Валентин Рыбин - Море согласия
Кеймир коснулся рукой корабля. Ладонь скользнула по обшивке. Вновь он нырнул, и руки его нащупали толстую пеньковую веревку, протянувшуюся от якоря вверх.
Кеймир высунулся до подбородка, задышал порывисто: «Вон чего придумал вшивый перс! Захотел чужими руками рай захватить для себя! Корабль сядет на мель, без якоря разобьется— туркмены будут виноваты, а персы от смеха рты себе порвут, когда русские жечь нас придут! Тогда и наджары поднимутся, помогут русским! — Батрака охватила внезапная злоба. — Нет собака, Мир-Садык, — ты меня не обманешь... Не удастся тебе столкнуть Кията с русскими...»
Кеймир взял нож в руку, выплюнул соленую слюну, скопившуюся во рту от прикосновения языка и губ к лезвию, посмотрел вверх. На борту корвета царила гнетущая тишина... Время от времени, когда часовой подходил к борту корабля, слышалось шарканье сапог. Затем донесся голос: «Будь внимательней... Они, ядри их корень, только и норовят пакость сделать...» Кеймир из сказанного ничего не понял, но на всякий случай спрятал голову в воду. И вновь вынырнул... Ощупал крупными узловатыми пальцами веревку и окончательно понял — не поднимется рука на такое...
Кеймир разжал пальцы,— нож исчез в морской пучине. И уже не раздумывая, батрак окунулся с головой, оттолкнулся от кормы ногами и стремительно поплыл под водой в сторону берега.
Он легко осилил сто саженей. Дальше — почувствовал, как неприятно холодеет его тело и цепенеют пальцы ног. Кеймир плыл и все искал взглядом кулазы. Наконец увидел один, поднырнул и взобрался в лодчонку. Он взял шест и быстро стал грести, не теряя надежды догнать Черного Джейрана.
Кеймир спешил до тех пор, пока кулаз ткнулся носом в песок. Быстро выскочив, в одних нижних штанах, он двинулся по берегу к устью Гургена. Ага! Вот и кулаз Черного Джейрана. Сунулся в него — ни одежды, ни пояса с деньгами, ни свертка с украшениями... «Заяц поганый!»— выругался про себя Кеймир, пока еще не думая ни о чем другом, худшем. Он постоял и быстро побежал к своему киржиму.
Двое друзей его спали. Оставшийся за сторожа Курбан, дремал. Он увидел и сразу узнал Кеймира, но не мог понять, почему батрак без одежды. А Кеймиру рассказывать некогда. Набросил на себя чей-то халат и бегом к рабату. Сунулся — дверь на запоре. Посмотрел в щелку, люди, видать, спят, дыхание слышно. Постучал. Открыл хозяин, залопотал испуганно; чего батраку надо. Челекенец стал расспрашивать о Черном Джейране — не был ли. О Мир-Садыке спросил, и о Назар-Мергене. Чайчи ответил: «Тут такое было — не дай бог!» Кеймир от злобы зубами заскрипел, понял — присвоил Черный Джейран и деньги, и драгоценности, и с одеждой ветхой не расстался. А чайчи знает, что дальше делать, сказал батраку, как разыскать Мергена. Тот кинулся к Серебряному Бугру.
Бежит, дышит тяжело. Одними ноздрями дышит,— губы его плотно сжаты, а желваки на челюстях так и ходят. Не приведи аллах, если попадется сейчас под руку Черный Джейран — удавит его Кеймир, как трехдневного ягненка. Бежит разъяренный инер (Инер — порода верблюда, отличающегося строптивостью), не попадайся никто под ноги: собьет и затопчет.
Время уже далеко за полночь — весь Кумыш-Тепе на покое. Даже собаки и те прикорнули, и вдруг грозный голос Кеймира:
— Эй, Назар-Мерген! А ну выходи сюда! Рано спать лег ты, шакал кровожадный! Выходи, говорю!
А вот и люди, кто с чем, а больше с ножами да с саблями — на Кеймира наступают. Того и смотри проткнут насквозь челекенца, а у него и отмахнуться нечем. Кто-то узнал его, кричит, чтобы не трогали, разобраться надо, что к чему. Кеймир кричит, объясняет, что его обманул Назар-Мерген, к нему Кеймир и пришел. Откуда ни возьмись— зять Кията появился. Кеймир-батрак знаком с ним, обращается к нему, правды, заступничества ищет. А тот сам не свой:
— Слушай, эй ты, верзила безмозглый!— внушительно говорит Аман-Назар. — Если тебе нужен Назар-Мерген, то зачем же ты среди ночи в мою кибитку лезешь?
— Как так, в твою?
— А так, верзила ты этакий! Всех гостей моих перебудил! Самого Кията потревожил! Ну погоди, это тебе так не пройдет!
У Серебряного Бугра казаки зашевелились, заговорили... А вот уже сам Кият-ага, а с ним офицеры русские и человек десять солдат идут. Кеймир перепугался не на шутку. И не оттого, что побьют-исколотят, а от стыда перед Кия-том страх взял...
— Иэх!— безнадежно всхлипнул он и сел на землю. И лицо ладонями закрыл. Понял Кеймир, что и чайчи против него, раз по ложному следу пустил. Специально натравил на кибитку Аман-Назара, где по его расчетам должен был находиться Кият-ага. Добились-таки своего мир-садыковские прихвостни...
— Что случилось пальван, а ну-ка встань! — услышал Кеймир над собой спокойный голос Кията.
Батрак встал, склонил голову. Он был чуть повыше Кията и шире в плечах, а выглядел перед ним, как общипанный цыпленок. Полы халата не доставали до колен, а рукава едва прикрывали локти. Из-под халата виднелись прилипшие к ногам мокрые нижние штаны.
— Так что же тут происходит?— повысил голос Кият, трогая рукой пышную бороду...
— Ай, вот этот дурачок Назар-Мергена взялся среди ночи искать,— ответил Аман-Назар.— Не поделили чего-то...
— Что у тебя к нему? — спросил Кият.
— Сами разберемся,— злобно отозвался Кеймир.
— Молодец, если так,— сказал Кият. — Но все равно не позорь себя ни перед нами, ни перед нашими гостями. Поезжай-ка лучше на остров, да скажи Булат-хану, чтобы через две пятницы в Гасан-Кули приплыл. Маслахат большой будет. Смотри, не забудь.
— Не забуду, — безразлично отозвался Кеймир и зашагал к морю, к киржимам.
Взбудораженная толпа провожала его смешками и криками. Кеймир с шага перешел на бег, влетел во двор ра-бата и замолотил кулаками по двери чайханы. Никто не отозвался.
— Ну погоди, чайчи — собака старая! — пригрозил батрак. — С тебя-то я возьму свое. И за дружков своих, за Назар-Мергена и Мир-Садыка расплатишься. — Тут же он выскочил со двора и без оглядки бросился к своему кир-жиму. Он кинул с берега на борт доску, пробежал по ней, и его голос загремел в киржиме:
— Давай Курбан! Давай, Меджид! Давай — поплыли отсюда! Будь проклято это логово воров и смутьянов!
Напарники Кеймира заметались по палубе. Подняли парус. Они так и не могли понять, что произошло с Кейми-ром. Никогда его таким не видели. Грозный, рассвирепевший, как раненый лев, он внушал своим видом и голосом страх.
Киржим тотчас снялся и поплыл по взбудораженной ветром отмели.
ЧЕЛЕКЕН
Днем плыли, ночью спали на берегу. Трое спали, один стоял на страже. Три дня справа по борту тянулись унылые однообразные пески и такыры. Ни человека, ни скотины вокруг на десять фарсахов не сыщешь. Разгуливал пустынный ветер, раскачивал с разбойным свистом кусты саксаула на барханах и большими охапками бросал песок в Каспий, будто хотел засыпать его. Потом ветер дул с моря и бросал злые серые волны на песок.
Иногда в пути встречались небольшие заливы. Их мореходы обходили стороной. Не раз, бывало, из этих заливов выскакивали люди других племен, грабили, сжигали корабли, а торговцев уводили в неволю...
Остров завиднелся вечером, на закате солнца. Издали он показался чудовищем, которое залегло в море и поджидает глупых путешественников. Подплывут к нему — и проглотит оно людей вместе с их кораблем. Уж лучше бы и в самом деле встретилось им чудовище, — думал уныло Кеймир. — Разве лучше сейчас попасться на глаза Булат-хану, его нежной дочке — Тувак! Что он скажет им, куда делись деньги? Почему девичьи украшения не привез?
Четче, четче стали видны берега Челекена. Вот уже рыбацкие лодки и кибитки видны. По пять, по шесть кибиток стоят поселения родовые тут и там.
Поплыли мореходы вдоль западного берега. С борта весь остров, как на ладони. Поперек острова — возвышенность Чохрак, пересеченная узкой змеистой дорогой. По одну сторону хребта стада верблюдов бродят в зарослях колючки. По другую сторону, в низине — озера блестят, наполненные нефтью. Колодцы нефти тут и там разбросаны. Точно такие же, как водяные, только края сухой травой обложены, чтобы не обрушивались. Видно, как люди черпают из колодцев кожаными бадьями нефть и наполняют тулумы. Это Булат-хан готовит киржимы к отправке на Астрабадский берег. А может, для людей Кията— гасанку-лийцев — заготовляет черное масло. Те на киржимах приплывут к острову, погрузят тулумы и отправятся к Астрабаду.
Повозки — двухколесные арбы — движутся вверх через Чохрак, тянут их верблюды, вытянув шеи. С моря верблюды похожи на желтых лебедей.
Киржим обогнул северную косу острова и вошел в не глубокий залив. Сразу же открылся вид на кочевье: на бе регу — кибитки в два порядка, с десяток киржимов на при чале и люди возле лодок.
Сильно изменился Кеймир за время путешествия: осунулся, ссутулился, лицо побледнело, как от персидской лихорадки. Зубы сжал батрак — будь что будет. Встал у борта в старом драном халате, даже тельпека на голове нет. Из-под халата грудь волосатая проглядывает, прикрыть нечем. Подвели моряки киржим прямо к суше, сошли по широкой доске на песок. И люди сразу поняли, случилось что-то. Прежде, когда с удачей из чужого края возвращались, то на радостях из ружей вверх палили, сейчас глаза вниз опущены...
