Повесть о самурае - Дмитрий Иванович Богуцкий
– Сайкаку, – произнес ронин, наливая себе вторую чашку. – А ты куда собрался? Я тебя по переулкам ловить не стану. Иди сюда давай.
На другой стороне улицы незаметный Набэцуна покачал головой и пошел себе прочь.
* * *
А тем временем в борделе «Нежные лепестки персика» ловкая Оман не теряла времени даром. Она окутала своими жгучими чарами младшего ронина, размякшего, как тесто, в ее ловких руках.
– Говорят, вы богатый молодой человек!
– Вот уж нет, – ответил, нежась в руках Оман, молодой ронин. – Все достанется сестре и младшему брату. А мне, по всему видать, судьба оставаться бедным ронином.
Оман молча плюнула в сердцах в сторону и оставила молодого ронина в покое в его постели.
Она понимала, что раз Сайкаку по сию пору не вернулся, значит, что-то у него не задалось. То ли бросил ее, то ли его самого бросили в реку с проломленной головой. Ей срочно нужен был надежный заступник.
И она его нашла.
То был господин Таннодзия, владелец шелковых мануфактур, печатных мастерских, торговых кораблей, и он только что вошел в двери борделя, крупный, грузный, с властным взором, с мечом за поясом, что было удивительно для его положения ничтожного происхождением торговца и что точно сообщало каждому о важных услугах, оказанных им Двору или Ставке, а может быть, и обоим разом, иначе не было бы у него высочайшего соизволения носить меч.
Оман, опередив всех подружек по работе, настигла господина Таннодзия, и у того не было шанса избежать ее верно заброшенной сети.
– Я тебя здесь еще не видел, – прищурился он, глядя на новое лицо. – А я тут всех знаю.
– Ах, господин, я еще ученица, но я старательна, и вы будете довольны!
– Даже так! – восхитился господин Таннодзия такому напору, который, как торговец, вполне был способен оценить, да и свежесть новой ученицы пришлась ему по нраву. – Ну что ж, давай пойдем, покажешь мне свое старание во весь рост!
И они удалились, оставив прежнюю любимую наложницу Таннодзия глотать воздух, как рыба, от немого возмущения.
А уже через пару минут ее негодованию вовсе не осталось предела, ведь дерзкая девица Оман начала посылать через горничную приказы принести в их комнату то да се, еду и напитки, словно работница высшего разряда, что было, конечно, совсем не так. Но никто не посмел нарушить отдых господина Таннодзия, и все приказы исполнялись беспрекословно и в срок.
Через какое-то время господин Таннодзия размяк под ловкими пальцами хитрой девицы и, млея от удовольствия, произнес:
– А ты умеешь читать?
Превыше телесных удовольствий господин Таннодзия ценил только удовольствия духа, и, как оказалось, именно Оман имела редкую возможность вполне удовлетворить его в обеих областях. Ведь именно ей было известно, где взять список пьесы, которую еще никто не видел, и книгу, которую даже опасно видеть, а ей ли было не знать, как заманчиво и то и другое…
Через крайне малое время Оман, уже прилично одетая, отодвигала дверь в комнату, где остановились ронины.
– Оман, ты вернулась? – Молодой ронин еще не покидал своей постели.
– Молодой господин, – с поклоном отозвалась Оман, – я слышала, вы продаете одну вещь. Я знакома с человеком, который очень любит читать и готов ее приобрести всего за двадцать рё.
– Да? – удивился молодой ронин. – Это замечательная новость, Оман, я готов тебя за нее вполне отблагодарить!
– Ах, молодой господин, я вам уже вполне благодарна. Если вы позволите взять у вас эту вещь, я вскоре решу это дело к всеобщему удовлетворению.
В способностях Оман к удовлетворению кого угодно молодой ронин не имел оснований сомневаться, потому уже вскоре из покоев господина Таннодзия доносился сдвоенный смех, гулкий – самого господина Таннодзия, и звонкий голосок Оман, между чтением блистательных строк, полных удивительных приключений и событий.
Между тем в комнату, где одевался после сладостной ночи молодой ронин, как брошенный краб, влетел Сайкаку и, едва избежав меча бдительного ловкого юноши, откатился в угол, заверещав:
– Ай, не убивайте! Я здесь ни при чем, это все она!
– Кто она? – удивился молодой ронин.
Ему ответил старший ронин, входя за Сайкаку следом:
– Та девица. Оман. Она нас обокрала.
– Не может быть! – удивился молодой ронин. – Такая приличная девушка!
– Все они одинаковые, – отозвался старший ронин, бросая на неубранный футон книгу с непонятным заглавием. – Вот, отобрал у нашего друга Сайкаку.
Молодой ронин, не веря, взял в руки книгу и удивленно проговорил:
– Это же книга моего деда! А что тогда я отдал ей?
– А ты ей что-то отдал? – нахмурился старший ронин. – Вот же недалекий юнец!
В это мгновение дверь комнаты отодвинулась, и все трое могли видеть, как Оман, изящно стоя на коленях, поставила внутрь комнаты бамбуковый подносик, на котором в бумажной обертке лежали двадцать золотых монет, больших, блестящих, недавно отчеканенных. Тушь с подписи цензора, принимавшего чеканку на монетном дворе, с них еще не стерлась.
Все трое немо смотрели на монеты, потом на Оман, потом снова на монеты.
– Господину Таннодзия понравилась твоя пьеса, – нежным голоском сообщила всем Оман, задвигая за собой дверь. – Рада, что ты дожил до этого момента, Сайкаку. Это задаток. Я упросила господина дать его тебе вперед. Радуйся, Сайкаку, у тебя теперь есть издатель, и пьесу поставят уже очень скоро. Ты будешь знаменит и обеспечен, как всегда хотел.
Несмотря на такую радость, Сайкаку опасался шевелиться. Ронины мрачно взирали на деньги.
Оман продолжала:
– Поскольку ты должен этим господам за их вещь, я взяла на себя смелость предложить им эти деньги. Надеюсь, они от денег не откажутся. Ведь не откажутся? Двадцать рё – весьма хорошее приданое для девушки, уж я-то знаю.
Старший ронин переглянулся с младшим, снял руку с ножен меча и кончиками пальцев подтащил подносик с монетами к себе.
– Благодарю вас, господа. Вы очень великодушны. – Оман не прекращала кланяться. – Поскольку я внесла плату, эту вещь я заберу. Господин Таннодзия очень ценит экзотические подарки, и я ему ее преподнесу, когда придет время ему развлечься.
Оман взяла с футона запрещенную книгу, быстро завернула ее в принесенный с собой платок и спрятала за широким поясом.
Ронины молча и неподвижно смотрели, как она прячет книгу. Оман поклонилась им, прежде чем покинуть комнату.
– Оман, – простонал Сайкаку. – Ты куда? А как же я?
– Выбирайся из этого бардака сам, – неожиданно грубо, внезапно зло бросила ему Оман, задвигая за собой дверь. – Я же выбралась.
И ушла, оставив бывшего любовника на произвол ронинов.
Сайкаку в страхе жался в угол комнаты и ждал
