Ахмед Боков - Сыновья Беки
– Эй, синеглазый шайтан, а ну марш домой, вот я тебе всыплю!..
И девочка нехотя возвращается.
Зато Мажи и его младшие сестренки Зали и Хади почти целыми днями пропадают у ручья, сооружают там запруды, строят дома из песка… Им-то дома делать нечего. Больная Хажар с радостью отпускает детей, не то будут ныть, есть просить. А дать им нечего. Пусть лучше играют, забудутся…
Хусен не знает отчего, но когда нет с ними Эсет, ему скучно. Он играет и с другими ребятами, но с Эсет интереснее. Может, оттого, что Эсет почти всегда угощает его либо конфеткой, либо сладким коржиком? Но нет. И без этого Хусен готов всегда играть только с Эсет. Потому-то и хотелось ему ехать в поле вместе с ней. А с чужими, незнакомыми людьми какой интерес? Даже поговорить не с кем. Сидишь на арбе, как немой. Уж лучше бы пешком пойти. Все интересней. И за ящерицами можно погоняться в пути, и бабочек половить…
Ну да ладно. Лишь бы добраться до места, а там уж он найдет себе дело: червей будет давить, которых видимо-невидимо на вспаханной земле, а может, ему доверят лошадей погонять!..
Недолго мечтал Хусен. Не проехали и полпути, когда на дороге показались Хасан и Рашид. Хусен спрыгнул с арбы и побежал им навстречу. Увидев на плече у брата уздечку, он испуганно спросил:
– Что, наша лошадь потерялась?
Хасан не ответил, только скосился на шкуру, которую нес под мышкой Рашид.
– Это что за шкура? – спросил Хусен.
– С вашей лошади, – ответил Рашид.
– А где лошадь?
– «Где лошадь?» Не с живой же шкуру содрали! – крикнул Хасан. – Сдохла лошадь!
Больше вопросов Хусен не задавал. Он как-то сжался весь и тоненько, словно щенок, тихо завыл. Не заплакал, а именно закрыл лицо ладонями и завыл.
– Ну что ты, не девчонка же! – чуть помягче сказал Хасан. – Идем домой. Не плачь. Будет у нас лошадь. Обязательно будет. Еще лучше этой.
– Когда нашу лошадь волки задрали, я не плакал, – попытался утешить мальчика и Рашид.
Прошли Витэ-балку и выбгались на большую дорогу. Издали село Сагопши просматривалось как на ладони, и чем-то оно напоминало изреженную лесную рощу. Деревья уже отцвели и обрядились в зелень.
Солнце опускалось быстро. Но вот оно как бы зацепилось за ветку и остановилось, только удержалось на дереве недолго, скоро ушло, будто в землю провалилось. И остались от него одни лучи. Они тянулись вверх, как поднятые оглобли арбы, и ярким пламенем обжигали край неба.
Уже пересекли Согоп-ров, когда Хасан вдруг остановился и сказал:
– Вы идите домой, а я вернусь в балку.
– Ночью? – удивился Рашид.
– Не ходи, Хасан, – взмолился братишка, – идем домой.
– Завтра на рассвете пойдешь, – сказал и Рашид, – уже поздно, скоро совсем стемнеет.
– Я не боюсь темноты, – гордо посмотрел на них Хасан и положил руку на рукоять кинжала, что висел у него на поясе.
– Не понимаю, чего тебе ночью там делать? – пожал плечами Рашид.
– Зато я понимаю. Раз говорю надо, – значит, надо!
Хасан круто повернул и быстрым шагом пошел в обратную сторону.
Рашид и Хусен, недоумевая, долго стояли и смотрели ему вслед.
Было совсем темно, когда ребята вошли в село. Кайпа, открывшая Хусену дверь, так и застыла на месте.
– Вададай,[27] ты откуда так поздно?
Не зная как ответить, Хусен заплакал.
– Ва Дяла, что случилось?
Испуганная мать не заметила брошенной сыном шкуры, стояла в темных сенях как вкопанная, и в глазах у нее был только ужас. Наконец она подошла к Хусену, обняла его за плечи и затрясла.
– Где Хасан? Что с ним? Почему ты не говоришь?
– Ничего с ним не случилось. Он вернулся в поле.
– А чего же ты плачешь?
– Лошадь… – всхлипнул Хусен, – наша лошадь сдохла…
– Эйшшах! – застонала Кайпа будто от внезапного удара. – Где же конец нашим бедам?
Прислонившись к косяку, она горько плакала и не слышала криков маленького Султана.
Хусен скоро успокоился. Может вспомнив, как утешал его Хасан, он сказал:
– Не плачь, нани! У нас будет другая лошадь.
– Едва ли, мальчик! Хоть бы десятину эту вспахали! Чем мы теперь за нее платить будем?
– И лошадь купим, и за землю заплатим…
Он бы еще многое наобещал матери, только бы успокоить. Уж очень Хусену жалко ее…
В эту ночь Кайпа так и не уснула. Сидя на крылечке, все думала о несчастье, что обрушилось на них. И вдруг очень затревожилась о Хасане. Не случилось ли с ним чего? Ведь в ночь пошел обратно…
5
В Витэ-балке Хасан свернул с дороги. Он шел к склону, где паслись лошади. Шел осторожно, с обнаженным кинжалом. Правда, говорят, что волк боится только огнестрельного оружия. Но это еще надо посмотреть, пусть он встретится с Хасаном!.. А если их будет два? Может, и впрямь лучше вернуться, пока не поздно? Хотя теперь уж какая разница: идти вперед или назад? И так и так волки могут попасться. Говорят еще, что огня они боятся… Жаль, спичек нет. Да и были бы – нельзя ему зажигать их…
Хасан идет и опасливо озирается: каждый куст смотрит на него волком. Но сейчас он, пожалуй, и сам чем-то похож на волка. Думает не только о том, чтобы звери не попались навстречу. Не меньше заботит Хасана и то, чтобы люди его не заметили. Задуманное им надо делать без свидетелей. И еще одна мысль беспокоит его: кто же в эту ночь пасет лошадей? Если Исмаал, ничего не сделаешь… Не станет же Хасан подводить его… А если Сями? Тоже не лучше. Братья изобьют беднягу. За такое могут до смерти запороть. Ах, если бы Товмарза!..
Вот, кажется, и дошел. Хасан прислушался. Близко лошади. Слышно, как они жуют и отфыркиваются. Но чьи это? Их не две, а больше.
И вдруг кто-то крикнул:
– Товмарза! Ва, Товмарза!
Это из балки.
– Во-вай! – донеслось в ответ.
– Во-вай! – отозвалось эхо.
«Значит, Товмарза сторожит!» Хасан даже вздрогнул. Это и обрадовало и испугало его. Но через минуту Хасан был полон решимости. Что бы ему ни грозило, он должен исполнить задуманное! Во что бы то ни стало! Только так он отомстит Товмарзе за обиды, за лошадь… Хасан больше не может выносить это…
– Спускайся, тебя сменят Тахир с Тарханом, – донесся голос Соси.
Глаза уже привыкли к темноте, и Хасан различил высокую фигуру Товмарзы, идущего вниз по склону. Едва тот исчез из поля зрения, Хасан тихо подкрался к лошадям.
Все тело будто свинцом налилось, и горло сдавило.
Он потянулся к лошади Товмарзы, она отпрянула. Но Хасан потрепал ее за холку, успокоил, накинул на нее уздечку, распутал ноги, отвел в сторону и забрался верхом. Отъехал настолько, чтобы не слыхать было топота копыт, и пустил рысью… Только тогда страх, что вдавил ему голову в плечи, как бы свалился и на душе стало легче.
«Ну, а теперь посмотрим, Товмарза, – не без торжества подумал Хасан, – какая кислая у тебя будет морда, когда утром не найдешь своей лошади!»
А в Витэ-балке люди тем временем разнимали Соси и Товмарзу. Случилось то, чего Хасан никак не ожидал: Тахир и Тархан, несмотря на ночную темень, сразу обнаружили пропажу и тотчас подняли тревогу.
– Лошадь была на месте. Перед уходом я шел к ней и еще погладил, – утверждал Товмарза.
– Если была, то куда же она девалась. – рассердился Соси, – уже не хочешь ли ты нас обвинить в пропаже?
– А кто же виноват?
– Мой отец, что лежит в могиле! Откуда я знаю – кто? Ты сам и виноват! Дети ведь сразу, едва поднялись, закричали, что ее нет.
– Если бы ты не позвал меня, лошадь и сейчас была бы на месте. Тут какая-то ловушка. И не без твоего участия все подстроено! – Товмарза почти вплотную подошел к Соси и погрозил ему пальцем.
– Не грози, я не из пугливых.
– Не знаю, пугливый ты или нет, а лошадь мне вернешь. Я не прощаю обид.
– Что-то мне не приходилось видеть, чтобы ты кому-нибудь мстил. Удаль у тебя не та и совесть тоже, – презрительно бросил Соси.
– А ну, скажи, кому я простил обиду?
– Вспоминать недолго. Ну хотя бы Элберду пощечину…
– По себе меряешь? Все знают, как ты прятался в доме, притворялся спящим, когда твою корову уводили…
Соси бросился на Товмарзу и ударил бы, не подоспей на шум Исмаал и другие. Они кинулись их разнимать.
Сями слышал всю перепалку с самого начала, но оставался безучастным.
При людях Товмарза очень осмелел.
– Ты поставишь мне в стойло лошадь! Это так же верно, как то, что корова родит теленка! – орал он.
– Ты скорее сам отелишься, чем лошадь от меня дождешься! – гаркнул Соси.
– Отдашь, будь проклят твой отец!
– Да будут прокляты и отец твой и все твои предки в роду до седьмого колена!
Вырвавшись из рук удерживающих его мужчин, Соси снова кинулся к Товмарзе и на этот раз дал-таки ему пощечину. Не успей Сями схватить Тахира за руку, Товмарза получил бы еще и лопаточкой по голове.
Кто-то из мужчин увел Соси.
Товмарза рвался из рук Исмаала и Гойберда, бился, как рыба в сетях, и без устали слал проклятия.
– Пусть я надену на себя платок жены, если не отомщу этому негодяю! – кричал он.