Майкл Муркок - Пёс войны и боль мира

Муркок Майкл

Пёс войны и боль мира

Глава первая

Это случилось в год, когда ужасная судьба постигла сельчан и их детей и когда я, впервые встретив Люцифера, был ввергнут в ад, так как Князь Тьмы желал заключить со мной соглашение.

До мая 1631 года я командовал нерегулярными соединениями пехоты, в основном состоявшими из поляков, шведов и шотландцев. Я отделился от них после грабежа и уничтожения города Маглебурга, когда мы выступили на стороне армии католических мятежников под предводительством графа Иоганна Барклая Тилли. Тогда нам удалось получить небольшую добычу в оплату за трудную работу, которая удалась благодаря хитрости, заключавшейся в том, что мы пустили по ветру маленькие надувные шары, к которым были привязаны мешочки с порохом и город превратился в огромную пороховую бочку.

Мои люди, разгоряченные борьбой и готовые на любые подвиги, хотели и дальше сражаться на стороне мятежников, но им не нравилось обращение с ними самого Тилли, и было решиено с ним распрощаться. Армия Тилли, несмотря на свое мужество и отвагу, обладала скверным вооружением и оснащением, а изменений в этом не предвиделось. Нам же требовалась передышка. Тогда мы направились на юг, к подножию гор Гарца, где и хотели остаться на некоторое время. Со временем я заметил, что кое-кто из моих людей хочет получить несколько больше, чем вышло за компанию, причем за мой счет, и однажды ночью я оседлал коня и продолжил свое путешествие в одиночестве, захватив с собой при этом все продовольствие.

Но и после того как я оставил своих людей, долго не удавалось освободиться от ощущения смерти и опустошенности. Мир лежал при смерти и кричал от боли.

К полудню я проехал мимо семи виселиц, на которых висели трупы мужчин и женщин, миновал три колеса, где был распят мужчина и ребенок с вывернутыми плечами. Приближаясь к остаткам кола, на котором был сожжен бедняга (ведьма или еретик), я увидел белые кости, проглядывающие сквозь мясо и дерево, и обожженные огнем.

И не было ни одного поля, пощаженного огнем, каждый лес в нескольких местах тлел. На дорогах лежал черный след копоти от черного дыма, который, несомненно, появлялся в результате сжигания бесчисленного множества трупов в разграбленных деревнях, селениях, уничтоженных в результате обстрела и осады, и темным был мой путь, освещаемый только огнем сжигаемых деревень и аббатств. Дни были черными или серыми, независимо от того, светило солнце или нет: ночи были красными, как кровь, и белыми от бледной, как труп, луны. Все вокруг было мертво или при смерти. Все было в отчаянии.

Жизнь покидала Германию, и, возможно, весь мир — везде были только трупы. Иногда я замечал какое-нибудь оборванное существо, которое пересекало улицу передо мной, шатаясь и спотыкаясь. Часто это оказывалась старуха, и она умирала прежде, чем я подъезжал к ней.

На полях сражений даже сами вороны лежали мертвыми в остатках своих трупных пиршеств, еще с кусками гнилого мяса в клювах. Глаза их бессмысленно таращились в пустоту, а может быть и дальше, в бесконечность, где еще могла оставаться надежда.

И я начал подозревать, что сам я и мой конь остались единственными еще живыми существами только благодаря счастливой случайности или счастливой судьбе. Если у Господа и было желание уничтожить мир, то именно это сейчас происходило.

Я наловчился убивать с легкостью, изяществом, хитрой сноровкой, не сомневаясь. Мое коварство всегда было неожиданным и решительным, когда дело доходило до богатства или совершенствования воинского искусства. Часто я пытал, и сострадание не просыпалось во мне. Я знал, какие нужно предпринимать шаги, чтобы достичь своих целей вне зависимости, шел разговор о меркантильных интересах или о стратегических планах.

Я понимал, как надо успокоить жертву, подобно тому, как какой-нибудь пастух успокаивает козу. Я стал блестящим вором скота и зерна, чтобы моим солдатам было что есть, и чтобы они служили мне так долго, насколько это было возможно.

Я был действительно хорошим капитаном наемного воинства, рыцарем удачи, которому каждая опасность, будь то чума или оспа, даже не приходила в голову.

Я был капитан Ульрих фон Бек и, думается, мне улыбалось счастье.

Доспехи, которые я носил — шлем, нагрудный панцирь, поножи и перчатки, — были самвми лучшими, так же, как и просоленная потом рубаха, кожаные штаны и сапоги. Свое оружие я заимствовал у богатых людей, которых мне приходилось убивать: пистолеты, меч, кинжалы и мушкеты — все сработанное лучшими мастерами. А мой конь был рослым и выносливым и стоил дорого.

У меня не было шрамов на лице, никаких отметин от болезней, и мое здоровье было таким, что при необходимости я сам мог поддерживать свой авторитет.

Люди считали меня хорошим командиром и хорошо служили под моим началом. Я получил заслуженную известность, а с ней и прозвище, которое часто использовалось вместо моего настоящего имени — Пес войны. Говорили, что я рожден для войны, и это мне льстило.

Я родился в семье набожного дворянина, живущего в своем родовом замке. Он заботился о своих арендаторах и их благополучии, чтил Бога и высоких господ и был воспитан в понятиях прошлого, если не в традициях греков и римлян, и когда пришел час, по своим мировоззрениям и представлениям был причислен к лютеранской вере. Среди католиков он был известен своим дружелюбием, а однажды он спас одного еврея, которого разбушевавшаяся толпа хотела убить на городской площади. Можно сказать, что он был терпим к любому созданию божьему.

Когда мать после рождения моей младшей сестры (я был единственным сыном) умерла во цвете лет, он очень горевал и умолял Бога забрать его вместе с нею на небеса. По прошествии времени горе притупилось, и, следуя божественному велению, он стал заботиться о слабых и бедных и все свои дни тратил на попытки вернуть этих бедняг на путь и стинный.

Меня обучали музицированию и танцам, фехтованию и верховой езде так же, как латинскому и греческому языкам. Я был ознакомлен со священным писанием и комментариями к Библии. Обо мне заботились, чтобы я хорошо выглядел, был мужественным и богобоязненным, и каждый человек в замке Бек любил меня.

К 1625 году я стал хорошо образованным и убежденным протестантом, лишь отчасти интересующимся интересуется войнами и другими делами, происходящими в мире.

Но однажды я критически взглянул на свое существование и с этих позиций решил пересмотреть критически свои взгляды на Господа и все то, что я узнал о нем.

Следуя своим убеждениям, я принял участие в военной кампании и был принят на службу к Великому королю Кристиану Датскому, обещавшему тогда помощь бемским протестантам.