Повесть о самурае - Дмитрий Иванович Богуцкий
Судя по следам на запястьях и голенях, там, в темноте, этот огромный человек разломал такие же колодки…
Южный варвар, подумал Масахиро. Испанец.
Пользуясь темнотой на носу корабля – а на корме пираты зажгли масляный фонарь, – колодники подобрались ближе к единственной мачте. Огромный испанец, дождавшись очередного поворота против ветра, когда рею с парусом перебросило на другой борт, подскочил к крайнему малайцу, схватил его за шею и как котенка бросил за борт вслед за реей. Короткий выкрик кончился всплеском за бортом.
Пираты на корме заорали разом, сгрудились у борта, глядя в темноту, – они решили, что их товарища выбросило за борт ударом реи, понял Масахиро. А тем временем испанец прокрался к ним сзади, а там и Мацуда с занесенной колодкой, и Масахиро следовал за ними, глубоко дыша, широко распахнув глаза.
Еще один малаец полетел за борт – испанец, отобрав у него кривой нож, выбросил его за борт. С щелчком, каким ломаются орехи, Мацуда врезал по бритой голове следующего.
И Масахиро нанес свой удар, разворотив доской лицо обернувшемуся человеку, скособочив ему набок нос.
– Защищай его спину! – выкрикнул Мацуда, бросаясь следом за так страшно взревевшим испанцем, что Масахиро самому стало слабо в ногах. С малайским ножом в одной руке и доской от колодки в другой испанец бросился вперед, и Масахиро прикрывал его спину.
Хруст доски, треск пропоротой кожи, хрип, скрип железа по кости – все смешалось на фоне собственного нечеловеческого воя, который с отдаленным удивлением слабо слышал Масахиро. Он следовал за испанцем справа, отбивая доской руки с ножами и сам нанося удары, а слева за испанцем шел Мацуда.
Фонарь на корме внезапно погас, и схватка решилась в полной темноте.
Дважды раздался дикий рев варвара, и дважды раздался плеск выброшенного за борт тела.
Масахиро стоял, тяжело дыша, на качающейся палубе и не видел ничего.
Потом огонь на корме зажгли. Это Мацуда, щелкая кремнем разряженного пистолета, поджег фитиль.
Масахиро огляделся: на палубе лежали два тела и больше никого.
А потом из темноты под кормовой надстройкой выдвинулся огромный, как валун, испанец с узким длинным мечом с кованой чашкой на перекладине гарды в лапе, поцеловал светлое лезвие потрескавшимися губами и захохотал гулко, словно бог грома, скатившийся с гор.
* * *
Его звали Блас Руис и как-то еще длинно и уже совсем непроизносимо.
Мацуда звал его Руис-доно и был ему беззаветно предан.
Такой же, если не больший, соблазн испытывал и сам Масахиро. Это было бы правильно – назвать его господином после той ночи и оружия, полученного из его рук. Но…
– Повторяй. Богородице, Дево, радуйся, будь благословенно чрево Твое…
– Послушай, Мацуда, зачем? Зачем мне учить эту бессмысленную мантру неведомой заморской секты, я из нее ни слова произнести не могу!
– Учи, Масахиро, учи. Там, куда мы плывем, эта секта очень влиятельна, сам Ода принимал их в Киото и был к ним благосклонен. Господин Руис исповедует ее учение. Учи, Масахиро, говорю тебе. Учи.
Уже второй день они плыли на юг. Ветер наполнял парус, вода журчала за кормой.
Мацуда взялся за обучение Масахиро, после того как во время первого совместного приема пищи Руис покосился на Масахиро, не повторившего застольную мантру, и пробормотал нечто неприятное:
– А. Нехристь…
И Мацуда взялся за вразумление попутчика, беспокоясь за его будущее.
Все они были попутчики, все они хотели попасть на Южные острова, Филиппины, как их называл Руис. В Манилу. Там у Масахиро были знакомцы в японском квартале на Желтой площади, и он надеялся на их поддержку. Мацуда надеялся на воинское счастье своего Руиса-доно.
Сам Руис надеялся только на себя.
Потому он точил меч между едой, молитвами и сменой паруса.
Работы с парусами было очень много, они постоянно что-то тянули, вязали, меняли курс и очень мало спали. Мацуда зарядил свой пистолет порохом из роговой пороховницы, найденной в кормовой каюте, а Масахиро разобрал один из малайских ножей, насадил его кривое лезвие на длинный бамбуковый ствол и получил нечто вроде привычной нагинаты.
Руис-доно ясными ночами озирал звездное небо и что-то шептал своему богу. Тот оказался благосклонен, и на второй день они встретили корабль непривычной оснастки, при виде которого Руис-доно что-то воодушевленно воскликнул и, громко крича, привлек внимание его команды.
Затем Руис обнимался со спустившимися на палубу такими же бородатыми и носатыми людьми, может, только не такими крупными, восторженно целовал медный крест, обычно висевший у него на шее, посылал небу воздушные поцелуи.
Спустившиеся на корабль люди сменили вымотавшихся до предела Масахиро и Мацуда. Масахиро сам не помнил, как упал в кормовой каюте на кучу тряпья и уснул беспробудным сном без сновидений и отдыха. Так он и проспал все, в том числе и то, что по прибытии в порт джонку немедленно продали со всем, что на ней было, включая Масахиро.
– Они сказали – все, за исключением христианских душ, – тонко усмехаясь, сообщил Масахиро купец, мусульманин с юга, из султаната Магинданао, он знал язык. – А ты язычник, я вас знаю, много имел с вами дел.
Сидели все в той же каюте на корме корабля. Только на руках у Масахиро теперь были цепи. Не то чтобы они могли его остановить, попытайся он убить собеседника, и, видимо, потому за спиной купца два дюжих охранника с дубинками, прищурившись, следили за Масахиро. Масахиро прислушался к себе и не обнаружил ни смятения, ни удивления. Он не был удивлен. Мир переменчив, это так. Его монастырский учитель был бы им доволен.
Оказаться во власти купца для Масахиро было новым неизведанным опытом, и он опасался показаться смешным.
– Зовут тебя как? – спросил торговец. – Как-как? Хе! Многовато чести иметь такое длинное имя. Я буду звать тебя Муса. Муса ибн Исса!
И захохотал, чем-то крайне довольный.
– Как вы распорядитесь мной? – спросил Масахиро, решив, что просить работорговца дать знать его соотечественникам на острове будет несколько самонадеянно с его стороны. Да и слишком навязчиво обременять своим выкупом незнакомых людей.
– Ты воин, как я вижу, крепок телом и духом, – задумчиво произнес южанин. – Всегда смогу пристроить тебя гребцом или на рудники, хотя это и не прибыльно. И эта ваша общеизвестная страсть к самоубийству сильно сбивает цену… Охранником в гарем, я полагаю, вполне вероятно, но прежде придется тебя оскопить, а ты уже староват для такой операции и, скорее всего, не выживешь, – выброшенные деньги. Но есть еще возможность…
Масахиро, подавленный подобным вероятным будущим, осторожно сглотнул и спросил:
– Какая возможность?
– Ты произносишь шахаду
