Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Марико опустила чудные, длинные ресницы, и тихо продекламировала:
Шум сосновых вершин…Не только в голосе ветраОсень уже поселилась,Но даже в плеске воды,Бегущей по камням речным.
— Звук должен быть таким, — после недолгого молчания, заметила наставница, — чтобы собравшиеся слушатели чувствовали в каждом движении струны приближающуюся осень.
Лето на излете, и, хоть вокруг еще зелено и весело, там, — она вздохнула, — в высоком небе, слышен клик перелетных журавлей.
— Крики птиц, да, — пробормотала Марико. «Плеск воды». Она закусила нежную губу, и, положив пальцы на струны, начала играть.
Невысокая женщина в простом, сером кимоно, с деревенской прической, полная, подошла к воротам замка и, низко поклонившись, тихо спросила охранников: «Не откажите в любезности, его светлость даймё, Масамунэ-сан, в замке ли он сейчас?»
— А тебе-то чего, тетушка? — рассмеялся один из стражников, посмотрев на босые, белоснежные, сбитые ноги женщины. «Если ты за милостыней, то вон, — он кивнул, — на том берегу озера монастырь, сестры не откажут, а мы не подаем».
— Еще всякие крестьянки будут надоедать, — пробормотал второй.
Темные, огромные глаза женщины наполнились слезами, и она, кланяясь, попросила: «Вы, пожалуйста, скажите Масамунэ-сан, что пришла его сестра, Мияко-сан, жена даймё провинции Акита. То есть вдова, — поправилась она, и застыла, опустив красивую, черноволосую голову, сцепив нежные пальцы.
Стражник недоверчиво посмотрел на женщину и велел: «Жди тут».
Даймё посмотрел на искусно вычерченные на рисовой бумаге планы, и коротко сказал архитектору: «Я хочу, чтобы у нее был собственный сад, отдельный. По вечерам мы будем сидеть там, на террасе и любоваться заходящим солнцем. Посмотрите, как можно перепланировать то, что есть сейчас. И обязательно сделайте большую гардеробную, — я намереваюсь одеть ее в лучшие кимоно, для них понадобится много места».
От высокой двери раздался подобострастный кашель. «Что еще? — нахмурился даймё.
— Там пришла женщина, говорит, что она — ваша сестра, — испуганно сказал стражник.
Масамунэ-сан коротко щелкнул пальцами, и, архитектор, свернув чертежи, исчез.
— Зовите, — усмехнулся дайме, поднимаясь на возвышение темного дерева, поправляя мечи за поясом черного кимоно с бронзовыми журавлями.
Женщина встала на колени прямо у порога и, склонившись, распростерлась на полированном полу. Мягкие, длинные волосы выбилась из прически, и даймё услышал сдавленные рыдания.
— Зачем ты сюда явилась? — холодно спросил он.
— Масамунэ-сан, — Мияко подняла заплаканное, нежное лицо, — вы мой единственный брат. Я вдова, отец наш давно умер, куда мне было еще идти? Я добралась сюда пешком, с западного побережья, через горы, — она прикусила полную, темно-красную губу, сдерживая слезы. «Мои сыновья погибли, вы же знаете, на поле боя».
— Вместе с твоим предателем-мужем, да, — пробормотал даймё и вдруг взорвался: «Волчица!
Мать волчат! Не для того ты была в браке, чтобы переметнуться на сторону изменников, поднявших мятеж против его светлости сёгуна Токугавы!
— Он еще не сёгун, — робко заметила женщина.
— А ну молчи, — зловеще велел ей брат. «Родила пятерых сыновей, и хоть бы один, хоть один остановил своего отца! У меня не дрогнула рука убить нашего младшего брата, когда он стал врагом Токугавы, а ты, волчица…, - он стиснул зубы и добавил, издевательски: «Я видел головы твоей семьи, они гнили перед воротами императорского дворца в Киото. Сколько там было самому младшему?»
— Двенадцать, — измученно сказала Мияко-сан.
— Да, — хмыкнул ее брат, — он же покончил с собой, верно, твой муж велел ему, умирая от ран.
А старшие погибли с оружием в руках».
— Двадцать лет, восемнадцать — близнецы, ты их помнишь, — тихо проговорила Мияко, и пятнадцать. И мой младший сыночек, да, — она опустила голову.
— Никого я не помню, и тебе советую забыть, — ледяным голосом отозвался Масамунэ-сан.
«Ты должна была покончить с собой, как дочь, жена и мать самураев, ты почему этого не сделала?»
— Так дочка же, ваша светлость брат, — стиснув руки, ответила женщина. «Фумико-сан, не могла же оставить ее одну, без призора, пятилетнюю. Мы прятались в деревне, в горах, у крестьян, верных моему мужу».
— Ну, — заметил Масамунэ-сан, — это ненадолго. Скоро его светлость сёгун выжжет там у вас все, и я ему в этом помогу. Ты сюда без дочери пришла, как я посмотрю. Где она? — коротко спросил даймё у сестры.
— Умерла, — безразлично ответила Мияко-сан, глядя в пол. «От лихорадки там, в деревне. Я тоже болела, вместе с ней, едва поправилась».
— Лучше б и ты сдохла, — пробормотал Масамунэ-сан, — одни хлопоты с тобой. Ну и отправляйся в монастырь, зачем ты сюда пришла?
— Вы же мой единственный брат, — умоляюще сказала женщина.
— Да, — Масамунэ-сан посмотрел на сестру и велел: «А ну поднимись!»
Та покорно встала.
— Рожать еще можешь? — коротко спросил даймё.
Белые щеки Мияко-сан заалели — жарко, отчаянно.
— Да кто тебя такую возьмет, — кисло заметил Масамунэ-сан, — ты, конечно, плодовита, но вдова изменника, и вообще — стара и расплылась, после всех этих детей. Сорок лет же тебе? — он помолчал. «Ладно, семейный долг, конечно, не позволяет мне тебя выбросить за порог, хотя очень хочется. Придется кормить и одевать, до смерти твоей, что уж тут сделаешь».
— Спасибо, ваша светлость брат, — дрожащим голосом сказала женщина.
Масамунэ подумал, сцепив смуглые пальцы, и велел охраннику: «Позовите Тео-сан».
— Я беру новую наложницу осенью, — коротко сказал даймё сестре, — Марико-сан. Пойдешь к ней в прислуги сейчас, и в няньки, — ну, - даймё тонко улыбнулся, — следующим летом.
Женщина ты аккуратная, за детьми ухаживать умеешь, все не зря будешь, хлеб есть.
Мияко обернулась. Высокая, стройная женщина с мерцающими зелеными глазами, в скромном, лиловом кимоно, низко поклонилась даймё: «Ваша светлость».
— Как мой цветок сливы? — нежно спросил Масамунэ-сан.
— У нее сейчас урок музыки, а потом Марико-сан будет составлять букет из последних цветов лета, вдохновленный стихами вашей светлости, — вежливо ответила женщина.
Масамунэ-сан о чем-то задумался, глядя на террасу. «Стихи, да — вздохнул он и подумал:
«Хоть бы скорей Масато-сан вернулся из Нагасаки, а то совсем не с кем поговорить о поэзии».
— Так, — он обернулся, — это Мияко-сан, моя старшая сестра. Она будет прислуживать моему цветку сливы, — даймё улыбнулся, — так что покажи ей там все.
Он махнул рукой, и женщины скрылись за створками дверей.
— Принеси мне чернильницу и бумагу, — велел даймё слуге, — я хочу написать о том, что, даже ожидая осень, — мы можем хранить в сердце весну.
Отец Алессандро Валиньяно, глава миссии ордена иезуитов в Нагасаки, оглядел стоящего перед ним самурая с двумя мечами и вздохнул: «Масато-сан, я понимаю, что у вас родился сын, и что вы хотите его окрестить. Это все правильно и прекрасно, но уж больно вы далеко, на северо-востоке, я даже и не знаю, кто к вам поедет».
— Святой отец, — терпеливо, на неплохом испанском языке ответил мужчина, — у меня лодка.
Мой старший сын, Дайчи-сан, отлично управляется с парусом. Ветер хороший, через три-четыре дня мы уже будем в Сендае. И потом, — мужчина улыбнулся, — наш даймё, как и ваш, здешний, интересуется христианством, а из меня, — он развел руками, — богослов никакой.
— Вы не японец, — коротко заметил иезуит, рассматривая белокурые, чуть отливающие золотом волосы мужчины. Голубые глаза усмехнулись и самурай ответил: «Уильям Адамс, в общем, тоже, а он — советник его светлости Токугавы».
— Да, — отец Алессандро покрутил пальцами и взглянул на оживленную гавань у подножия холма, где стояло здание миссии.
— Токугава, — подумал священник, — вот придет он к власти через год, и что тогда? Это сейчас местный дайме, как крестился, так отдал нашему ордену монополию на торговлю из Нагасаки, а что потом будет? Придут голландцы, придут англичане, — Адамс же нашептывает в ухо Токугаве, что надо изгнать католиков из Японии, — и, прощай, прибыль. Вон уже, говорят этот Виллем де ла Марк опять сюда собрался, а Токугава его привечает.
Его святейшество будет доволен, если у ордена появится еще один порт под контролем — пусть и далеко, — все станет легче.
— Вам же нужен священник, который говорит по-японски, — отец Алессандро подумал и спросил у монаха: «А что отец Джованни? В семинарии, со студентами занимается?»
— Да, — прошелестел тот, — позвать его?
— Давайте, — приговорил иезуит. «И отца Франсуа тоже, ну, тот в церкви наверняка, найдете его там».
— Спасибо, — улыбнулся Масато-сан. «Все же исповедоваться хочется, у меня и жена христианка, и дочь, очень давно мы в церкви не были. Конечно, тут, у вас, на юге, легче, — он пожал плечами.
