На острие меча - Вадим Николаевич Поситко
– Да у вас, дружище, любовь с первого взгляда, – донесся до него насмешливый голос Мания, так же, как и он, зачарованно смотревшего на жеребца.
– Похоже на то, – отшутился Лукан.
Конь как будто понял их, вытянул верхнюю губу и тихонько заржал.
– Какая это порода? – поинтересовался у Акрисия Марциал.
– О-о-о! – Грек многозначительно поднял указательный палец. – Я уже говорил… господам, что это довольно редкая порода. Ее называют далматская – от местности, где она выведена.
– В Далмации, что ли? – уточнил Лукан.
– Да-да! В Далматии, – коверкая окончание, повторил Акрисий и с важностью добавил: – Эти лошади отличаются послушанием и храбростью. Не правда ли, редкое сочетание качеств, особенно если речь идет о боевых конях? А далматские именно таковы! И потом… – Он почтительно, глядя преимущественно на Марциала, склонил голову. – Разве стал бы я, скромный торговец, предлагать таким уважаемым людям, таким знатокам военного дела что-то, не заслуживающее их внимания, не достойное их.
Жеребец приблизился к решетке вплотную, и Лукан ощутил на плече и шее его теплое дыхание.
– Видимо, сами боги нашептали мне попридержать Аякса, – продолжал распинаться хозяин конюшни, – не торопиться с его продажей. Да мне и теперь будет тяжело расстаться с ним. Так прикипел!
Марциал раздраженно вскинул руку.
– Стоп, Акрисий! Стоп! Твою лошадь еще никто не покупает. Так что не нужно раньше времени лить слезы и уж тем более впутывать сюда богов.
– Как буде угодно господину, – смиренно закивал грек.
– Сколько хочешь за него? – прямо спросил его Лукан.
В глазах Акрисия вновь вспыхнул почти угасший торгашеский огонек. Он пожевал полными губами и, растянув их в скромной улыбке, сообщил:
– Пять сотен денариев, господин. – Вздохнул и прибавил: – Это вполне справедливая цена за такого замечательного коня.
– Конь на самом деле замечательный. Но пять сотен! – Марциал возмущенно вскинул брови. – Не многовато ли, лисья ты душа?
– Пусть Зевс поразит меня молнией! – замахал руками Акрисий. – Отдаю почти даром. Почти без навара. Только из уважения к господам офицерам.
– Четыреста денариев, – назвал свою цену Лукан.
– Ладно, исключительно в знак нашей будущей дружбы, четыреста и еще девяносто, – не сдавался грек.
Но и Лукан не собирался отступать просто так.
– Четыреста пятьдесят, Акрисий. И побойся гнева богов.
– Ты режешь без кинжала! О, Гермес, взгляни на мое падение!.. Четыреста восемьдесят.
– Уступи еще. Обещаю, что окажу и тебе услугу.
Лицо торговца на какое-то мгновение застыло. На нем отчетливо отражалась напряженная игра мысли. Наконец он прокашлялся, провел ладошкой по голому черепу и, достаточно умело изобразив свою полную капитуляцию, заявил:
– Так и быть, четыреста семьдесят. Но это – последняя цена!
– И это ты называешь, уступил?
– Да куда ж дальше-то? Ведь не мула продаю, а редкой породы жеребца. Да он на всю Мёзию такой один!
– Ты уже говори, что на всю Фракию, – не удержался от поддевки Марциал, – да и на Грецию с Македонией тоже.
– Все может быть, – прищурившись, парировал его выпад грек. – Утверждать не берусь. Но в Мёзии далматов больше нет. За это я ручаюсь.
– И цену больше не опустишь?
– Меня же засмеют! И так отдаю чуть ли не по цене раба!
– Но все ж таки выше…
– В довесок дам его сбрую. Между прочим, особой работы.
– Хорошо, – соглашаясь, кивнул Лукан, – пусть будет четыреста семьдесят. И сбрую не забудь.
Акрисий напустил на себя важный вид, развел руками.
– Как можно забыть? Я никогда ничего не забываю. Особенно, если пообещал!
– Вот тут я с тобой спорить не буду, – сказал Марциал. – Иначе мы не стояли бы здесь, а уже давно присматривали коня в другом месте.
– За что я вам премного благодарен. Да и нигде больше вы не найдете таких резвых и ладных лошадок, как у меня.
– Твоя порядочность во время сделок, Акрисий, известна на все Томы. Но ты грек, и торгашество у тебя в крови. В чем тут подвох? Я, например, до сих пор не могу понять.
Акрисий сузил глаза так, что они превратились в узкие щели, по-хозяйски закинул за спину руки.
– Да ни в чем! Свой навар с каждой сделки я получу в любом случае. А честная игра при этом идет моему делу только на пользу.
– Я, по правде говоря, мало что понял, ну да ладно, – махнул рукой Марциал и повернулся к товарищу. – Тогда составим договор и покончим с этим? Если честно, мне уже не терпится пропустить чашу-другую.
– Согласен. – Лукану и самому порядком надоело топтаться в конюшне, раздражал и хозяин, голова которого, особенно глаза, напоминали жабу; хотелось быстрее закончить с формальностями и стать наконец обладателем красавца-коня; окропить же вином его приобретение – дело святое. – Где у тебя можно составить документ? – обратился он к греку и, просунув руку сквозь решетку, погладил Аякса по теплой шее.
Жеребец негромко фыркнул и сам потянулся к нему.
Соглашение скрепили здесь же, в небольшой комнате, служившей хозяину чем-то вроде конторы. Согласно ему продающая сторона получала плату за товар по его доставке. Напоследок Марциал дружески хлопнул Акрисия по плечу.
– Коня пусть приведут завтра утром. И не затягивай!
– Как будет угодно, господам офицерам. – Грек как раз убирал на полку вощаную дощечку с договором; выглядел он весьма довольным. – Утром!
* * *
Таверна называлась «Кентавр», о чем свидетельствовала красочная вывеска над входом с тщательно выведенным изображением получеловека-полуконя. Располагалась она рядом с портом, где и положено быть подобному заведению в приличном городке. К облюбовавшим ее римлянам относились здесь если и не с радушием, то с приветливой терпимостью; и хозяин, выбравшись из-за прилавка, сам проводил гостей к отдельному столику и принял заказ. На правах угощающего, Лукан попросил принести два кувшина хиосского вина, а к нему – жаркое из диких кроликов, которых в окрестностях водилось великое множество, сыр, оливки и лепешки с
