такими страстными, что мы позабыли обо всем остальном, я скользнул рукой вниз и сквозь мягкую ткань платья нащупал бугорок промеж ее ног. Виржини распахнула глаза и прикусила губу. В следующий миг она задрала юбки, чтобы я мог вновь к ней прикоснуться. Одной рукой она все время держала меня за руку, а второй зажимала себе рот, покуда ее стоны не стихли.
— Чиста и невинна, говорите? — хихикнула тут она.
Герцог быстро подавил беспорядки, мобилизовав местную армию и приказав судам круглосуточно рассматривать дела крестьян, схваченных во время восстания или задержанных после. Еще год назад приговоры были бы не столь суровы. Власти стали устраивать показные казни. Молодежь кнутами гнали по улицам, женщин ставили к позорному столбу на площадях и держали там сутки напролет. Главарей вздернули на виселице, их помощников пожизненно сослали в Марсель на галеры или на военное производство.
Месть герцога была страшна. Углежога, обвиненного в разжигании бунта, осудили за государственную измену — и признали виновным, хотя он клялся, что никого не подстрекал. Его провезли по улицам, жестоко избивая плетьми, а затем распяли на деревянной раме посреди города, и городской стражник железным прутом перебил ему кости рук и ног. Затем его повесили: поскольку стоять преступник не мог, ему, лежачему, повязали петлю на шею и так вздернули. Из нас на казнь отправился смотреть только герцог. Он сказал, что толпа, как и ожидалось, хранила угрюмое молчание.
— Необходимые меры, — пояснил герцог по возвращении.
Жерома и Эмиля отправили обратно в академию, а нам с Шарлотом предстояли другие дела. Шарлот должен был приступить к своим обязанностям в замке де Со, а меня хотели познакомить с Луизой, фавориткой короля, которая была одного возраста с Марго и еще краше. Виржини, когда узнала об этом, пришла в ярость. Я долго умолял ее о прощении, а как только его получил, насупился сам. Незадолго до приезда Луизы мы помирились — уже привычным для нас способом.
— Какая ты румяная… — заметил Шарлот.
— Жарко. Волнуюсь.
— Это моя сестра, — напомнил он мне. — Благодари богов, что тебя я тоже люблю.
Мы стояли во дворе, поджидая Луизу. Она прибыла в королевской карете и привезла весточку от его величества: тот поздравлял герцога с успешным подавлением крестьянского восстания. Луиза привела себя в порядок, а затем скрылась на час в кабинете герцога, после чего вошла в гостиную, улыбнулась всем присутствующим и обратилась ко мне:
— Погуляем? — вежливо спросила она, словно ожидая услышать отказ — вдруг у меня были дела поважнее или поинтересней.
Она была красива, эта фаворитка. Мне показалось, что Луиза на несколько лет старше Виржини, а в моем юном возрасте даже несколько лет имели значение. Я поклонился и предложил ей руку, на что она снисходительно улыбнулась — как улыбаются умным детям.
— Кажется, нам в эту сторону.
Она повела меня к небольшому озерцу, и мы стали гулять вдоль берега, под ивовыми ветвями, наблюдая за лысухами, которые подобно маленьким боевым кораблям почти неподвижно держались на поверхности воды. Мы остановились поглазеть на очень старую форель, большую даже по нашим меркам, а уж для прочих обитателей озера просто огромную.
— О чем вы думаете? — вдруг спросила Луиза.
— О т-том, какова эта рыба на вкус, — запинаясь, ответил я. — Лучше или хуже молодых мелких рыбешек.
— Хуже, — уверенно ответила Луиза. — С возрастом все становится хуже.
Мне пришло на ум несколько исключений, но я не стал ей возражать.
— Вы глаз с меня не сводите. Почему? — спросила она еще несколько минут спустя.
— Я не ожидал, что вы так молоды.
Она остановилась и медленно покружилась на месте под ветвями плакучей ивы: улыбка ее вдруг стала кокетливой. Кремовое платье Луизы было расшито золотыми и серебряными узорами, а глубокое декольте открывало взгляду пышные округлости. Пахло от нее розами и мускусом.
— Нравится ли вам это зрелище?
— Кому оно может не понравиться?
