Валентин Рыбин - Море согласия
— Так чего же Булат-хану от меня надо?
— Ай, туда-сюда... Одну гупбу, две серьги, ожерелье,— стыдливо ответил Кеймир, будто эти девичьи украшения были нужны ему лично.
— Вот как! — Аллакули-уста удивленно вскинул брови. — Значит, дочь надумал отдать Булат-хан? А за кого — не знаешь?
— Не знаю,— трудно выдавил из себя Кеймир. Неприятны ему были эти вопросы: они мигом породили в сердце смутную тревогу...
Аллакули-уста поднялся с ковра, открыл большой кованный медными пластинками сундук и достал сразу три девичьих гупбы. Они были одинаковой формы, но при свете нефтакыловой свечи сияли по-разному: нежным рубиновым, бледно-зеленым и ярко-голубым цветами. Затем оттуда же уста извлек серьги и несколько ожерелий. Все эти украшения Аллакули-уста положил на ковер перед юношей. Пока тот перебирал их и тщательно разглядывал, хозяин пояснил:
— Вот эта гупба (Гупба — украшение женского головного убора) нефритом отделана... Нелегко было достать этот дорогостоящий камень... А эта — хивинской бирюзой,— тоже драгоценный материал... А это кайсакский огненный опал, — показал уста на кроваво-красные крапины в третьей гупбе. Затем продолжал: — Бусы, серьги и ожерелья тоже непростые. Есть аметистовые, есть малахитовые из страны урусов, лазуритовые, из топаза вот...
Кеймир-батрак осмотрел все внимательно, сказал растерянно:
— Уста-ага, я не знаю, что моей Тувак больше всего нравится, помоги мне выбрать.
— Э, парень! — Аллакули даже подскочил. — Оказывается, ты сам дочь Булат-хана сватаешь?!
— Кто тебе сказал, уста-ага?— испуганно спросил Кеймир.
— Да ты сейчас сказал!
— Я ничего такого не говорил, уста-ага!— Кеймир-батрак угрожающе встал.
— Возможно я ослышался, Кеймир-джан,— заискивающе залепетал старик— Иногда бывает со мной такое... Вот, ты возьми для дочери Булат-хана эти вещицы.— И Уста-ага проворно завернул в тряпицу гупбу бирюзовой отделки, бусы, ожерелья и серьги. Кеймир сунул сверток за пазуху, расплатился и быстро пошел со двора...
Луна уже поднялась над горами, за которыми лежала страна гокленов. Ночь была настолько светлой, что виднелась караванная дорога и берега Гургена. Кеймир постоял, подумал и зашагал напрямик к устью реки, к серым высоким стенам рабата (Рабат — постоялый двор). Он решил, что идти на киржим и ложиться спать еще рано, можно проглотить соринку опиума в чайхане и послушать, о чем толкуют люди. Все равно, не успеешь приехать да отчитаться перед Булат-ханом, как начнет выспрашивать новости. А что скажешь нового, если хан спросит, как настроены кумыштепинцы после встречи с русскими? Пока что Кеймир не знал, что и думать об этом. Видел только — Кият вместе с белотелыми над солдатами потешается.
Кеймир пересек равнину между юртами и рекой, ступил в огромный двор, где стояли и лежали лошади, верблюды, ослы. Пригнувшись, он нырнул в большую высокую чайную, сплошь заставленную тахтами, на которых восседало множество народу. Торговцы, свои и приезжие, ели и пили, тянули кальян: пахло пряностями и едким пахучим дымом. Бахши — полнотелый парень с черной бородой— изо всех сил вытягивал мелодию, и люди покачивались на паласах в такт песне. Кеймир постоял на пороге, отыскивая взглядом местечко, где ему присесть. Внезапно до него донесся знакомый голос. Кеймир повернулся и увидел в самом углу на тахте Назар-Мергена н персиянина Мир-Садыка. Около них сидели еще люди— не кумыштепинцы, и челекенец сразу догадался: эти приехали с Мир-Садыком.
Кеймир пробился сквозь толпу к тахте, где сидел Назар-Мерген, поздоровался со всеми. Ему дали место и сразу протянули чилим. Он глубоко затянулся, вдохнул дым, еще раз затянулся и вернул курительный прибор. В голове парня приятно закружилось, в уголках губ засочилась сладкая тягучая слюна, а веки сразу отяжелели. Кеймир подтянул подушку и подложил ее под локоть.
— Тихо ли на дворе, батрак?— зачем-то спросил Назар-Мерген.
— Ай, опять с моря дует, — кисло отозвался Кеймир.— Придется ночевать на берегу. Утром поплывем дальше.
— Как приплывешь на свой Челекен, скажи Булату, что Кият с русскими из одного казана свиней жрет!
Кеймир засмеялся, соображая, что Назар-Мерген неспроста здесь сидит. И этот персиянин не зря с людьми приехал...
— Так, говоришь, с моря дует?— проговорил Назар-Мерген и заключил: — Хорошо бы, если б поднялась буря!
— Зачем тебе буря, Назар-Мерген?— удивился Кеймир.
Назар-Мерген поглядел на Мир-Садыка, сказал утешающе:
— Не бойтесь, Садык-джан, это наш человек. Правда, не так уж ловок да силен, как ваш Черный Джейран, но ничего. — И Назар-Мерген моргнул персиянину, давая понять, что специально подзадоривает челекенца.
— Кто такой Черный Джейран?— с усмешкой спросил Кеймир, задетый за живое.
— А вот он, кивнул подбородком на амбала Назар-Мерген. — Говорят, сильнее его — человека на всем Астрабадском берегу нет.
Черный Джейран, польщенный похвалой, радостно засмеялся, обнажив крупные зубы. Кеймир пристально стал разглядывать его, примериваясь к рукам, шее, ко всей дикой внешности амбала. Наконец, сказал:
— Если он желает, я буду бороться с ним. Я погну ему ребра...
Черный Джейран опять раскатисто засмеялся. Кеймир стиснул челюсти, протянул руку и ощупал руку амбала. Затем, не спеша, поднялся.
— Пойдем, будем бороться! — Сядь, батрак,— спокойно сказал Назар-Мерген и опять моргнул Мир-Садыку, который, глядя на челекенца, вытирал подкладкой шапки вспотевшую бритую голову.— Сядь, сядь, батрак,— повторил гургенец и наставительно сказал.— Силу борьбой проверяют днем. А ночью ее проверяют по-другому.
— По-другому? Как по-другому? — заинтересовался Кеймир и предложил:— Давай проверим по-другому...
Назар-Мерген вынул кальян изо рта сидящего рядом с ним джигита и воткнул в рот Кеймиру. Тот опять затянулся дважды и вернул кальян.
— Давай выйдем, батрак... И ты тоже пойдем,— позвал Назар-Мерген Черного Джейрана.
Втроем они вышли во двор рабата. Ветер усилился. По двору гуляла песчаная поземка. Назар-Мерген посмотрел на небо, сказал тихонько:
— Вместе поедете. Черный Джейран знает, что делать. Хотели его с другим человеком послать, но когда я увидел тебя, вспомнил: мне Булат-хан рассказывал, будто ты семь фарсахов без отдыха проплыл и не утонул...
— Да, было такое,— согласился Кеймир.
— Вот и хорошо,— отозвался Назар-Мерген.— Иди с ним, он скажет, что делать... Идите поскорее, ветер кстати поднялся. Сделаешь дело— получишь от Мир-Садыка столько, сколько нужно тебе на всю жизнь, не сделаешь— считай, что разговора у нас не было и мы не знаем друг друга...
— Ладно, яшули, не тяни за душу,— довольно сказал и гоготнул Кеймир, чувствуя, как все у него внутри загорается разбойничьим азартом. Он дернул за рукав Черного Джейрана и они быстро удалились со двора.
Пригнувшись, шли каменистым берегом Гургена. По ту сторону реки чернели отроги Астрабадских гор, будто следили за этими двумя парнями. Они спустились к бушующему морю, пошли вдоль берега, отыскивая в темноте кулазы. Впереди, в серебряном свете луны, вырисовывались силуэты раскачивающихся на волнах киржимов. Около них на берегу горели костры. Это торговцы остановились на ночлег, ждали, когда успокоится Каспий, чтобы двинуться дальше, в свои края. Оттуда, от костров, доносились звуки дутара и песня. Пел Курбан— один из двух друзей Кейми-ра: он его сразу узнал по голосу.
Черный Джейран шел первым. Скоро он наткнулся на привязанные к большому железному колу кулазы. Тотчас отвязали два и сели в них. Кеймир спросил, куда грести. Черный Джейран указал шестом в открытое море. И два утлых суденышка, взлетая на волнах, как поплавки, двинулись в пасть ревущему морю.
Кеймир поставил лодчонку как надо и только тут смекнул, что плывут они к русским кораблям. А зачем? На это бы он не ответил, если б даже пытали каленым железом. Сам пока не знал. Однако неизвестность вовсе не тревожи- . ла его. Железная логика батрака: «раз Черный Джейран не боится— чего же мне бояться?», напротив, придавала бодрости и уверенности в предстоящем. Он не знал, что будет дальше в море, но предполагал. Скорее всего придется стащить с борта русского моряка. Это излюбленный прием персиян: они всегда таскают у других людей, а потом назначают выкуп. «Только как же его стащишь, если там их много и они не спят? Неужели Черный Джейран и на такое способен! А может, сам-то в лодке останется, а мне скажет: плыви и утащи одного капыра. Может, поэтому и спокоен Черный Джейран — ему же не подставлять голову под ружье русских! Вот и Назар-Мерген вспомнил обо мне, потому что я семь фарсахов от Огурджинского острова до острова Челекена на спине да животе проплыл, когда киржим из бухты ветром унесло и оставался один выбор: или умереть голодной смертью, или плыть к людям...»
