У чужих людей - Сегал Лора
И она рассказала миссис Уиллоби, что дома у нее было пианино «Блютнер», но его забрали нацисты; а музыке она училась в Венской академии.
— Неужели? — отозвалась миссис Уиллоби. — В таком случае, когда никого не будет дома, обязательно заходите сюда и играйте в свое удовольствие.
Мама была разочарована. Ей хотелось намекнуть англичанке, что она тоже была состоятельной дамой, жила в хорошо обставленной квартире, а у ее мужа имелся свой Herrenzimmer[24].
— Мой муж работал бухгалтером, — сообщила мама, — как и ваш супруг, нет?
— Вот как? — отозвалась миссис Уиллоби. — Мистер Уиллоби, знаете ли, государственный служащий.
— А мистер Грозманн работал в банке, — парировала моя мать. — Основным… Как это называется?.. Шеф-бухгалтером.
— Главным бухгалтером? — подсказала миссис Уиллоби.
— Да, главным бухгалтером. И он… как сказать?.. organiziert?
— Организовал? — снова подсказала миссис Уиллоби.
— Да. Организовал всю систему бухгалтеров.
— А-а? — вопросительно пропела миссис Уиллоби. После чего вручила моей матери листок — собственноручно составленную инструкцию, которую следовало повесить на внутренней стороне кухонной двери. Это был список комнат и дней недели, в которые прислуге полагалось проводить уборку поочередно в каждой комнате. Моя мать искренне поблагодарила миссис Уиллоби. У нее самой такой системы никогда не было, но она будет очень стараться, чтобы угодить миссис Уиллоби. Еще раз поблагодарив миссис Уиллоби за визу и работу, она попросила запастись терпением.
За работу в Иллфорд-хаусе моим родителям положили жалованье: фунт в неделю на двоих. Точнее, за фунт в неделю наняли мою мать, но с оговоркой, что отцу разрешается жить и питаться в доме, за это на него возлагаются обязанности дворецкого и — по мере надобности — подсобного рабочего. Как всем английским слугам, им полагались выходные: полдня по четвергам и полдня в каждое второе воскресенье месяца.
В первый вечер по приезде в Иллфорд, уже улегшись спать, отец в темноте окликнул маму:
— Франци?.. Я тут подумал. Помнишь коридорчик за кухней, в котором мы устроили комнатку для прислуги?
Мама признается, что в ту минуту остро ощутила. как они с мужем близки: ведь она тоже пыталась припомнить, на каком матрасе спала бедняжка Польди. По ее словам, для того чтобы умоститься на выданных им матрасах, требовалась немалая сноровка. Нужно было раздвинуть в стороны комья слежавшейся ваты, лечь в образовавшуюся ложбину и не шевелиться.
Ночью мама так нервничала, так хотела поскорее взяться за работу, что уже к шести часам утра побежала вниз. И в растерянности стала посреди огромной пустой кухни, не зная, с чего начать. В доме было тихо. За что первым делом бралась по утрам Польди? — подумала мама. Перед глазами явственно всплыла одна-единственная картинка: Польди держит половую щетку на длинной ручке — подметает пол! Мама начала открывать подряд дверцы в поисках чулана для веников и щеток, но вспомнила про утренний чай. Поднос уже попадался ей на глаза, но где? Продолжая рыскать по кухне, она вдруг задумалась: положено ли вносить чай прямо в спальню миссис Уиллоби? Вдруг она застанет в постели обоих супругов? Тут до нее дошло, что, раз она должна приготовить чай, ей понадобится кипяток, а для этого нужно разжечь топившуюся углем плиту. А на часах уже половина седьмого. С той минуты в течение многих лет моя мать больше ни разу не попадала впросак, она всегда точно знала, где лежит все необходимое для работы.
Я получила письмо, в котором мама забавно описывала то первое утро в доме Уиллоби. Поднос с чаем был доставлен ровно в семь. Миссис Уиллоби выпила чашку, приказала маме подать на завтрак болтунью и повернулась на бок; лежавший рядом мистер Уиллоби даже не проснулся. Мама надеялась, что муж объяснит ей смысл загадочного слова «болтунья», но он сам его не знал и отправился в библиотеку за словарем. Не теряя времени, мама помчалась наверх, распаковала книги и нашла-таки том миссис Битон «Английская кулинария». Завтрак припоздал, но миссис Уиллоби ничуть не рассердилась.
Все очень добры к нам, писала мать. Мистер Уиллоби необычайно вежлив. Он расспрашивает нас о Вене. Сам он работает бухгалтером в каком-то правительственном учреждении и каждый день после завтрака отправляется в Лондон. Помимо него и миссис Уиллоби, в доме живут две их дочери. Старшая, мисс Элизабет, работает в одном из лондонских музеев и с утра пораньше уезжает на поезде в столицу. Мама приносит ей чай наверх, в комнату для занятий, и мисс Элизабет поджаривает себе на маленькой керосинке тосты. Когда за окнами еще темень и весь дом спит, особенно приятно вдыхать запахи жареного хлеба, чая и керосина, писала мама. Мисс Элизабет очень мила и приветлива, но говорит мало. Младшую дочку зовут Джоанн. Она, как и ее мать, проводит время дома. Еще есть сын, Стивен, но он учится в частной школе-интернате.
Мама писала, что уже беседовала с миссис Уиллоби о моих бабушке с дедушкой, просила помочь им перебраться в Англию. Миссис Уиллоби часто напоминает маме ее собственную мать. Это странно, потому что миссис Уиллоби — очень худая, с ярко-синими глазами — совсем не похожа на бабушку. Мама рассказывала миссис Уиллоби обо мне, и сегодня утром, писала она, миссис Уиллоби объявила, что в летние каникулы я могу приехать и провести с родителями две недели. Как только папа отдохнет и спустится вниз, писала мама, она уговорит его известить об этом миссис Левин, только я не должна показывать виду, что мне не терпится от них улизнуть.
А сейчас, писала мама, надо закругляться и браться за стряпню: скоро обед. Она намерена приятно удивить хозяев своим Apfelstrudel[25]. И жалеет, что нет возможности испечь его для меня. А в конце приписка: я тебя очень люблю, мы с папой живем надеждой, что еще придет день, когда мы втроем снова будем вместе.
Карьера отца в качестве дворецкого длилась всего-навсего три дня. Утром он должен был первым делом навести лоск в парадном холле, но мама признается, что, вытерев пыль в столовой, разведя огонь в камине и накрыв завтрак, она украдкой спешила в холл, чтобы стереть с красных плиток пола излишки мастики. В тот вечер, когда отец впервые подавал хозяевам ужин, он так долго не выходил из столовой, что мама даже заглянула в дверь — уж не стряслось ли что с ним? Мистер и миссис Уиллоби сидели на противоположных концах стола, между ними друг против друга сидели дочери. Повернув головы, все четверо взирали на моего отца, а он, с накрытым крышкой блюдом отварной капусты и болтавшейся на руке белой салфеткой, застыл возле стола столбом.
— Прошу вас, Грозманн, еще разок; подавайте слева.
Выражение на отцовском лице было такое, словно он некоторое время назад отключился и уже ничего не воспринимает. Мама на цыпочках вернулась в кухню и там горько заплакала от жалости — до того нелепо он выглядел.
Два дня спустя в доме был званый ужин, ждали гостей; мама спросила, не разрешит ли ей миссис Уиллоби прислуживать за столом вместо мужа. Она надеется осилить эту науку довольно быстро. Хотя миссис Уиллоби была обескуражена неспособностью отца усвоить приличествующие дворецкому манеры, она все же заколебалась:
— Я плохо представляю себе, как вы, в кухонном фартуке, появитесь в столовой…
Мама помчалась наверх и надела элегантное черное шерстяное платье классического покроя, сшитое на заказ зимой, за несколько месяцев до прихода Гитлера.
— Слушайте, — удивилась миссис Уиллоби, — это же совсем другое дело. В этом платье вы просто отлично выглядите! Сейчас найду вам наколку и передник. Да, по-моему, очень мило.
— Это наша миссис Грозманн, — представила ее гостям миссис Уиллоби. — Она приехала из Вены.
Гости приветливо кивали маме, она улыбалась и аккуратно ставила перед каждым тарелку с супом, поднося ее исключительно слева. Со своими обязанностями она справилась прекрасно, все были довольны.
