Франц Энгел - Мера Любви
Джованни послал к жене мыловара одного из своих каноников, тот передал ей, что необходим человек для поездки в курию. Молодая женщина нашла такого человека, своего дальнего родственника, он забрал письмо. Джованни отправил его к своему дяде — миланскому архидьякону. В записке дяде он объяснял, что дело важное, и просил как можно скорее представить его к рассмотрению. Вдавливая свой епископский перстень в воск, Джованни представил себе, как вытянется лицо благообразного Роландо Буонтавиани, когда он прочтет, что понаписал его тихоня-племянник.
Теперь оставалось только молиться, чтобы с посланцем ничего не случилось в дороге, и терпеливо дожидаться ответа.
Мыловар исполнил приказание Джованни — отпустил жену погостить на ферму, принадлежащую семье ее младшей сестры. По городу ползли слухи: новый епископ спутался с женой Гильберта, обрюхатил ее, вот она и боится теперь показаться на глаза порядочным людям. Репутация Джованни безнадежно погибла.
ГЛАВА XV
О том, что у Джованни никак не получалось, чтобы и волки были сыты и овцы целы
Джованни еще пару раз заводил со своими нерадивыми канониками разговор о необходимости епископских визитаций. Но в конце концов ему пришлось махнуть на них рукой. Просить у капитула денег оказалось бесполезным занятием — все равно что пытаться остановить воду в реке. Джованни размышлял, можно ли обойтись вовсе без средств? Только вот как жить, совершенно не неся никаких расходов? Взять, к примеру, выезд из города. Для этого требовалось хотя бы Логику подковать. И так к чему бы не обратись, все разладилось. Джованни пересчитал оставшиеся у него деньги, а на следующее утро объявил каноникам, что у него нет иного выхода, кроме как просить помощи, коли уж они не способны ее оказать, у того, кто имеет возможность помочь, — а именно, у графа Честерского. Каноники всполошились и запротестовали столь энергично, что Джованни тут же решил при случае вновь использовать имя графа, ежели ему понадобиться чего-либо добиться от капитула. Каноники быстро переговорили между собой и обещали придумать как быть.
Скоро декан Брендан по простоте душевной намекнул Джованни, что, даст Бог, у них у всех появится возможность кутнуть. Декан имел при этом весьма довольный вид, улыбался, демонстрируя сломанный зуб, и трогал время от времени саднящую рассеченную бровь, а бывший тут же архидьякон Фольмар не мог не обратить на себя внимания огромным разбухшим синяком под левым глазом.
Джованни заподозрил не просто нечто неладное, но даже преступное, и послал на разведку старого Хильдебранда. В результате Хильдебранд пропал, боясь показываться Джованни на глаза и, следовательно, не желая объяснять, что происходит. Вместо Хильдебранда в епископский дом пожаловал аббат Бернард.
Дородный и румяный дом Бернард с достоинством поприветствовал Джованни на французском, весьма светским манером, и сразу бестактно объявил, что наслышан о его «подвигах».
— О каких подвигах? — не понял Джованни.
— Как же, как же, — с высокомерной туманностью изрек дом Бернард. — Хотя, сир епископ, в вашем возрасте только эдакого чего-нибудь и можно ожидать. Вы уж простите, но я, право, в замешательстве. Вы оказались еще моложе, чем я представлял. Ах, вы не думайте, я могу понять ошибки молодости, — дом Бернард покачал головой с недоброй усмешкой на толстом лице.
— Я вас не понимаю, господин аббат, — обиделся Джованни, — я, видите ли, не силен в иносказаниях.
— Не кипятитесь, Ваше Преосвященство, я вовсе не для того сюда приехал, — лицо дома Бернарда застыло, сделалось словно каменное. — Я требую вернуть моих монахов!
Джованни нахмурился. Вот и оправдались его дурные предчувствия.
— Как? Вы хотите уверить меня, что вам ничего не известно? — вскричал аббат, хотя Джованни не сказал еще ни слова. — Бросьте, разве это не по вашему приказу, мессир епископ, похитили двух моих братьев, прямо, можно сказать, из обители, как бедненьких овечек из овчарни?
— Подождите, — остановил аббата Джованни, — что бы ни случилось, это произошло не по моему приказу, — Джованни сделал ударение на частице «не». — У вас из обители пропали монахи?
— Из обители? — протянул дом Бернард, возведя очи горе. — Не совсем… И не пропали… Я точно знаю, что мои несчастные чада Христовы были вероломно похищены вашими людьми.
— Моими людьми? Должен вас разочаровать, господин аббат. Если вы имеете в виду каноников Святой Марии, то они кто угодно, но только не «мои люди».
— Ага! — вскричал аббат, — а тогда откуда вам известно, что это каноники?
— Сложно было догадаться, — пытаясь сохранять спокойствие, ответил Джованни. — Легки на помине.
Действительно, виновников не пришлось разыскивать: оба, декан и архидьякон, а с ними еще полдюжины людей явились сами, едва проведали о приезде аббата Бернарда. Замыкал шествие Хильдебранд, единственный в целости и сохранности из всей боевой компании. Джованни оглядел нахохлившихся каноников.
— Сколько, говорите, у вас монахов пропало, двое? — спросил он аббата, не скрывая сарказма.
Архидьякон выступил вперед и решительно обратился к дому Бернарду. Аббат побагровел.
— Что он сказал? — спросил у него Джованни.
— А? — не сразу сообразил аббат, — вы не…
— Да, — кивнул Джованни, — я их не понимаю.
— Он требует выкупа! — дом Бернард чуть не взвизгнул от возмущения.
— Сейчас разберемся, — Джованни подошел вплотную к архидьякону и скрестил руки на груди. — L'argent? — Он не сдержался и фыркнул, ничего не мог с собой поделать, ему одновременно было и грустно, ничего ж хорошего не произошло, право слово, но и смешно до невозможности глядеть на своих драчливых каноников.
Архидьякон согласно закивал и с нажимом заговорил что-то на своем языке, указывая на аббата.
— О чем он говорит? — обернулся Джованни к разгневанному дому Бернарду.
— Говорит, что мои братья напали на этих проходимцев, избили их до полусмерти и убили бы, если б не подоспела помощь, — раздраженно перевел аббат. — А потом моих несчастных овечек скрутили, и теперь держат под замком, требуя восстановления справедливости и возмещения ущерба за побои. Подлые твари! — дом Бернард погрозил каноникам кулаком.
Джованни нисколько не удивился, когда в ответ архидьякон показал аббату кукиш.
— Двое монахов чуть не убили восемь человек? Переведите им, будьте любезны, господин аббат!
Джованни наблюдал за реакцией архидьякона на свои слова. Тот не сразу нашелся, что ответить. В дело вступил декан Брендан.
— Он говорит, что мои монахи гневливы, жадны до чужого, и… я вообще отказываюсь это переводить, это все подлая клевета! — возмутился дом Бернард. — И наглое вранье, что моих бедных братьев застали на вашем поле. Чего бы им понадобилось на вашем поле, интересно мне знать?!
— Может, мы у них самих спросим? — предложил Джованни.
Аббат передал каноникам, что епископ желает видеть захваченных монахов. Каноники сначала вопросительно уставились на Джованни, а потом, видно, решили, что ему, как и им, слишком нужны деньги, чтобы он вдруг ни с того ни с сего встал на сторону аббата, и всей толпой отправились за монахами.
— Нет, ну каково! — аббат развел руками. — И что вы собираетесь делать, сир епископ?
— Прикажу освободить ваших овечек, что еще? С вами много людей?
— Да уж, тут по-другому нельзя.
— Надеюсь, в этот раз обойдется без побоев, — Джованни удивлялся, как это аббат не замечает всей комичности ситуации. — Жаль, конечно, братьев, но и каноникам досталось, нельзя отрицать.
— Сволочи ваши каноники! — буркнул в ответ дом Бернард, — я хотел сказать — пропащие души. Нелюди какие-то, про таких говорят, что у них сердца каменные, знаете ли, — аббат так и раздувался от сознания собственной значительности.
Когда привели захваченных монахов, двух дюжих молодцов, явилось раза в два больше народу, а вслед за канониками в зал пробрались и братья, приехавшие с аббатом.
— Развяжите их, — приказал Джованни каноникам, показав знаками, что от них требуется.
Они не поняли слов и не поверили своим глазам, ибо никак не могли ожидать от своего епископа такого предательского поведения.
— Вам придется их отпустить, — продолжал Джованни, — и возмещения вам, разумеется, не полагается. Странно было бы искать правосудия, будучи виновными. Думаю, вы и сами это прекрасно понимаете. Переведите им, господин аббат.
— Ничего они не понимают! И понимать не хотят! — вскричал аббат, но перевел все, что сказал Джованни.
Каноники возроптали. Джованни поднял руки, призывая к тишине.
— Если вы считаете себя правыми и моему суду не доверяете, давайте обратимся к третьим лицам. Кого вы почитаете достойным большего уважения? — Джованни подождал, давая аббату возможность перевести, чтобы последняя фраза прозвучала весомее.
