Валентин Рыбин - Море согласия
— Вспомни, Кият-ага, как обманули тебя урусы в прошлой войне! — повышенным тоном говорил Гурген-хан. Они нас заставили разворошить гнездо персиян, а сами с ними заключили мир. Из-за них персы поставили иомудов на колени.
— Не всех поставили на колени, — еще грознее возразил Кият. — По себе не суди обо всех, Гурген-хан. Иомуды Атрека никогда не встанут на колени перед каджарами!— И словно в доказательство сказанному, он поднялся с ковра — высокий, худой, с большим крючковатым носом и прищуренными глазами. На нем был новый малиновый в бедую полоску халат, желтые на высоких каблуках сапоги. Подпоясан был Кият бордовым кушаком. Тотчас за ним поднялся Махтум-Кули-хан: йигит, точно в такой же одежде, но чуть поменьше ростом, и борода — не седая, а черная, и глаза большие, насмешливые. Взгляд его будто говорил: «Ну. скажи, скажи еще что-нибудь, Гурген-хан! Ты у меня договоришься!»
Гурген-хан встретился с его взглядом и отвел глаза в сторону. Заговорил Мирза-хан:
— Яшули, я думаю — не стоит ворошить старое. Сейчас живется нам хорошо и спокойно. Не надо только еще раз накликать беду на свою голову.
— Да, вы живете хорошо... — Кият злобно улыбнулся и слез с тахты. — Но тогда и говорите только за себя, а не за всех. Не говорите за дайхан, кто последние крохи вытряхивает в хурджун персиян! Не говорите за отцов, чьих дочерей забирают в шахский гарем, а сыновей — в войско шаха. — Кият поправил кушак, кивнул, указывая на дверь Махтум-Кули-хану, и опять смерил с ног до головы гургенцев. — Вы-то не чувствуете на своих плечах шахского гнета, а другие спины разогнуть не могут. — Кият с каждым новым словом говорил все злее. — Вы каждый месяц получаете от Мехти-Кули-хана пешкеш за то, что охраняете берега залива от разбойников. А кто эти разбойники? Скажи, Гурген-хан, кто эти разбойники? Молчишь... Молчишь, потому что защищаешь персиян от своих же иомудов-бедняков! Ты предаешь свой народ, Гурген-хан!
Неосторожный гургенский хан схватился за нож и тут же втолкнул его в ножны: увидел, как четверо или пятеро йигитов Кията прицелились в него из ружей. Кият усмехнулся, сказал:
— Дойдет и до ножей, успеешь хан... Всему свое время! — С этими словами он широким шагом покинул двор, и возле изгороди сел на коня. Следом за ним вышли Махтум-Кули-хан и другие йигиты.
— Э-хей, йигитлер! Э-хей! — крикнул Махтум-Кули-хан и поскакал вслед за Киятом со двора. Тотчас со всех сторон базара кинулись к лошадям люди Кията. Они догнали своего старшину на каменистой дороге и поехали вместе в Кумыш-Тепе...
Давно произошла размолвка у Кията с гургенцами. С тех самых пор, как на престол в Персии сел Фетх-Али-шах и повелел туркменам платить дань и поставлять джигитов в шахское войско. Гургенский старшина Кият дал тогда отпор шаху, объявив туркмен-иомудов народом независимым. Драчливый старшина поплатился своей семьей. Самому с трудом удалось бежать из родных мест. Он добрался до Астрахани и там прижился у русских купцов Герасимовых. Многое увидел и узнал Кият в волжском городе. Там же научился говорить по-русски, полюбил этот незлобливый, покладистый народ. В Астрахани Кият подружился с мангышлакским ханом Пиргали-Султаном, принявшим в 1801 году вместе со своим племенем русское подданство. Позднее, когда началась русско-персидская кампания, и астраханский губернатор сказал Пиргали-Султану — поднимать кочевников каспийского побережья против персов, Кият вызвался помочь русским (7). Вместе с муфтием Мамед-Джан-Гусейном он приехал тайком в Гасан-Кули и организовал туркменское войско. Тотчас к иомудам присоединились гоклены, а позднее, из предгорий Аркача привел конных джигитов Султан-хан Джадукяр, недавно вернувшийся из Мекки со своим знатным другом Сеид-Мухаммед-Юсуп-ханом. Об этом человеке — о его уме и ловкости рассказывали чудеса. И внешности он был такой, что перед ним все приходили в трепет. Общее объединенное войско избрало его своим ханом. Сеид-Мухаммед-Юсуп-хан поклялся перед всеми отомстить Фетх-Али-шаху за слезы, принесенные туркменам и за оскорбления, какие, якобы, он услышал от царя царей в Тегеране, по пути из святой Мекки...
На западном побережье Каспия гремели пушки и звенели сабли. Одно за другим падали персидские ханства: Ширванское, Талышское, Шекинское, Гянджинское... Шахские вельможи — правители ханств — вручали русским генералам ключи от Гянджи, Дербента, Баку. А в это время грозное туркменское войско, помогая русским, разгуливало по южному берегу Каспия.
Сломленная персидская держава запросила у русских мира. В октябре 1813 года в местечке Гулистан состоялись переговоры, и Персия отказалась от притязаний на бывшие свои владения по западному берегу Каспия...
Тогда-то, зная, что Фетх-Али-шах, заключив с русскими мирный договор, бросит свои полки на туркмен, Сеид-Мухаммед-Юсуп-хан отправил трех своих делегатов — Кията, Гусейн-хана и Ходжа-Калиджа за помощью к главнокомандующему кавказской армией Ртищеву. Генерал обошелся с туркменскими делегатами, внешне, душевно и вежливо. Наградил их подарками и сказал: «Если персы не примут наших, условий, дам вам пушки. Если же согласятся на все пункты договора, то Россия вступит с персами в дружественные отношения, и помочь туркменам ничем не сможет...» Фетх-Али-шах целиком принял невыгодные для него условия. Туркменские послы уехали на свой берег ни с чем (8).
Кият едва успел достичь своей родины, как услышал, что персы многочисленным войском напали на туркменский лагерь: Сеид-Мухаммед-Юсуп-хан погиб в бою, войском командует Султан-хан Джадукяр, но его мало кто слушает. В войске начался разброд. Текинцы подались на Аркач, гокленьг преклонились перед знаменем шаха, а гургенские ханы, боясь за свои головы, отдали в Тегеран аманатов — заложников — и поклялись верой и правдой служить Фетх-Али-шаху. Астрабадский хаким Мехти-Кули-хан сказал ханам Гургена: «Будете охранять берега Астрабадского зали-ва и за верную службу получать ежегодно двадцать тысяч харваров (Харвар— мера веса, равная 296,6 кг, т. е. немного больше 18 пудов) риса». Гургенцы согласились и тут же обвинили Кията, что он виновник того, что мусульмане воюют с мусульманами и проливается невинная кровь. Было объявлено народу — тот, кто живым или мертвым доставит Кията шаху или его астрабадскому наместнику — тот будет щедро награжден и пожалован высокой шахской милостью...
Обо всем этом Кият узнал, ступив на родную землю. «Ну, что ж, ровесники, — сказал он Ходжа Калиджу и Гусейн-хану, — если боитесь персиян, идите к ним. Если верите в вольную Туркмению, оставайтесь со мной». Оба хана поддержали его. Через несколько дней Кият поднял с места одиннадцать тысяч кибиток и увел их на север — на Атрек, к Балханскому заливу и Красной косе. Сам после долгих переходов с одного места на другое, спасаясь от персиян, наконец поселился в Гасан-Кули и окружил себя крепкой дружиной джигитов, которой командовал молодой бесстрашный Махтум-Кули-хан...
К вечеру, когда солнце уже падало в море, всадники миновали брод через реку Гурген и выскочили на необозримую равнину. Вдали в два ряда стояли кибитки и возле самого моря возвышался древний курган — Кумыш-Тепе. Именем этогобугра было названо кочевье.
На равнине, усыпанной клубками зеленой колючки, Кият пришпорил коня. Джигиты обогнули Серебряный Бугор и выскочили к морю. Сразу увидели — в полуфарсахе (Фарсах — 7 км) от берега, за отмелью виднелись два больших корабля с убранными парусами. На берегу, где стояло в ряд десятка три киржимов и множество малых лодок, толпился народ. Все сельчане от мала до старого собрались взглянуть на людей ак-падишаха. В море смотрели молча, напряженно. Кият слез с коня, растолкал толпу и подошел к воде.
К берегу, прыгая с волны на волну; приближалась шлюпка. В ней сидели шесть матросов и человек в кавказской одежде. Когда шлюпка совсем приблизилась, Кият увидел, как гургенские йигиты стали вставлять в луки стрелы.
— Эй вы, уберите луки! — недовольно крикнул Кият, словно устыдился за своих соотечественников. — Где это видано, чтобы гостей так встречали?
Парни повиновались. Напряжение толпы ослабло. Послышались разговоры и смешки. Приземистый, длиннорукий Союн-Мерген, лучший лучник, сел на носу киржима, свесил ноги и шутливо прокричал:
— Хей, Кият-ага, может урусы и вправду неуязвимы? Давай испытаем силу наших луков. Если моя стрела не сразит одного русского в лодке — быть мне его рабом! Если сразит, то перебьем всех остальных!
Толпа засмеялась. Кият с презрением посмотрел на «шутника». Союн-Мерген был не таким уж безобидным. Кият знал, что при встрече с персами, он заискивает лисицей. Знал, что персиянин Мир-Садык часто останавливается в его кибитке. Никто не ведал, что делалось у него при закрытых дверях. Только видно было, как богател у всех на глазах Союн-Мерген. Полнилась его отара овцами, прибавлялись в стаде верблюды. И одежду Союн-Мерген носил крепкую, завидную. Когда спрашивали у него, где купил, он посмеивался. Шутками отделывался, пряча истинные мысли. И сейчас, не получив поддержки Кията, Союн-Мерген угодливо захихикал, натянул стрелу и выпустил ее в кричащих над отмелью чаек. Одна из птиц неловко взмахнула крыльями и камнем упала в волны. Прокатился гул одобрения.
