Личный тать Его Величества - Николай Александрович Стародымов
Лично знакомый с Курбским, теперь думал Головин о том, что и сам мог бы укрыться за границей… Нынче времена не грозного Иоанна, родне его ничего не грозило бы…
Только приняли б в Литве его, Петра Головина, настолько же сердечно?.. Да и стал бы он столь же ревностно служить великому князю литовскому против Отечества, как Курбской?.. А если бы стал, то что бы за это имел?.. А если б отказался, то чем бы ему это грозило?..
Бежать в иную державу можно только если имеешь возможность ворогу принести пользу, а родной земле вред – тогда тебя и приветят. Кому, как не казначею, это понимать!.. А что мог принести Литве он, Пётр Головин?.. Казну царёву?.. Да как же её вывезти?.. Для перевозки пятисот рублёв серебром требуется целый воз. И кто позволит этому возу до границы добраться?..
И так, и этак ворочал тяжкие мысли Головин…
Хотя и понимал: сейчас думай – не думай, а только былого не воротишь! Вовремя не сбежал – теперь уже поздно о том рассуждать.
С Годуновым следовало сдружиться – вот это правда! Но и тут теперь уж поздно рассуждать, не возвернёшь…
Разговор поручика с узником
Кто соблюдает весь Закон и согрешит в одном чём-нибудь, тот становится виновным во всём.
Иак.2,10
На одном из перегонов Воейков, отправив вперёд гонца, подсел в возок к узнику. Тот угрюмо покосился, но ничего не сказал.
– Напрасно дуешься, Петька, – холодно заметил Меньшой. – Я государев приказ выполняю…
– Не государев, а борискин…
– Государев или борискин… Какая для меня разница?.. Да и для тебя тоже… Главное – указ.
На это Головин промолчал.
А Воейков продолжил:
– Тебе б приказали, и ты так же сопровождал бы меня… Мы – люди подневольные…
– Ну уж мне-то людей в ссылку везти не приказали бы, – язвительно огрызнулся Головин.
– У каждого – своя служба, – не стал спорить пристав. – Кто-то татей сопровождает, а кто-то из казны это монеты отпускает, – со значением добавил. – Главное – кто как службу исполняет.
Головин, похоже, хотел что-то ответить резкое, однако только поёрзал, и промолчал.
– Воровать ведь тебе тоже не приказывали, – рассудительно добавил Воейков – он явно не желал поддаваться на провокационный тон собеседника. – Не был бы таким жадным, и не оказался б здесь…
– В ссылку отправляются не жадные, а неугодные, – тоже сбавляя тон, не согласился бывший казначей. – Был надобщиком Ивану Васильевичу – в Кремле сидел, стал ненужным Бориске – с тобой вот колоколить приходится…
– Может, и так, – покладисто кивнул пристав. Вспомнив свои недавние размышления за баклагой пива, добавил: – Всего-то и требуется: определить, кому правильнее оказаться нужным…
– Не плети нисенитницу, – и понимал Головин, что лучше бы не злить охранника, а только опять не удержался. – Не ты определяешь, надобен ты кому или нет, а как раз тот, от кого твоя судьба зависит. Сегодня ты нужен, чтобы меня караулить, тебя и приласкали. Завтра станешь невручным – и тебя куда-то повезут… Хотя нет: на то, чтобы тебя в неволю сопровождать, никто не станет тратиться – слишком мелкая вошь; отправят в какое Верхотурье, самоедов гонять…
Надо ж, как в жизни случается!.. Просто так сказал Головин – а оказалось, что в точку!..
Только не знаем мы будущее. Потому никто на оговорку в тот миг внимания не обратил.
– И тут, может, твоя правда, – опять согласился Воейков, демонстративно не обращая внимания на издёвку собеседника. – Только видишь, какая закавыка… То, как и чему случиться завтра, нам никому знать не дано – то Господь рассудит. А мы видим, как оно есть сейчас.
Головин промолчал. То ли перебарывая своё раздражение, то ли признав правоту собеседника.
– Ты чего от меня хотел-то? – спросил он, наконец. – Или просто так языком почесать?..
Воейков жёстко ухмыльнулся:
– А я похож на дадона, который любит попусту языком чесать?.. Нет, Петя, когда я приказ сполняю, всё больше молчком… Да и запрещено нам без необходимости на то с тобой варакушить – сам о том знаешь… У меня к тебе и самом деле некоторый разговор имеется.
– Ну так слушаю…
Воейков заговорил не сразу.
Он смотрел в маленькое окошечко, сквозь неровный размыв которого виднелась нетронутая за обочиной санной дороги снежная целина. Неподалёку тёмной стеной тянулся густой, кажущийся отсюда непроходимым зимний лес – с облетевшей листвой и густой хвоей со снежными сугробиками на лапах. Низкое, заходящее за спиной солнце отбрасывало от деревьев острые синие тени, которые словно указывали направление, в котором двигаться повозкам.
– Мне тут рассказывали, Петя, что у латинян есть такой орден торговый, – заговорил в задумчивости Воейков. – Или не орден, а товарищество такое по всему латинскому миру… Что если есть где отдел этого товарищества, человек там отдаёт на хранение свои деньги, а в другую страну приезжает, и ему там такие же деньги отдают, только уже местной монетой… Ты вот казначей… Ну… Был казначеем, должен знать… Так правда это?..
Озадаченный вопросом, Головин ответил не сразу.
– Не совсем так… – наконец, заговорил он. – Но примерно. А с чего это ты интересуешься?..
– А вот если бы ты, скажем, захотел такое сделать… – продолжая глядеть в окошко, допытывался Воейков. – Чтобы в Москве, скажем, иноземному купцу серебро отдать, а где-то у басурман тебе чтобы вернули… Смог бы?
– Нет. Та система, о которой ты говоришь, действует по территории Священной Римской империи, да и то не везде… Такое возможно только в государствах, где серебро беспрепятственно ходит через границы, свободно обменивается… А у нас в царстве вывоз серебра за границу настрого запрещён, за это и казнить могут… Ни один иностранец не отважится везти от нас незаконно монеты… Так, кошелёчек ещё, быть может, в подскоре укроет, но не боле – побоится… Да и потом, как ни крути, а товар везти всё же выгоднее…
– Хорошо, – чувствовалось, что Воейков вопросы задаёт не просто так, с умыслом. – А если ты ссудишь кому-то серебро, этот купец вывезет товар, а там тебе выручку отдаст… Это возможно?
По-прежнему не понимая, куда клонится беседа, Головин тем не менее считал нужным отвечать.
– Возможно… Всё возможно… Только и тут могут возникнуть препоны. Иноземный купец въезжает в царство и заявляет, сколько он везёт товара или серебра. И о том соответствующая запись делается. А как уезжает – тоже заявляет. Оно, конечно, можно что-то утаить, и утаивают, не без того. Но если
