Ахмед Боков - Сыновья Беки
Хусену до этого года еще не приходилось зимой надолго выходить из дому. Только изредка ему позволяли немного побегать, в снежки поиграть, покататься на санках. А Хасан не раз ездил в осеннюю и зимнюю пору с отцом в лес или в поле.
– Работай ногами и руками, а не то холод тебя скрутит, – повторял он, строго поглядывая на Хусена.
Они уже выехали из балки на дорогу, что вела из Пседаха к ним в село, когда увидели всадника. Он остановился и уставился на арбу.
Хасан сразу узнал лесника Элмарзу. Кому бы еще пришло в голову в такую погоду остановить коня и ждать посреди дороги чужую арбу.
«Неужели он отберет дрова и нам придется ни с чем возвращаться домой? – подумал Хасан. – А если к тому же узнает, какие мы дрова везем, тогда от него так просто не отделаешься, не только дрова отберет…»
Дрожа от страха, Хасан подъехал к всаднику.
– А ну, стой! – приказал Элмарза. – Откуда в такую погоду?
Хасан придержал лошадь, но на вопрос не ответил, только потупился.
– Как же это вас отпустили в эдакую погоду?
Хасан опять промолчал. Да и что ему было говорить.
Лесник ведь не спросил, чьи они дети, не станешь же рассказывать, что у них нет отца, а мать поехать в лес не могла: осталась с больным братишкой.
– Откуда дрова везете?
– Из лесу.
– Неужели сами нарубили?
Хасан потупился, а Хусен хлопает глазами: то на лесника зыркнет, то на брата, но тоже молчит.
– Ну вот что, друг, – сказал Элмарза. – Мне все ясно. Выгружай, пока не поздно! Такой лес рубить не дозволено. И давай поживее!
Хасан не тронулся с места. Внешне он был спокоен, но в душе мальчик не на шутку рассвирепел. «Из-за дров мы промокли до нитки, – думал он, – дома холод, больной Султан, как же можно вернуться с пустыми руками?»
– Ну, ты что? Может, не слыхал меня? Говорю, сгружай, – значит, сгружай! Не задерживай.
– Я не задерживаю…
– Тогда поторопись.
– Не могу я сгружать…
– То есть как это «не могу»? А кто же нагрузил твою арбу, уж нет ли у тебя работника?
Элмарза спешился, привязал своего коня за оглоблю арбы и поднялся на воз.
– Смотри, какие дрова нарубил, – сказал он оттуда. – Тебя бы надо в Пседах препроводить да сдать пирстопу. Раз и навсегда забыл бы дорогу в лес!
«Почему же ты сам и рубишь такой лес, и отбираешь его у людей, и все домой к себе увозишь?» – хотел крикнуть Хасан, но вовремя сдержался, подумал: чего доброго разозлится лесник и правда к приставу отведет. А пристава даже взрослые боятся.
Сбросив немного дров, Элмарза сверху вниз посмотрел на детей. Хусен, весь синий, стучал зубами от холода, а Хасан, нахмурившись, косил одним глазом из-под вздернутой брови на лесника и тоже дрожал.
– Вы чьи будете-то? – спросил Элмарза.
Мальчики не ответили. Лесник, не сводя с них глаз, стал медленно спускаться с арбы.
– Ладно, езжайте, – махнул он рукой. – Да простит вам бог! Ураза сегодня начинается, не то бы…
Элмарза не договорил, и братья так и не узнали: пожалел он их или, может, возиться не захотел…
Лесник ускакал. Ребята, боясь, как бы он не раздумал и не вернулся, быстренько покидали дрова обратно и двинулись в путь. Уже подъезжали к селу, когда навстречу им показалась Кайпа.
Сердце материл не выдержало тревоги: дети ведь так задержались! Она шла искать их.
– Родненькие мои, – повторяла мать, всхлипывая, и обнимала то одного, то другого. – Одних я вас больше никуда не пущу! Где вы пропадали так долго?
– Мы бы уж давно были дома, если бы Элмарза нас не задержал.
– Ах, будь он проклят! Что ему от вас надо?
– Сначала хотел дрова отобрать, потом отпустил, – сказал Хасан.
– Удивительно, что отпустил. Наверное, потому и снег идет в такую пору.
– Он сказал, сегодня ураза начинается, потому и отпускает, – вставил Хусен.
– Родненькие мои, промокли до нитки. Сейчас я вас обсушу, отогрею, – приговаривала Кайпа, радуясь, что нашла своих мальчиков живыми и невредимыми.
Дети стеганули лошадь, она рванула. Хасан и Хусен побежали вперед.
– Дома сразу скиньте с себя мокрую одежду, – крикнула им вдогонку Кайпа, – я натопила кукурузными стеблями, у нас тепло…
Забыв об усталости, братья бежали по селу. Уже темнело.
– Ассалату, ва ассаламу…
Это голос муллы. С минарета деревянной мечети он возвещал о наступлении уразы.
Часть вторая
1
Весна в тот год наступила необычно рано. Старожилы утверждали, что давно так не бывало.
По весне главная забота о пахоте. Однако многие считали, что приступать к ней еще не время – ласточка не прилетела, а она как пить дать принесет с собой снег. Но не все так думали, иные решали по-своему: чего ждать, если двор уже весь затянут травой, будто ковром покрыт, и крапива вдоль плетня вытянулась уже по колено. Кто готов, пусть пашет, а кто не готов, тому не грех поторопиться…
У Гойберда сборы не долги. Он обстругал и заточил кол из сырого граба, купил у Соси две мерки кукурузы – и все сборы.
Огород ему соседи вспахали заодно со своим. С делянкой в поле дело посложнее – люди и со своей десятиной с трудом управляются. Вот и решил Гойберд сеять кукурузу под кол. А что поделаешь, коли лошади нет?
Ранним теплым утром, любуясь безоблачным небом и щурясь от яркого солнца, стоит он руки в боки у своего порога и, довольно потягиваясь, говорит:
– Бог милостив, решил порадовать бедный люд ранней весной.
«Только в мое положение Бог никак не войдет», – думает про себя Хажар, сидя на корточках возле Гойберда. Она всегда так присаживается после приступа кашля, выбивающего из сил. И с трудом поднимается только после того, как голова перестанет кружиться.
– И тебе полегчает, – оборачивается Гойберд к жене, – видишь, погода какая стоит?
– Да со мной будь что будет, – машет рукой Хажар, – лишь бы эту десятину засеять.
– Бог даст – засеем.
– В прошлом году не посеяли, так теперь вот совсем обнищали…
– В этом году подправимся.
– Не лучше ли с кем-нибудь, у кого лошадь есть, в паре наполовину сеять? Так бы оно вернее.
– Что нам полдесятины даст?
– А под кол посеешь – сорняки задавят кукурузу.
– Следить надо. Тогда и сорняк не страшен.
С минуту Гойберд молчит, потом вдруг резко бросает:
– Этот твой сискал сегодня не испечется, что ли?
Хажар тяжело поднимается и уходит в дом.
Гойберд еще долго стоит во дворе и с надеждой всматривается, не едет ли кто по улице. Неплохо бы зерно подбросить в поле на попутной арбе, а самому и пешком дойти можно. Но, как на беду, никого не видать. «Наверно, все уже в поле», – досадует Гойберд.
Но вот наконец с сискалом в сумке и с кукурузой в талсах, что перекинуты через плечо, опираясь на кол, Гойберд вышел за ворота.
Человеку, который какой уж год не реже чем раз в неделю пешком отмеряет путь во Владикавказ и обратно, дорога до Витэ-балки вроде как и не дорога.
За отцом следует сын – поможет в поле, будет бросать зерна в ямки, глядишь, все дело быстрее пойдет. В руках у Рашида сумка, но в ней всего два сискала да щепоть соли: чего нет, того не возьмешь. В поле можно еще и крапивы нарвать: там она посочнее да и почище, чем под плетнем.
Хасан тоже выехал в поле: хоть мал, а хозяин. Возраст – не помеха, была бы лошадь.
Они с Исмаалом договорились пахать с Товмарзой, братом Сями и Элмарзы.
Товмарза поначалу заартачился.
– Да какая же это лошадь? – развел он руками, увидев у своих ворот мерина Хасана. – Шкура, натянутая на жерди, да и только!
– Поимей совесть, Товмарза, не куражься над сиротами, – пристыдил Исмаал.
Хасан хотел было от обиды повернуть назад, да удержался. Куда подашься без плуга. В селе он есть не у каждого. Элмарза дает им свой, а они за это должны вспахать и его десятину.
Всю дорогу не унимался Товмарза.
– Нно, кляча! – покрикивал он. – Она едва тащит, как же пахать-то будет?
– Еще как будет, – отрезал Исмаал, – получше твоей. Я в прошлом году пахал на ней, знаю.
– Посмотрим…
Едва перебрались через Согап-ров, увидели вдали мужчину и мальчика. Мужчина с палкой в руках, а мальчик помахивает то ли сумкой, то ли узелком каким-то.
– Сдается мне, это Гойберд, – сказал Исмаал, – походка его.
– А с чего бы он с такой большой палкой? – хихикнул Товмарза.
Хасан знал, что в руках у Гойберда не палка, но разговаривать с Товмарзой не хотел.
Скоро они нагнали пешеходов. Это и правда были Гойберд с Рашидом.
– Эй вы, идите забирайтесь на арбу, – великодушно разрешил Товмарза.
– Благодарим. Мы пешком дойдем, – ответил Гойберд.
– Что ж, тебе не привыкать.
– Ты прав, Товмарза. Мне не привыкать. А что делать? Так уж устроен этот мир: одному в нем легко, а другому трудно.
– Ладно, Гойберд, не сердись ты на этого зубоскала. Идите садитесь.
Исмаал подвинулся, освободил возле себя место. Гойберд, за ним и Рашид быстро влезли на арбу.
– А для чего тебе этот кол? – не унимался Товмарза.
