Последние саксонцы - Юзеф Игнаций Крашевский
Никто не смел с утра будить уставших и бил десятый час, а воевода не встал ещё и Жевуский только что проснулся.
Он тут же вспомнил о своём обещании, но исполнить его не мог. Князь спал, а когда начал звать слуг, было около одиннадцати. Наступал обычный утренний режим, первый завтрак, молитвы, потом срочные рапорты, и Жевуский не попал к воеводе, только позже.
– Ксендз-епископ Красинский говорил мне вчера, – сказал он после приветствия, – что вы князь, обещали кого-нибудь прислать к нему в одиннадцать часов.
– Гм! – отозвался князь. – Действительно так, но до одиннадцати далеко.
– Не придёт раньше как после одиннадцати часов, – рассмеялся Жевуский.
Князь поднял глаза на часы.
– Мы проспали, – сказал он спокойно, – нет ничего плохого в том, что заставляем ждать себя.
– Езжайте сами к нему и объясните, как хотите, и потребуйте, чтобы Чарторыйские свои desiderata прислали в письменном виде. Больше там делать нечего.
* * *
Гетманова была рада, что сопровождала мужа в Вильно, потому что городская жизнь ей больше была по вкусу, чем Высокое литовское, которое называла пустыней. В этот раз, однако, много вещей её выводило там из себя и портило настроение.
Тогда муж должен был расплачиваться.
Уже заранее решался вопрос чрезвычайной важности: должен ли был, согласно праву и обычаю, польный гетман дать солдат для несения караула при Трибунале? Великий гетман или булава поменьше были к этому обязаны.
Массальский заранее открыто объявил, что если дойдёт до открытия Трибунала, что казалось более чем сомнительным, он стражи не поставит. Пане коханку знал об этом, но рассчитывал на двоюродного брата, польного гетмана Сапегу, что тот ему уже отказать не может.
Несмотря на такие близкие семейные отношения, они теперь не часто виделись. Сапега, находящийся под каблуком жены, избегал воеводу, а Радзивилл из-за гетмановой, которой не любил, не спешил к брату.
Однако же эту стражу для Трибунала заранее нужно было обеспечить. Чтобы прийти к соглашению он отправил Войнилловича.
Гетман Сапега считался мягким человеком и гипкостью ума не отличался, но когда ему нужно было выкрутиться, имел счастливые инстинкты. Когда Войниллович вспомнил о страже, тот, сообразив, что пришёл ради неё, сразу заболтал его собственными интересами, потому что знал, что они его горячо интересовали. Таким образом, начали разговор о них и трибунальская стража осталась в стороне, потому что позже подошло больше особ.
Князь ничего не узнал, но в этот день Сапега пришёл к жене, как обычно, с целью посоветоваться. У гетмановой были разные способы управлять мужем. Первый: она инсинуировала ему то, чего желала, так, что он думал и делал согласно собственному вдохновению то, что она ему продиктовала.
Часто даже для отвода глаз она делала вид, что придерживается противоположного мнения и что послушно подчиняется воле мужа.
Но когда не имела времени и теряла терпение, срочно ей было, тогда прямо наступательным боем брала мужа и диспутировала, как ей поступить.
В случае сопротивления и ссоры на неё нападала истерика, обмороки, сердечный смех и тогда воевода-гетман, целуя на коленях ножки, просил прощения и удовлетворял приказы.
Над положением мужа в этом Радзивилловском деле гетманова долго думала. Гетман в родственных отношениях с воеводой и был не рад его подставлять, но с другой стороны тесная связь соединяла его с разными лицами противного лагеря. Поэтому ему не подобало ни для той, ни для другой стороны показать себя послушным, должен был остаться нейтральным, а вину перекладывать на людей и обстоятельства, которые вынуждали его воздерживаться от деятельного участия в этом споре.
Быть может, действуя по своей склонности, он бы поддержал Радзивилла, но знал, что жена это не разрешит. С ней следовало доверительно поговорить об этом предмете.
Воеводина также хотела удостовериться, что её муж не даст склонить себя к явной поддержке воеводы.
Когда гетман вошёл в комнату жены, которая ещё почивала, одетая в пеньюар, он нашёл её хмурой и грустной. Поцеловал её в лоб, в руку, и сел при ней, спросив о здоровье.
– Невозможно быть здоровой, – сказала гетманова. – Люблю жизнь, движения, веселье, не терплю скуки и молчания, у меня их достаточно в Высоком, но тут снова шум, настоящий ад. На улицах стреляют, бьются, преследуют друг друга и всё чаще мы узнаём о какой-нибудь новой авантюре.
Гетман отпарировал:
– Душа моя, тебе нужно поехать в Вильно! Я говорил и предостерегал, что здесь отдыха тебе не дадут.
– Я боялась тебя одного отпустить, – добавила прекрасная дама, глядя в зеркало. – У тебя слишком доброе сердце, люди с тобой делают что хотят, а ты потом за чужие беды расплачиваться должен.
Сапега слушал давно ему знакомые упрёки.
– Я не такой добродушный и послушный, как ты думаешь, – парировал гетман, – а тут именно такой casus, что нужна энергия. Радзивилл много требует, а не всё по его воле может быть.
– О чём речь? – спросила княгиня.
– Об очень многих вещах, – говорил гетман. – Ты знаешь, какое близкое нас соединяет родство, следовательно, он хочет, чтобы я шёл с ним туда, куда бы он ни намеревался пойти.
– Я надеюсь, что ты сам видишь, как это невозможно, – прервала гетманова. – Князь Кароль, благодаря людям, что ему льстят, заливает себе голову, сходит с ума, восхищается, портит отношения с целым светом, но в конце концов он всегда справится, ему есть что сыпать и чем рты заткнуть, а те, что ему помогают, падают жертвой.
– Я слово в слово говорил это вчера, – сказал Сапега. – Кажется, что Трибунал, несмотря на Чарторыйских, будет открыт, хотя бы дошло до кровопролития, но вместо крови польются чернила. Известная вещь, что Трибуналу принадлежит почётный караул, который должны обеспечить гетманы. Гетман Массальский прямо объявляет, что его не даст. Что же тогда? Обратятся ко мне, чтобы я его прислал. Не имею никакой причины, чтобы в нём отказать.
Губы гетмановой невольно сжались от гнева, она гордо выпрямились.
– Как это! Ты думаешь ему стражу поставить?
– Прошу прощения, я думаю, как не поставить, но дай же мне на это возможность, – ответил Сапега.
Княгиня опёрлась на локти и думала.
– Испорчу отношения с Радзивиллом, это неизбежно, но позже мы помиримся с ним, не важно, главная вещь в том – почему я должен ему отказать в том, что надлежит каждому Трибуналу? Почему?
Задав этот вопрос, на который, действительно, ответить был трудно, гетман встал и пошёл дразнить любимого попугая жены, которого всегда доводил до злости.
Княгиня позвонила и приказала накрыть клетку. Ничего не
