Владимир Успенский - Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине
На первое декабря в кассе городского казначейства имелось всего лишь 40 тысяч рублей. Мизерная сумма! Три месяца петроградской милиции жалованья не платили - нечем. Милиционеры бросают службу, радуя жуликов и грабителей.
Дефицит по смете 1917 года достиг 108 миллионов рублей да плюс еще 44 миллиона рублей общегородской задолженности. И при всем этом крупных поступлений в петроградскую казну не предвиделось.
Какую отрасль городского хозяйства ни возьмешь - из рук вон плохо. Газовые заводы не покрывают своих расходов. Канализационная система так запущена, что требует большого ремонта. Или водопровод - 32 тысячи рублей убытка каждые сутки. А ведь пользуются водопроводом главным образом жители центральных районов, люди вполне обеспеченные. Почему не потребовать с них дополнительную плату? По своему карману думцы бить не хотели. Хуже, чем частник или акционерное общество - те бы по крайней мере с убытками не мирились. А думцам все равно какой доход-расход, лишь бы собственный бюджет не страдал. Такие они избранники народа!
Трамвайное хозяйство - хуже не придумаешь. Ежедневный убыток до 100 тысяч рублей. В кассе трамвайного управления имеется 807 тысяч рублей, а на выдачу заработной платы рабочим требуется в один раз 4700 тысяч. Где же их взять? К трамвайщикам надо нынче съездить самому.
Послезавтра - заседание новой городской думы. Необходимо не только объяснить членам думы, какова обстановка, но и внести предложения. Прежде всего - по бюджету. Бухгалтер из Лесновской управы дал толковый совет: выпустить городской заем на 20 миллионов рублей. Такую же сумму можно занять у кредитных учреждений. Этого достаточно, чтобы покрыть городской долг. А для текущих расходов следует прежде всего ликвидировать налоговый недобор. Затем - как следует потрясти богачей. Прежняя дума не решалась притронуться к ним. За все время своего существования только и сделала, что повысила на один процент оценочный сбор с недвижимого имущества. Это дало 7 миллионов рублей в год. Основную же налоговую тяжесть нес на себе, как и при царе, трудовой люд. С этим пора покончить. Пусть раскошеливаются промышленники, торговцы. А невыгодно им станет, начнут свертывать производство, закрывать магазины - можно будет другие меры принять.
Михаил Иванович придавил бумаги тяжелым пресс-папье и откинулся на спинку кресла, чтобы малость передохнуть. Мельком посмотрел на часы: нет, отдыхать некогда. Как там на улице, все еще свирепствует злодейка-метель?
Подошел к окну. За стеклом - стремительная белая круговерть. Только в затишье, под карнизом, белые хлопья кружатся медленно и торжественно.
«Царь небесный не с нами, - усмехнулся Калинин. - На руку буржуазии старается, хочет весь город в сугробах похоронить».
Сколько помнил Михаил Иванович, никогда зима не начиналась в Питере так резко и ожесточенно. За несколько дней снега навалило выше колен, замело подъезды к дровяным складам. На санях пытались пробиться, на грузовиках - не получалось. Пришлось опять обратиться к рабочим. С заводов и фабрик прислали группы для расчистки дорог. Все трамвайщики двое суток только тем и занимались, что расчищали пути. Привлекали к этому делу служащих, мобилизовали нетрудовой элемент. Работа двигалась, но снег все валил и валил. Чтобы не замерзнуть, оставшись без дров, жители ломали заборы и сараи.
В кабинет, постучав негромко, вошел узкоплечий старик в потертом костюме-тройке. Представился церемонно, с поклоном:
- Фельдшер Протоиерейский. Меня направили сюда работать с Васильевского острова, однако используют не по специальности, да-с. Но я не жалуюсь и делаю то, что требуется. И вас беспокою по другим, весьма прискорбным обстоятельствам. В городе тиф.
- Мне говорили.
- Тиф - это очень серьезно, - старик пожевал губами и повторил: - Да-с, очень и очень серьезно. Где голод, холод и грязь, там вши. А где вши, там свирепствует эта болезнь. В городе сейчас все условия для эпидемии. Болезнь охватила окраины, как всегда начала с бедняков.
- Вы пришли только для того, чтобы сообщить мне об этом? - не сдержал свое нетерпение Михаил Иванович.
- В свое время мне довелось участвовать в борьбе с эпидемией...
- Слушаю вас.
- Бани работают с перебоями. К тому же они в весьма дурном состоянии, да-с. Там скорее заразу получишь, нежели с пользой помоешься. И мыла нет. Просто поразительно - во всем городе нет запасов мыла, я специально навел справки. Но пока тиф не распространился, мыло надо сыскать. И принять другие меры.
- Какие именно?
- Я почел бы полезным теперь же муниципализировать бани и навести в них порядок. Доставлять туда дрова в первую очередь. При каждой бане обязательно устроить дезинфекционную камеру, хотя бы самую примитивную.
- Вы возьметесь за это?
- Я приму самое горячее участие. Но как организатор я никуда не гожусь, да-с. Для этого нужны молодость, энергия и, вероятно, определенная доза наглости. Извините, конечно, за откровенность.
- Охотно извиняю, тем более что вы смешиваете два понятия: наглость и решительность. И скажу вам по секрету, что людей, которые стремятся руководить и возглавлять, всегда находится достаточно. Я больше уважаю тех, кто умеет добросовестно и с любовью выполнять свою работу. Малую или большую - все равно.
- Не стану возражать, - согласно кивнул Протоиерейский.
- Значит, договорились. Связывайтесь с районами, берите на учет бани, подбирайте людей, которые будут работать вместе с вами. Предложения ваши обсудим в думе и, уверен, примем их. Секретарь подготовит вам соответствующий документ.
Старичок ушел, а Михаил Иванович взял наброски своей речи, которую намеревался произнести на заседании думы. Записал мысль, показавшуюся ему особенно правильной после разговора с фельдшером:
«Саботаж растет и вредит нам в данное время. Но,с другой стороны, этот процесс самоочищения имеет положительные стороны, заставляя нас строить совершенно новые формы муниципального дела. Присутствие старых служащих на своих местах являлось бы безусловным тормозом, быть может, даже непреодолимым, этому новому строительству. Теперь с помощью идущих нам навстречу рабочих и младших служащих, проявляющих, кстати сказать, удивительную самостоятельность, наше пролетарское строительство идет вперед, правда медленно, но зато верно».
7
Трамвайные пути возле парка и в самом парке были недавно расчищены, но их уже покрыл тонким налетом свежий снежок. В глубине двора, в тупике, . чернели среди сугробов вагоны: иные без стекол, иные без колес, от некоторых вообще остались одни коробки. Но были и такие, которые казались совсем целыми.
- Почему не восстанавливаете? - спросил Михаил Иванович. - За весь декабрь ни единого трамвая из ремонта не вышло.
Председатель рабочего комитета, пожилой слесарь с красным, опаленным морозом лицом, ответил простуженным голосом:
- Запасных частей нет.
- Так они все и кончились враз?
- Не враз, товарищ Калинин. Раньше мы что делали? Чтобы один вагон восстановить, снимали части с другого. Разоружали, как говорится. Вот и доразоружались до ручки. Снимать больше неоткуда. Легко этим вон саботажникам посмеиваться над нами, - кивнул он в сторону большого серого здания, высившегося за стеной парка. - В самое пиковое время увильнули. На складе хоть шаром покати. Простых шплинтов-винтов и тех нету. Смазочного масла - ни капли. И метель, пропади она пропадом! Мы, - товарищ Калинин, целыми сутками здесь. По ночам всех выводим пути расчищать. Ремонтники, кондукторы, стрелочники лопатами орудуют, иной раз вместе с семьями. А утром все вагоны, какие есть, на линию гоним. Да мало вагонов-то, того и гляди, последние станут, - вздохнул председатель. - И люди тоже до предела дошли. Осьмушка хлеба в день - разве это еда? Вместо приварка - голый кипяток. Даже погреться с мороза негде, одна конторка на весь парк. Спим в ней вповалку.
Калинин молчал, хмурился. Когда вошли в натопленную конторку, долго протирал запотевшие с мороза очки.
Спросил тихо:
- Трудно, товарищи?
Мужчины и женщины, тесно набившиеся в комнату, не ожидали, наверно, такого сочувственного простого слова. Начальство - оно ведь указания давать приезжает. А этот и на начальника-то не похож.
- Курева нет, - горестно вырвалось у кого-то.
- Снег замучил!
- Детишков с воскресенья не вижу! - крикнула женщина. - На Охте живу, мысленно ли пешком ходить?!
Михаил Иванович положил на стол кисет, до половины наполненный махоркой. К кисету сразу потянулось несколько рук.
- Геройское дело вы делаете, товарищи. Потерпите еще маленько, и жизнь наладится, а как же иначе?! Насчет снега не обещаю, это не по моему ведомству, а вот о приварке, о куреве - подумаем. Мы на вашу пролетарскую сознательность очень надеемся. Столицу нельзя без средств передвижения оставлять. Тем более сейчас, когда враги пролетариата поднимают головы.
