Должники - Татьяна Лунина
…Всю обратную дорогу в часть крестный отец пронес крестника на руках. Под кофточкой у мальчика висел на грубом шнуре серебряный крестик. Дома Тоня собиралась снять этот крестик и пока ни о чем не докладывать мужу: неизвестно как посмотрит Аренов на ее самовольство. Олег Антонович ориентировался в тайге, точно в собственной квартире, казалось, он родился и вырос здесь. Они останавливались отдохнуть, перекусить, разговаривали, молчали. И ни на минуту Тоню не покидала мысль о муже. Она представляла их встречу, Сашин восторг, изумление, ужас, жалобы, как без них было плохо, и как он сходил с ума. Это маленькое приключение, конечно, укрепит их любовь еще больше, заставит понять, что друг без друга каждый из них – ничто. Какими ничтожными казались теперь все обиды и ссоры, какими смешными – все подозрения. Главное – они вместе и живы, все остальное – лишь приложение.
У развилки проводник остановился.
-- Дальше мне идти нужды нет. Вот забор, держитесь его, никуда не сворачивайте и выйдете прямо на КПП. Надеюсь, еще встретимся, поэтому говорю не «прощайте», а «до свидания», -- он прижался загорелой щекой к детской щечке и тут же передал свою ношу матери.
-- Спасибо вам большое, Олег Антонович. Может, все-таки зайдете? С Сашей познакомитесь, чаю попьем.
-- Благодарю за приглашение, нет.
-- Скоро стемнеет. Переночевали бы у нас, а утром пошли.
-- Будь я на месте вашего мужа, Тонечка, -- усмехнулся Боровик, -- не порадовался бы сегодняшней ночью никакому гостю, даже самому дорогому.
-- Опять шутите?
-- Шучу, -- коротко согласился шутник. – До встречи, -- развернулся и пошагал обратно.
-- Как же мы встретимся? Как я найду вас?
-- Судьба найдет, -- бросил Боровик не оглядываясь.
Ключ был на месте, за доской над крыльцом. С одной стороны хорошо, что Саша еще не вернулся: будет время привести себя в порядок. С другой – плохо, потому что разлука становилась невыносимой. Тоня открыла дверь, опустила проснувшегося сынишку на крыльцо и вошла в комнату, держа ребенка за руку.
Сначала она ничего не поняла. Голые стены, распахнутый шкаф без одежды, нет стола, стульев, дивана. Она метнулась в другую комнату – пусто, даже детской кроватки нет.
-- Мама, пи-пи.
-- Да-да, конечно, малыш, -- пробормотала она, -- сейчас.
Сзади затопали, точно стадо слонов, и в ту же секунду на шее повисла Елена.
-- Господи, Тонечка, да как же так?! – запричитала по-бабьи жена старлея. – Мы ж вас уже почти похоронили! Больше двух недель искали, весь полк на ушах стоял. Сашка твой черный ходил, думали, сам загнется или разобьется к черту. Не соображал, что делал. Как тебе удалось выбраться? Неужели вы были все это время в тайге?!
-- Успокойся, Лен, со мной все в порядке. Где Аренов?
-- Господи, целый месяц почти! Без еды, без питья, с ребенком – это же просто чудо, что вы живые!
-- Успокойся, Никонова! – заорала Тоня. – Где мой муж, черт тебя побери! – рядом заплакал сын. Она подхватила ребенка на руки и повторила. – Где Саша? Он жив?
-- Господи, а разве я не сказала? В Афгане твой Сашка. Дня три, как отправили. С ним еще двое ребят полетели.
Глава 5
Эх, Краснодар, столица Кубани! Город солнца, гостеприимства, пересудов и казачьего трудолюбия. Шелковицы, жареные семечки, многоцветный, гудящий, как улей, базар, городской драмтеатр, пенное цветение фруктовых деревьев и белые соцветья душистых акаций. Стоит отсюда уехать, чтобы понять, как трудно жить от этого чуда вдали. Никогда прежде Тоня Туманова не отличалась привязанностью к родному краю. Она мечтала о настоящей столице, где каждый метр – история, каждый театр – легенда, где здания охраняются государством как памятники старины, но не сносятся как развалюхи, где по реке плывут пароходы, а не допотопные лодки со скрипом уключин, где уже одно только место рождения дает превосходство. «В Москву, в Москву!» -- бредила Тонечка Туманова вслед за чеховскими инфантильными сестрами и – отправилась в жалкое подобие районного центра. Антонина Аренова не пожалела об этой подмене ни дня.
Прошел год с того вечера, как она вернулась в свой пустой дом. Остались позади потерянность, страх за мужа, непонимание, как жить в одиночку. Помогла, как всегда, тетя Роза, встретившая со слезами родню на вокзале. После объятий, восторженных восклицаний над внучатым племянником и обеда с жареным карпом, щедро залитым луково-помидорной подливкой, под рюмку домашней наливки родственница предложила обсудить дальнейшую жизнь.
-- Теть Роз, -- взмолилась Тоня, -- дай хоть в себя прийти! Мы же только что с поезда. Я, вообще, еще ни о чем не думала. Если тебя волнуют деньги, пожалуйста, не беспокойся. Мне будут перечислять из Сашиной части.
Тетка выразительно покрутила у виска указательным пальцем.
-- Ты, я вижу, совсем свихнулась в своей тайге. Может, напомнишь, дорогая племяшка, когда я волновалась по этому поводу?
-- Прости.
-- То-то же. И, кстати, прекрати, наконец, называть меня тетей. Я своих не рожала, потому что ты у меня за дочку была, есть и будешь всегда. Замуж, между прочим, не вышла по той же причине, все боялась, «дядя» будет не так хорош, -- язвительно подчеркнула она возможный родственный статус. – Помнишь Леонтия Семеныча?
-- Нет.
-- Ну, он тебе еще нитки цветные таскал, мулине для вышивки, забыла?
-- Рыжий?
-- Ну.
-- А ты, что, собиралась за него замуж?
-- Тю! – фыркнула тетка. – Я с ним даже не целовалась, в кино несколько раз сходили – и вся любовь. Он же не мужик – пустое место. Однажды на ноябрьские снег выпал и тут же, естественно, растаял, так ты бы видела, как он эти лужи обходил! – она вдруг вскочила с дивана, вышла на середину комнаты, нахмурила лоб, вытянула по-гусиному шею и, подтянув вверх воображаемую штанину, потрусила на цыпочках от серванта к закрытой двери, за которой спал Илюшка. Это выглядело так комично и нелепо, что Тоня, не выдержав, расхохоталась.
