Урарту - Андрей Евгеньевич Корбут
— Как посчитаешь нужным, мой господин, — поклонился мне Ашшуррисау.
С рассветом я отправился вместе с Ашшуррисау и Касием навестить скифа. Анкар при нашем появлении встрепенулся и принялся плакать, умолять, чтобы мы пощадили старика. Касий ударом кулака заставил его замолчать.
Скиф сидел на полу, в дальнем углу сарая, его руки и ноги были перехвачены цепями.
Он мало походил на человека. Густые волосы и борода почти полностью скрывали его лицо. Тело покрылось струпьями и гнойниками. Впрочем, вокруг него была расстелена солома, стояла миска с водой и еще одна с недоеденной полбой.
Ашшуррисау, проследив за моим взглядом, сказал:
— Да уж. Аппетит в последнее время у него стал похуже. Но он крепкий. Еще долго продержится. Хоть бы раз захворал.
Я посмотрел скифу в лицо и спросил на его родном языке:
— К какому скифскому племени ты принадлежишь?
Услышав мой голос, пленник поднял на меня глаза. И первое, о чем я подумал: Ашшуррисау, безусловно, прав, едва ли безродный оборванец, больше года принужденный жить в нечеловеческих условиях, сохранил бы в себе столько достоинства, силы и мужества.
— Я знаю авхатов, катиаров и траспиев, паралатов… Кто ты?
Кажется, я произвел некоторое впечатление на скифа. Впрочем, интерес, промелькнувший в его глазах, тут же угас.
— Мой друг сказал, что с тех пор, как тебя посадили на цепь, ты не произнес ни слова. Говорят, раньше ты был значительно разговорчивее. Может, тебе задают не те вопросы?
Скиф, с трудом собрав во рту слюну, сплюнул мне под ноги, едва не задев сандалии.
— Его пытали? — нисколько не рассердившись, спросил я Ашшуррисау.
Тот показал на изуродованные кисти обеих рук у пленника.
— Касий отрезал ему ножом по два пальца с каждой стороны — а он хоть бы вскрикнул. Так что мужества ему не занимать. А ведь я лишь пытался выяснить, кто его хозяин.
Я снова обратился к скифу:
— Я мар-шипри-ша-шарри, посланник ассирийского царя, но помимо этого писец и ученый муж. Если согласишься ответить на мои вопросы, Ашшуррисау промоет твои раны и я прикажу принести больше сена, чтобы тебе было мягче спать.
— Если только мы останемся с тобой вдвоем и с меня снимут цепи, — вдруг разомкнул уста скиф.
— А я уж думал, ты себе язык откусил, — съязвил Ашшуррисау. Потом он отвел меня на несколько шагов в сторону и зашептал: — Цепи снимать нельзя. Неизвестно, что у него на уме.
Но я настоял на своем:
— И все-таки ты это сделаешь. Он сильно ослаб, и у него нет оружия. Даже если он на меня кинется, Касий успеет прийти мне на помощь. Просто будьте рядом, за дверью сарая.
Как только мы остались одни, скиф спросил:
— Что ты хочешь услышать?..
— Для начала расскажи мне о твоем народе, из какого ты племени, и почему стал проводником…
Мы проговорили до поздней ночи. Уж не знаю, что подействовало на него больше — та мягкость, с которой я с ним обращался, звуки родной речи, давно забытые им, или вино, кажется, способное развязать язык даже немому.
Пленник рассказал мне о том, какие скифские племена ныне набрали большую силу, кто окружает царя Ишпакая, чего ждать от его первых советников, кому перейдет трон и какие силы стоят за каждым из царских сыновей.
Все это говорило о том, что он умеет не только слушать, но также многое запоминать, взвешивать и оценивать различную информацию.
По его словам, золото было краденым. Осколки глиняной таблички и стилус — всего лишь дань его любопытству: он никогда не видел ни того, ни другого.
Ближе к нашему расставанию он стал умолять меня отправить толику серебра женщине, что растит его внебрачного сына, а также передать ей, что он жив и скоро вернется.
Я обещал обо всем позаботиться, при условии, что он подскажет, как мне беспрепятственно, а главное — безопасно достичь царского стойбища и самому встретиться с Ишпакаем.
Моя догадка, что скиф знает, как это лучше устроить, оказалась верной.
Немного поразмыслив, он вспомнил скифского купца, что раз в три месяца проезжает через Эребуни.
«Он будет здесь в начале осени. Может, чуть позже. Зовут его Радассар. За хорошую плату он возьмет тебя с собой, а если посулишь еще — подведет к царю. Этот купец всегда желанный гость в шатре Ишпакая».
Когда я вышел из сарая, ни Ашшуррисау, ни Касия уже не было, зато у дверей сидел киммериец.
— Завтра, как рассветет, пойдешь за город. Рядом с развилкой на Аргиштихинили найдешь покосившуюся глиняную постройку, во дворе должен расти большой орех, он там один. Спросишь женщину по имени Тайша. Передашь ей это серебро и скажешь, что ее муж жив, здоров и скоро вернется.
На следующий день, когда солнце стояло в зените, мы с Ашшуррисау и Касием отправились на рынок. Затесались среди зевак, собравшихся на представление, которое давал жонглер вместе с дрессированной медведицей, танцующей на задних лапах, и принялись следить за лавкой обувщика Арана, поджидая Тадевоса и незнакомца.
Тадевос появился в назначенный час, был без охраны и лица своего не скрывал. Он сразу подошел к прилавку, окликнул обувщика. К нему вышел горбатый подслеповатый старик, закивал, заулыбался, стал объяснять, что надо бы немного подождать.
«Кто это? — спросил я. — Аран?»
«Да», — кивнул Ашшуррисау. — Но как-то он не очень рад видеть нашего общего друга».
«Он сказал, что тот, кто нам нужен, подойдет позже».
Мой лазутчик посмотрел на меня с вполне понятным скепсисом:
«Откуда тебе знать, что он сказал?»
Я не ответил, но Ашшуррисау догадался и так:
«Неужели читаешь по губам? Ловко… Тогда вот что: если все так, как ты говоришь, то ждать уже некого. Я еще вчера послал Трасия к дому обувщика. Ни Аран, ни кто другой со двора не выходил. И если его нет и не было в доме, то что-то мне подсказывает — и не будет».
Теперь уже усомнился я:
«И все-таки подождем. Он мог, допустим, предупредить обувщика, когда уходил отсюда в последний раз, мол, буду завтра, ближе к полудню».
У нас было время посмотреть представление. Вокруг слышались смех и радостные возгласы. Жонглер подбрасывал выше головы пять кинжалов, стремительно вращавшихся в воздухе. Медведица хлопала в ладоши.
«А он хорош, — одобрительно сказал Ашшуррисау. — И ловок, и занятие у него выгодное для нас. Повсюду бывает, много видит. Знать бы
